Несущий огонь (ЛП) - Корнуэлл Бернард

Слыхал я, что Иеремия, безумный епископ — отличный мореход, и похоже, так оно и есть — ведь он покинул Думнок в конце дня, и значит, вошёл в Уэвенге уже в наступающей темноте. Сейчас Богоматерь вышла из устья реки, уверенно обходя мелководье. Её раздувавшийся вдалеке парус был украшен крестом. Корабль двигался быстро, легко скользил в открытое море, рваные снасти трепал ветер. И я уже видел, как развеваются по ветру седые волосы Иеремии — он держал рулевое весло.

Меня удивило, что Иеремия оставил Думнок, не дожидаясь отплытия флота Этельхельма, не пошел вместе с ним, и теперь я получил ответ. Я считал его союзником Этельхельма — естественное предположение после того, как тепло приветствовал Иеремию Этельхельм. А ещё я слышал, как Иеремия хвастался даром Этельхельма — заляпанным пояском, якобы принадлежавшим матери Христа, а скорее всего — полоской грязной ткани, обрывком рубахи кухонного раба.

Союз между Этельхельмом и Иеремией имел смысл. Может, Иеремия и безумец, но всё же у него есть пристань и форт в устье реки Тинан, и в то время как Константин предъявляет права на земли Беббанбурга, Иеремия владеет самым северным фортом Нортумбрии. У него есть корабли и воины, а главное — он лучше всех знает побережье Нортумбрии. Я сомневался, что мореходам западных саксов известно, где скрывались мели и подводные скалы, а вот Иеремия знал, так что, собираясь в крепость, Этельхельм был бы рад взять его проводником. Я не сомневался, предполагая, что он союзник Этельхельма — до тех пор, пока не увидел его тёмный корабль выходящим из Уэвенге, чтобы присоединиться к флоту Эйнара. Я увидел, что он помахал Трианаид, а потом Богоматерь повернула на север и вышла в море вместе с врагами Этельхельма.

— Он шпионил для них в Думноке, — сказал я.

— Я думал, он союзник лорда Этельхельма, — Ренвальд был удивлён не меньше меня.

— Я тоже, — признался я.

Теперь, кажется, Иеремия стал союзником скоттов. Я рассматривал его корабль и думал, что неважно, чей он союзник, главное — он мой враг.

Скотты — мои враги.

И западные саксы — мои враги.

Гарнизон в Беббанбурге принадлежит моему врагу.

Иеремия — мой враг.

И Эйнар Белый — тоже.

Остается надеяться, что другом станет мне судьба.

Мы плыли на север.

В Гримесби, хоть он и меньше Думнока, стояли такие же побитые непогодой и морем дома, там так же пахло солью, гарью и рыбой, и такие же просоленные морем рыбаки тяжко трудились, добывая себе пропитание в холодных высоких волнах. Там имелись пристань и стоянка для кораблей, а за городским рвом тянулось унылое болото. Гримесби считался нортумбрийским, а значит ривом в тот год был датчанин по имени Эрик — человек с суровым лицом и сильными руками, обходившийся со мной с осторожной учтивостью.

— Значит, ты уходишь, господин? — спросил он.

— Во Фризию, — ответил я.

— Я слышал об этом, — сказал он, потом помолчал, выковыривая козявки из толстого носа. Он сбросил их на пол таверны. — Я намерен взять налог за всё, что ты вывозишь из порта, — продолжил он, — лошадей, домашний скарб, товары — за всё, кроме людей и провизии.

— Этот платеж пойдет королю Сигтрюгру?

— Да, — с опаской ответил он. Он знал — мне известно, что заплатит он только часть того, что причитается, возможно даже преступно малую часть. — Я плачу Йорвику налог и причальные сборы.

— Конечно, я так и знал, — ответил я и положил на стол золотую монету. — Думаю, Сигтрюгр простит мне, если я не заплачу, согласен?

Он широко открыл глаза от удивления. Когда в последний раз я платил в Гримесби причальный сбор, он составлял один пенни в день. Монеты, лежащей перед ним на столе, хватило бы, чтобы на год оплатить стоянку для целого флота.

— Я считаю, он простит тебя, господин, — сказал Эрик.

Монета исчезла.

Я положил на её место серебряную монету.

— Я забираю в море три своих корабля, — сказал я ему, — ухожу на две недели, а может, и дольше. Но не беру с собой женщин и детей. Они останутся здесь.

— Женщины в море приносят несчастье, господин, — ответил он, пожирая глазами монету. Ему не терпелось узнать, что ещё я хотел купить.

— Моим женщинам нужна защита, — сказал я. — Я мог бы оставить здесь воинов, но мне понадобятся все мои люди. Мы поплывём, чтобы захватить земли во Фризии. — Он кивал, показывая, что верит. Может, он верил, а может и нет. — Мне ни к чему на борту женщины и дети, — продолжил я, — ведь, возможно, нам придётся сражаться с лордами Фризии, обороняющими этот клочок земли.

— Уж конечно, они не нужны, господин.

— Но мои женщины должны оставаться в безопасности, — напирал я.

— У меня найдётся дюжина хороших воинов, чтобы проследить за порядком, — ответил он.

— Значит, когда я вернусь, — сказал я, — или когда пришлю людей за своей семьёй, все они будут в безопасности, и вреда им никто не причинит?

— Я клянусь тебе, господин.

— Сигтрюгр пришлет людей для их охраны, — сказал я.

Я отправил Сигтрюгру послание и был уверен, что он пришлёт несколько воинов. — Но эти люди прибудут только через день или два.

Он потянулся за монетой, но я накрыл её ладонью.

— Если к моим женщинам станут приставать, — сказал я, — знай, что я ещё вернусь.

— Обещаю, они будут в безопасности, господин.

Я убрал руку, и вторая монета исчезла. Мы оба плюнули на ладони и пожали друг другу руки в знак согласия.

Мой сын привёл в Гримесби шесть кораблей, нагруженных людьми. Женщин, детей и тяжёлый груз привезли на кораблях по реке, а воины скакали на конях из Эофервика. Все таверны в городе переполнились, и некоторые семьи жили на борту трёх боевых кораблей, стоявших у самого длинного городского причала. Неподалёку, на пирсе, стояли три больших торговых судна, купленные моим сыном.

— На них не хватит места для двух сотен лошадей, — мрачно сообщил он мне, — хорошо, если сможем поместить шестьдесят. Но это единственные корабли, которые удалось купить.

— Они сгодятся, — сказал я.

Теперь оснащением судов для перевозки лошадей занялся Берг.

— Люди часто меня спрашивают, зачем это, господин, — сказал он мне, — и я им отвечаю, как ты велел — что я не знаю. Только, похоже, всем известно, что мы собираемся во Фризию.

— Ну и хорошо, — сказал я, — очень хорошо. И тебе больше незачем хранить этот секрет.

Берг строил в трюмах стойла, необходимая предосторожность, чтобы удерживать перепуганных лошадей во время путешествия по морю. Берг командовал работой, и люди старались, а у меня не хватало духа сказать ему, что эти корабли, возможно, и не понадобятся, что они — просто часть обмана, чтобы попытаться убедить всех вокруг, будто я оставил все мысли отвоевать Беббанбург и вместо этого увожу своих людей и скот в новые земли. Я безрадостно думал, что в конце концов эти корабли придётся продать, и наверняка за них не удастся выручить ту цену, что я заплатил. На ближнем корабле стойла строили с десяток человек, громко стучавших молотками и пилами.

— А сейчас останови работу, — приказал я Бергу, — и сними с этих трёх кораблей звериные головы.

— Снять их, господин? — удивился он.

Два из трёх боевых кораблей венчали прекрасные, недавно вырезанные драконьи головы, а третий, самый большой, украшала великолепная голова волка. Берг поставил их, чтобы порадовать меня, а я теперь требовал снять их с носа кораблей.

— Сними их, — велел я, — и приладь христианские кресты.

— Кресты! — поразился он.

— И большие. А людям, живущим на тех трех кораблях, придется сегодня же убраться. Они могут и на торговые суда устроиться. А мы поднимем паруса завтра на заре.

— Завтра, — радостно повторил он.

— И вот еще что, — сказал я. — Лошади тут?

— В конюшнях по всему городу, господин.

— У тебя ведь серая, да?

— Хрэзла! Отличная лошадь!

— Отрежь ей хвост и принеси мне.

Он уставился на меня как на безумца.

— Тебе нужен хвост Хрэзлы?

— Сначала займись этим, а потом крестами. Мой сын погрузит на корабли провизию.