В тени богов. Императоры в мировой истории - Ливен Доминик

Во время гражданской войны, которая предшествовала окончательному закреплению Тан на троне, император Гао-цзу признавал своего старшего сына, рожденного императрицей, своим наследником. Он сделал это в соответствии с конфуцианскими представлениями о старшинстве и престолонаследии. Но после окончания войны Гао-цзу словно бы вернулся к степной и тюркской традиции позволять своим сыновьям бороться за престол. Он никак не поддержал притязания старшего сына на власть. Он лишь удостоверился, что противостояние не выйдет за пределы столицы и дворца, не позволив ни одному из сыновей заручиться поддержкой в империи. Поскольку любые столкновения, выходившие за стены дворца, могли перерасти в гражданскую войну и погубить династию, это было весьма разумно. Когда Гао-цзу взбунтовался против Суй в 616 году, ему исполнился 51 год, поэтому вопрос о престолонаследии не терпел отлагательства. Новая династия Тан не обладала достаточной легитимностью, и ей было не выжить без компетентного наследника на троне. В 626 году конфликт разрешился: принц Ли Шиминь, будущий император Тай-цзун, заманил в ловушку и убил двух своих старших братьев у дворцовых ворот. Возможно, Гао-цзу поверил Ли Шиминю, который заявил, что братья пытались его отравить (и поверил, вероятно, не зря), но, как бы то ни было, он, очевидно, смирился с гибелью сыновей и своей отставкой. Ему был 61 год, и можно предположить, что он даже обрадовался возможности с честью уйти на покой, которую ему предоставил Тай-цзун. Безусловно, он возликовал, что опасный вопрос о престолонаследии разрешился и будущее его династии оказалось в надежных руках².

Тай-цзун был несомненно одним из величайших императоров в истории. Грозные китайские монархи более поздних эпох, например Хубилай из династии Юань (монгольской), Хунли из династии Цин (маньчжурской) и Юнлэ из династии Мин, во многом ориентировались на него. Ведущий западный эксперт по китайской военной истории называет его “гением” и “одним из самых титулованных военачальников во всей китайской истории”, но Тай-цзун также был чрезвычайно эффективным администратором и политическим лидером. Он “явно имел вкус к драматическим и ярким жестам” и был главным пропагандистом режима. В 628 году многие провинции пострадали от нашествия саранчи. Оплакивая несчастья своих подданных-крестьян, император в присутствии множества людей съел саранчу, сказав при этом насекомым: “Люди нуждаются в зерне, как в самой жизни, а вы пожираете его. Ешьте лучше мои кишки и легкие”. Эта и другие истории о Тай-цзуне предавались широкой огласке, глубоко проникали в фольклор и укрепляли легитимность императора, который постепенно обретал все большую славу³.

Тай-цзун завоевал репутацию как блестящий полководец во время гражданской войны, когда его военный гений сыграл решающую роль в победе Тан. Он с 19 лет командовал армиями. Возникший из-за гражданской войны хаос существенно ослабил Китай и открыл его для вторжения тюрков, войска которых едва не заняли столицу Чанъань в 620 и 626 годах. Во втором случае китайцы дорого откупились от тюркского кагана, что Тай-цзун счел глубоко унизительным. Используя борьбу за престолонаследие в Тюркском каганате и влияние засухи на лошадей кочевников, Тай-цзун быстро повернул ситуацию в свою пользу. За четыре года его контрнаступление уничтожило Тюркский каганат и обеспечило Тан господство на северных приграничных территориях. Единственное поражение Тай-цзун как военачальник потерпел в своей первой кампании в Корее в 645 году, когда столкнулся с той же неблагоприятной комбинацией расстояния, климата и логистики, которая погубила последнего императора из династии Суй. Тай-цзун умер в 648 году, готовя новое масштабное наступление, чтобы поставить Корею на колени. Хотя существовали и веские стратегические причины подчинить Корею власти Тан, важнее в этом случае были соображения личного престижа и легитимности династии.

В сравнении с северной степной границей, Корея имела меньшую значимость, поэтому крупные вторжения, организованные династиями Суй и Тан, привели к необоснованному расходованию ресурсов. Победы Тай-цзуна на северном фронте, напротив, открыли дорогу к серьезной китайской экспансии далеко на северо-запад. Одним из следствий этого было восстановление евразийского Шелкового пути. Впрочем, стратегические последствия китайской экспансии были важнее увеличения объемов внешней торговли. Обосновавшись на границах Внутренней Азии, китайцы получили возможность собирать информацию о своих ближних и дальних соседях, а также проводить искусную, но малозатратную дипломатическую политику по принципу “разделяй и властвуй”, чтобы гарантировать безопасность имперских границ. Экспансия обеспечила Тан контроль над горными перевалами и плодородными коридорами, которые вели из степи прямо в сердце Китая. Господство над этими двумя ключевыми стратегическими пунктами означало, что отныне безопасность обходилась дешевле. Контроль над просторными пастбищами к северу от Хуанхэ позволил династии создать сеть “фермерских хозяйств”, где сосредоточивались, разводились и тренировались лошади, верблюды и мулы. В 725 году в этих хозяйствах содержалось около 430 тысяч лошадей и 336 тысяч других животных. Поскольку лошади имели первостепенное значение при ведении войн на северном степном фронте, а верблюды и мулы использовались на войне для перевозки грузов, обладание этими северными пастбищами имело колоссальное стратегическое значение для династии Тан.

В своих кампаниях Тай-цзун всегда пытался заставить противника перейти в наступление, чтобы получить отсрочку и измотать вражеское войско благодаря умелому использованию оборонительных сооружений и разрушению коммуникаций силами легкой кавалерии. Терпение, осторожность и хитрость дополнялись тщательным планированием военных операций, поставок и логистики. К лучшим качествам Тай-цзуна относились его способность к стратегическому планированию кампаний, а также умение выбирать себе в помощники первоклассных военачальников. Тай-цзун тонко чувствовал момент, прекрасно разбирался в психологии и инстинктивно нащупывал у противника слабые места. Наступательная и оборонительная тактики в его представлении были равноправны, и, чтобы победить, необходимо было правильно их сочетать. Когда наступал момент для контратаки, осторожность превращалась в опасную и уверенную агрессию. Тай-цзун в атаке был беспощаден и затем применял свою быструю кавалерию, чтобы обратить разбитого противника в бегство. Тай-цзун был отважным воином и подавал пример другим на поле боя, но при этом не был склонен к безрассудству на манер Александра Македонского. Он был воспитан в китайской традиции холодного и реалистического военного планирования, которая восходила к Сунь-цзы и еще дальше вглубь веков. Он понимал, что война – это не игра в кости и тем более не арена для борьбы мужских эго. Ее нужно анализировать, рассчитывать и планировать. Но главное – она всегда должна служить реалистичным политическим целям. В отличие от Александра, Тай-цзун остро чувствовал ответственность за судьбу своей династии и сообщества, которым управлял он сам и другие ее представители⁴.

В эпоху Тан подавляющее большинство государственных чиновников назначалось по рекомендации министров и провинциальных элит. Существовала и система экзаменов, которая открывала путь в чиновничество небольшой доле “чужаков”, способных дослужиться до высоких постов. Тай-цзун беседовал с каждым кандидатом на сдачу ежегодного столичного экзамена, самого ответственного из всех. Благодаря этому он узнавал и впоследствии назначал на должности некоторых из лучших молодых чиновников империи. Он также старался лично оценивать подготовку кандидатов на должности губернаторов провинций и выбирать среди них самых достойных. Но главное – он демонстрировал великолепное чутье при выборе министров, формируя стабильный ближний круг надежных и мудрых советников, которые верой и правдой служили ему на протяжении его 22-летнего правления. В эту группу входили люди, которые прежде служили его отцу и братьям, а также те, кому он сам давно оказывал покровительство.