Пираты Марокко - Волошин Юрий

На ночь путники остановились у невысокой скальной гряды и выбрали тихое место между нагромождением камней, привалив проход более мелкими обломками.

– Арман, брось ослу пучок травы, что захватили с собой, а я займусь ужином. Потом насобирай сухой травы на костер.

– Угу, – недовольно отозвался Арман и нехотя поплелся выполнять приказ.

Пьер дал ослу несколько глотков воды, потом напоил Мирсата и лишь потом попил малость сам. Он поболтал бурдюком и тревожно скривился.

– Мирсат, – обратился Пьер к арабу, – как ты думаешь, мы не слишком медленно двигались?

– Медленно, – ответил тот, с трудом ворочая языком. – Если и завтра мы так же будем двигаться, то можем и не дотянуть до колодца.

– А мы верно идем? Не сбились с пути?

– Не беспокойся, руми, верно. Я тут уже раз ходил.

– Как же можно за один раз запомнить путь в этом нагромождении камней, осыпей и песков?

– Ты городской житель, руми, а я родился в пустыне и много времени провел с бедуинами, шастая по здешним местам. Я многое запоминаю, но бедуины и особенно туареги знают местность намного лучше.

– Как ты себя чувствуешь, Мирсат? Тебе не легче?

– Плохо, но рассчитываю выжить. Вчера было так же, но сегодня мы проделали тяжелый путь, так что можно считать, что мне лучше. Завтра поглядим, как все будет. Если бы не боль в голове! И пить страшно охота! Да поможет мне Аллах, милостивый и милосердный!

Быстрые сумерки перешли в ночь, свет маленького костра едва выхватывал из мрака очертания камней и гальки, на которой расположились путники. Подстилками им служили лишь тонкие накидки.

Осел медленно бродил поблизости, выискивая чахлые стебли травы и кустарника. Он часто оборачивался к людям, словно прося дать воды, а его печальные глаза отражали свет костра, поблескивая в темноте.

Отдаленный лай шакалов и треск цикад не нарушали общей тишины пустыни. Жара сменилась прохладой, и к утру путники дрожали от холода, тщетно кутаясь в обрывки накидок.

Друзей разбудил голос Мирсата:

– Эй, руми, вставайте! Уже утро скоро. Пора в путь.

Было еще темно, но на востоке уже угадывалась утренняя заря. Окоченевшие члены с трудом начинали двигаться, но надо было торопиться. Пьер засуетился, поспешил приготовиться к дороге.

И солнце еще не вышло из-за бугристого горизонта, а путники уже тащились по каменистой тропе, которая угадывалась лишь одним Мирсатом.

С утра, по холодку идти было приятно, люди постепенно разогревались. Они пытались до наступления жары пройти как можно дальше.

– Мирсат, ты хоть малое улучшение чувствуешь? – все спрашивал араба Пьер, тревожно поглядывая на него.

– Руми, сегодня мне лучше, я это сам уже почувствовал. Так что гоните осла и меньше обращайте внимания на меня. Я выдержу.

– Слушай, Мирсат, а не лучше ли нам двигаться ночью? Тогда меньше нужно воды, а днем можно спать, укрывшись в тени скалы или найдя какую расщелину, а?

– Может быть, руми, но ночью легко можно сбиться с пути, а это уже верная смерть. Лучше не рисковать. Мы и так сегодня вышли очень рано.

Разговаривать не хотелось, и путники шагали молча, каждый погруженный в свои думы. А они были совсем не веселы.

Дневной привал устроили в тени скалы, где ветер посвистывал в проделанных за тысячелетия щелях и отверстиях. В лощине виднелись редкие пучки трав, и осел немного пощипал их.

– Бедный наш осел! – вздохнул Пьер, указывая на животное. – Хоть он сможет выдержать путь, скажи, Мирсат?

– Без воды умрет завтра, но она у нас еще есть, так что может протянуть еще день.

– Но без него нам тоже крышка?

– Верно, руми. Без осла нам не дойти. Вы-то дойдете, а я… Но без меня и вам не дойти, руми, – поправился Мирсат, тревожно вглядываясь в глаза Пьера.

– Когда можно надеяться прийти к колодцу?

– Завтра не придем, руми. А идти всю ночь у нас сил не останется.

– Стало быть, с водой совсем плохо… Ее осталось в бурдюке на донышке. Всего по нескольку глотков.

– Лучше не думать об этом, руми. Помочь нам может лишь Аллах. Молитесь усерднее и уповайте на Бога. Да снизойдет на наши головы благодать Всемогущего и Всемилостивейшего! Аллах акбар!

Вечером путники выпили по три глотка воды, поели немного и молча устроились спать. Мрачные мысли не давали возможности даже перекинуться словом, а увеличившиеся от жажды языки с трудом ворочались во рту.

Полночь только миновала, а Мирсат уже поднимал друзей.

– Руми, есть возможность к полудню выйти к колодцу. Так что терять время не стоит. Надо спешить. Мы уже немного отдохнули и можем продолжать путь. Торопитесь!

Арман с руганью и злобными взглядами стал медленно готовить осла в дорогу. Тот понуро уставился в землю, видимо, понимая, что это его последний день под солнцем.

Ему дали два глотка воды, оставив себе тоже по паре глотков на крайний случай.

Все тронулись в путь, но вчерашней прыти не получилось. Шли медленно, Мирсат со вниманием всматривался в ночной пейзаж, кивал, что-то бормотал себе под нос и направлял осла в нужном направлении.

Часа два после восхода солнца Мирсат остановил осла и огляделся по сторонам. Потом сказал странным каким-то голосом, прерывающимся не то от волнения, не то от того, что язык плохо ему уже подчинялся:

– Скоро колодец! Часа два осталось пути.

– Тогда, наверное, можно выпить оставшуюся воду, а? – В голосе Пьера звучала надежда.

– Давай сюда бурдюк, руми. Надо ослу дать малость, остальное нам.

Пьер вылил в маленький котелок всю воду, сделал сам два глотка, передал остальным, а остаток поднес к морде осла. Тот жадно припал к колыхавшейся поверхности воды, но больше двух глотков и ему сделать не удалось. Вода кончилась. Язык животного тщетно вылизывал дно.

– Пошли, руми, надо торопиться, пока внутри нас еще есть вода, – сказал погонщик и заколотил пятками по впалым бокам осла.

Прошло два часа, но колодца не было. Путники вдруг остановились, привлеченные неясными звуками, не похожими на обычные шумы пустыни.

– Что за шум? – с трудом шевеля языком, спросил Пьер.

– Может, это нам мерещится? – в свою очередь спросил Мирсат. – Надо пойти и глянуть. Это недалеко.

– Я пойду, – с готовностью отозвался Пьер. – Вы тут располагайтесь. Лучше укройтесь подальше от тропы, поищите тень, а я постараюсь побыстрее вернуться.

Пьер проследил, куда направились товарищи, вздохнул и поплелся на неясные звуки. Идти было очень трудно. Глаза слипались, а дыхание вырывалось из открытого рта со свистом и шипением.

Полчаса трудного пути привели Пьера на пригорок, загроможденный камнями. Он прилег отдохнуть, прислушался. Шум стал явственнее, и в нем отчетливо можно было выделить отдельные крики. Пьер приподнялся на локтях, оглядывая местность, и заметил вдали толпу людей в синих покрывалах. Они носились на конях, размахивали саблями и копьями.

Пьер понял, что перед его глазами происходит одно из множества так частых здесь сражений за колодец между враждующими племенами или родами. Он затаил дыхание и стал жадно всматриваться в происходящее. Битва явно шла на убыль. Некоторые всадники уже бросились бежать в пустыню, остальные еще сражались. На каменистой земле лежало с дюжину тел, кони испуганно бегали по долине, лишившись всадников.

Наконец последние всадники побежденных ускакали или сложили свои непокорные головы, и битва угомонилась. Три десятка воинов, в которых Пьер угадал туарегов по их синим накидкам и закрытым лицам, спешились.

Они быстро собрали оружие, поймали лошадей, напоили их и сами напились. Трупы сложили в выемку вдали от колодца и забросали их камнями. Недалеко от колодца растянули два шатра и принялись лечить своих раненых и готовить победный обед. Радостные голоса этих людей хорошо были слышны Пьеру, а он в отчаянии не знал, что предпринять. Потом вздохнул, отполз подальше, встал и побрел к товарищам, едва различая направление.

С большим трудом Пьер нашел своих спутников. Кричать он опасался. Они лежали головами в тени и не шевелились. Пьер испугался было, но потом заметил, что все дышат, даже ослик, лежащий тут же.