Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав

Кое-где, особенно на нижних этажах, в окнах уже начали золотиться тусклые отсветы зажигаемых ламп. Этот слабый свет позволял лучше разглядеть ступени, но Кериза все же предупредила:

— Мы живем высоко, прости, но зато там и воздух чище, и вид у нас прекрасный. Дом напротив ниже, и над его крышей видна Бирса. Осторожнее, эта ступенька надломлена. Ох, нужно прижаться к стене, потому что Этибель идет с ведрами. Это моя подруга, она живет еще выше.

— А, Кериза, — окликнула та, — только возвращаешься? Значит, не слыхала, какой шум был в доме Герешмуна. Умереть со смеху… Ох, прости, я и не заметила.

Она окинула Кадмоса испытующим, почти кокетливым взглядом и сбежала вниз, позвякивая пустыми ведрами.

— Ты… ты тоже живешь так высоко, Кадмос? — смущенно спросила Кериза.

Рыбак рассмеялся.

— О нет. У меня… есть одна каморка, у самого порта, да я там редко бываю. Я бы без моря не выдержал. Мне нужны свобода, простор, движение.

— Да… Тяжело в такой тесноте, как здесь, — тихо, с явной тоской в голосе ответила девушка и быстрее зашагала вверх по крутой лестнице.

Кадмос нарочно медлил, чтобы в слабом свете, падавшем из окон, лучше рассмотреть девушку. Складная, смелая, пышущая здоровьем. Из-под туники порой мелькают ноги — изящные, но сильные. Вся она — словом, то что надо. Стройная, но не худая, гибкая, с красиво очерченными бедрами и грудью, а волосы, о, волосы у нее дивные. Она убирает их в узел, как гречанки.

Старик Макасс принял гостя без удивления, просто и дружелюбно. Когда же Кериза поспешила заверить, что Кадмос приберег для нее огромную мурену, такую большую, что хватит и на завтрак, каменотес еще больше просиял.

— Мурена? О, это лакомство! Где ж ты ее поймал, молодой человек? Говорят, их все труднее добыть.

Кадмос весело рассмеялся.

— Эх, так болтают те, кто боится ловить зубастых рыб. Кто ищет, тот всегда найдет. А эту я поймал в заливе за мысом Камарт. Знаешь те места, почтенный?

— Знаю где, хоть и не бывал там. Много моих стел стоит там на могилах вельмож. За мысом Камарт, говоришь? Это не так уж далеко. Разве ты не заплываешь дальше?

Рыбак чуть не обиделся.

— Я? Я бывал у Геркулесовых столбов, бывал на Эвксинском море, до самых берегов Колхиды доходил. Мало сыщется островов и заливов, где бы я не был. А в этом году, может, отправлюсь и в Туманные моря за оловом или еще дальше — за электром.

— Ого, да ты, я вижу, бывалый моряк! И это ты-то ловишь рыбу!

Кадмос вдруг нахмурился и махнул рукой.

— А что мне делать? Манят далекие моря, далекие земли, да как до них добраться? На такой лодке, как моя, и говорить нечего. Нужна хотя бы бирема. А где ее взять? Разве что в услужение к богатому купцу. С меня хватит! Ух, надолго хватит!

— А ты говорил о Туманных морях. Как же ты туда отправишься? Лишь самые богатые и отважные купцы шлют туда галеры. Да и то не поодиночке.

Кадмос кивнул, на этот раз с гордостью.

— Знаю. Но у меня будет своя галера. Море вознаграждает тех, кто его любит и верно ему служит. Вот и нам… нас ведь на лодке трое, мы друзья… вот и нам море подарило сокровище.

— О? Жемчуг, может?

— Жемчуг? В этих водах? Нет! Но, может, и получше кое-что. Мы нашли месторождение, богатое месторождение раковин, из которых добывают пурпур. А ты знаешь, почтенный, как трудно их найти и как цены на них растут. Наши красильщики, хоть бы тот же Абдмелькарт, щедро заплатят.

— Верно, верно. Богатое месторождение? Ну, значит, вам повезло! И где же это? Если, конечно, можешь сказать.

— Тебе, почтенный, я могу довериться, — смело ответил Кадмос, искоса взглянув на Керизу, которая чистила и потрошила рыбу. — Это возле острова Керкина. Там есть…

— Тсс! Не хочу знать! Возле Керкины? Ну, тогда я тебе советую — торопись. Очень торопись. И не трать время на сбор раковин, а продай всю находку целиком. Понимаешь?

— Но мы же на этом потеряем.

— Либо вы, либо тот, кто купит. Керкина? Напротив порта Тене? Советую тебе — продавай скорее.

— Не понимаю, — удивился Кадмос.

Макасс не ответил, но повернулся к дочери и долго, со знанием дела, поучал ее, как приправить рыбу, сколько добавить кардамона и даже чуточку, самую малость, ассафетиды, которая хоть и не пахнет, но вкус улучшает отменно.

Когда Кериза занялась готовкой у очага, Макасс долго не возвращался к прерванному разговору. Он достал кувшин с вином, по греческому обычаю смешал его с водой в кратере и, попивая с гостем, коротал время в ожидании ужина. Говорил он больше о себе и своих бедах. Вот, недавно хозяин дома пришел с такой идеей, предложением скорее: два года он не будет брать с них платы за жилье (а берет, проклятый ростовщик, по пять сиклей в месяц — за эту кухню и две душные каморки-кубикулы без окон!), так вот, не будет брать ничего, но за это Макасс должен высечь ему достойный машебот.

Кадмос кивнул. Машебот, надгробие установленной обычаем формы, был непременным знаком уважения к памяти усопшего. На нем высекали его фигуру и соответствующую надпись. Разве что преступников хоронили без такого свидетельства памяти. Обычно надгробия ставили дети или другие родичи, но тот, кто был одинок, готовил его для себя еще при жизни.

— Да! — сердито проворчал Макасс. — Дело вроде бы обычное, но работы столько, что мне и полгода пришлось бы тесать. А на что жить? Кериза зарабатывает лишь от случая к случаю, да и то гроши…

Он оборвал себя и повернулся к дочери:

— Ах да, чуть не забыл. Тебя зовет к себе достопочтенная Элиссар, жена Гасдрубала-шалишима.

Гостю он пояснил с явной гордостью:

— Кериза — известная мастерица укладывать волосы. Ого, пожалуй, никто так не умеет укладывать локоны. Даже знатные дамы, у которых есть свои искусные рабыни-парикмахерши, посылают за Керизой, когда хотят выглядеть особенно красиво.

— Я не стану запрещать, — серьезно ответил Кадмос. — После свадьбы она сможет и дальше этим заниматься.

— После свадьбы? — старый каменотес удивленно взглянул на него. — Ей еще не время. К ней сватался тот толстяк…

— Отец! — смущенно, с явной досадой перебила Кериза.

Макасс осекся, крякнул.

— Это дело обычное, — спокойно продолжил Кадмос, — но неважно. Как только она выйдет за меня…

— Ты меня еще не просил! — с обидой и возмущением воскликнула Кериза.

— Зачем? Мы и так друг друга понимаем. Не притворяйся.

Макасс достал из тайника лучшее вино и уже не разбавлял его водой. Вскоре они оба с будущим зятем заговорили откровенно и громко.

— Стало быть, хочешь взять Керизу? Ну, твоя воля! Девка ничего, что и говорить. Вся в мать пошла. Ты должен увидеть, какую стелу я ее матери высек. Красивее нет даже у дочери Абибаала. Той самой, что, знаешь, лежит среди одних вельмож на мысе Камарт. Я мог себе это позволить. Не то что теперь.

— Теперь все хуже.

— Верно говоришь. Мудрый ты, хоть и молокосос, а девку у меня забрать хочешь. А она послушная, работящая. Со всем сегодня стало хуже. Взять хоть Бомилькара, богача, с родом Баркидов в родстве, что он творит? Нашел отличную глину на пустыре, за стеной Мегары, а теперь, по наущению какого-то дьявола, проклятый, печи построил, рабов нагнал и обжигает из этой глины гробы. Понимаешь? Вместо того чтобы тесать камень, как велось испокон веков, этот лепит из глины — быстро и дешево. И чем жить каменотесу? Когда храм строят, капители и статуи высекают храмовые рабы. Иеродулы, псы бы их драли!

— Везде одно и то же. И у нас, рыбаков, то же самое. Этот Санхуниатон…

— Из рода Магонов? О, на этого не говори ничего плохого. Род достойный, никаких там воинов, одни купцы да жрецы. Этот Санхуниатон дал мне хорошо заработать, когда строил новый фонтан в доме своей любовницы.

— И что с того? От этого он сразу порядочным стал? А именно что нечистый боров, помет паршивого верблюда! Чтоб проказа изъела ему пах! Знаешь, что он сделал? Закупил тридцать лодок, посадил на них рабов и посылает на лучшие рыбные места. А как появится кто из нас, свободных, так они гонят, сети рвут, бьют, и всегда толпой.