Несущий огонь (ЛП) - Корнуэлл Бернард

Мой сын уже организовал людей, чтобы таскали припасы на пристань. Я велел ему купить двухнедельный запас пищи и эля на сто шестьдесят девять человек.

Потому что именно столько я собирался взять на север. Сто шестьдесят девять воинов, чтобы драться с моим кузеном, драться с войском Этельхельма и силами короля Шотландии. Они были славными воинами, почти все — закаленные в битвах, и совсем немного тех, кто еще не стоял в стене из щитов и не познал ужас сражения, когда враг стоит так близко, что чувствуешь смрад эля в его дыхании.

Я щедро заплатил Ренвальду. Монет у меня осталось мало, и я отдал ему один свой серебряный браслет с рунами.

— Я получил его в битве к северу от Лундена, — объяснил я и показал на руны. — А это имя человека, которого я убил. Хагга. Он не должен был умереть. Только не в тот день.

— Не должен был?

— Они просто разведывали местность. Их было шестеро, а нас восемь. Мы охотились. Хагга решил сразиться.

Я помню Хаггу. Он был юнцом на хорошем коне, в отличном шлеме, что был ему велик, шлеме с нащечниками и выгравированной на навершии ухмыляющейся рожей. Видать, он решил, что мы станем легкой добычей — никто из нас не надел кольчуги, к тому же среди нас было две женщины. Он выкрикивал оскорбления, вызывал нас на бой, и мы сразились, раз уж он так этого хотел, хотя кончилось всё быстро. Я с силой треснул его по шлему Вздохом Змея, и слишком широкий шлем перекосился и ослепил Хаггу. Как жалко он кричал, умирая!

Я посмотрел на Улитку, стоящую на якоре у одного из пирсов Гримесби.

— И купи себе суденышко побыстроходней, — сказал я Ренвальду.

Тот затряс головой.

— Она славно мне служит, господин. Она вроде меня — медленная, но верная.

— Значит, на нее можно положиться. Когда всё это закончится, — продолжил я, — можешь полагаться на меня, как на друга.

— Во Фризии, господин? — улыбнулся он.

— Во Фризии, — улыбнулся я в ответ.

— Я помолюсь за тебя, господин.

— Благодарю тебя за всё, — сказал я.

На закате я шел с Финаном по тропе вдоль канавы для нечистот за городом. Я рассказал ему многое из того, что случилось в Думноке, но он хотел знать больше. Я же первым делом расспросил его об Этельстане и получил заверения, что молодой принц в безопасности в доме Сигтрюгра.

— Он хотел отправиться с нами, — сказал Финан.

— Не сомневаюсь.

— Но я сказал, что это невозможно. Боже, представляешь, какой начнется переполох, если он погибнет или его возьмут в заложники? Боже упаси!

— Он знает, что не может поехать, — ответил я.

— Но всё равно хотел.

— Чтобы его убили? А обвинили бы в этом меня, перемирие тут же бы закончилось, и мы бы оказались по шею в дерьме.

— А сейчас разве нет?

— Только до подмышек.

— Тоже не сахар, да?

Несколько шагов мы прошли молча.

— Ну и? — спросил он. — Так лорд Этельхельм оказался в Думноке?

— Раздавал серебро, — ответил я и поведал Финану всё остальное, а закончил своим планом по захвату Беббанбурга.

Он молча слушал, пока я не закончил, а потом поинтересовался:

— Король Эдуард сказал тебе, что около Беббанбурга четыре сотни скоттов?

— И командует ими человек по имени Домналл.

— Говорят, он дерется как зверь.

— Прямо как ты.

Финан улыбнулся.

— Так значит, четыре сотни скоттов?

— Так сказал Эдуард. Но это, возможно, с учетом гарнизонов, что Константин оставил на стенах фортов, а значит, в Беббанбурге у него по меньшей мере двести пятьдесят воинов.

— А сколько человек у твоего кузена?

— Точно не знаю, но он может собрать не меньше трехсот. Эдуард считает, что в крепости у него две сотни.

— А Эйнар?

— Он потерял один корабль и людей в Думноке, но у него еще осталось четыре корабля с командами.

— Скажем, еще сто двадцать?

— Не меньше, — согласился я.

— А сколько у Этельхельма?

— Если он все-таки отплывет, то возьмет с собой как можно больше людей. Три сотни, может больше, — предположил я.

— А у Иеремии?

— Пятьдесят или шестьдесят. Но его в Беббанбурге не будет.

— Не будет? — засомневался Финан. Он нахмурился, подобрал камешек и запустил его по глади заросшего тиной пруда. — Откуда тебе знать, что Иеремия сейчас не на пути к Беббанбургу вместе с Эйнаром?

— Ниоткуда.

— Так ты просто предполагаешь.

— Иеремия предает всех подряд, — объяснил я, — и не захочет принимать чью-либо сторону. Если он отплывет в Беббанбург, то придется ему либо причаливать с Эйнаром, и тогда мой кузен узнает, что его предали, либо он встанет в бухте Беббанбурга, и тогда о предательстве узнает Константин. Иеремия хочет оказаться на стороне победителя, и потому может присоединиться к любому. Пусть он безумен, но не глуп. Помяни мое слово, он ушел в Джируум и там пережидает, когда всё прояснится.

Финан кивнул, согласившись с моими доводами.

— Но все-таки, — сказал он, — если мы сумеем проникнуть внутрь, то нам придется драться с тремя сотнями воинов?

— Ближе к двум сотням.

— Да еще пробиваться вверх по холму?

— Часть пути.

— А еще четыре или пять сотен могут напасть на нас с тыла и искромсать?

— Да.

— Не говоря уже о сволочных скоттах, они тоже не обрадуются.

— Они ничему не радуются.

— Это точно.

Он запустил еще один камешек и смотрел, как тот тонет в темной тине.

— А Сигтрюгр тебе не поможет?

— Поможет, но он не может присоединиться к атаке на стены. Когда закончится перемирие, ему самому понадобятся люди.

Финан сделал несколько шагов к тому месту, где на краю пруда темнел мрачный силуэт высохшего дерева. Других деревьев поблизости не было, а это погибло так давно, что ствол раскололся надвое и в щели густо росли грибы, а единственная уцелевшая ветка представляла собой толстый покосившийся обрубок. К этой одинокой ветке были приколочены или привязаны с дюжину клочков ткани.

— Молитвенное дерево, — объяснил Финан. — Неужели здесь жил святой?

— Здесь жил бог.

Он смущенно покосился на меня.

— Бог? Хочешь сказать, что бог решил поселиться в этом унылом месте?

— Один построил здесь дом.

— Боже ты мой, до чего ж у тебя странные боги. Или твой приятель Один любит болота? — Финан вытащил из-за пояса нож. — Как думаешь, боги слышат молитвы?

— Я бы не стал, будь я богом. Как ты себе это представляешь? Слушать всех этих завывающих женщин, хнычущих мальцов и жалких людишек?

— Ты отличный воин, — отозвался он, — но к счастью не бог. — Он срезал лоскут с безрукавки, нашел в ветви щель и сунул ткань туда. Потом закрыл глаза и пробормотал молитву, хотя трудно сказать, молился ли он Одину или христианскому богу. — Проблема в том, господин, — произнес он, уставившись на лоскут, — что я не могу придумать лучшего способа захватить крепость.

— И я не могу, если не соберу тысячу воинов. А это мне не по силам. Деньжат маловато.

Финан засмеялся.

— Да, ты бросаешься ими, как епископ Вульфхед в борделе, — он поднял руку и дотронулся до лоскутка. — Так давай захватим Беббанбург, господин. Просто возьмем и захватим.

Я нашел Эдит в церквушке Гримесби. Город хоть и был датским, а большая часть его обитателей — язычниками, но его существование держалось на торговле и моряках, а портовые города снисходительны к любым религиям. Христианские моряки могут разглядеть крест над церковью еще за милю и будут знать, что здесь им рады. К тому же я постоянно повторял своим воинам-христианам, что мы, язычники, никогда не преследовали христиан. Мы верим во множество богов, а потому считаем, что религия — личное дело каждого. Христиане же упрямо настаивают, что бог только один, и считают своим долгом убивать, калечить, порабощать или поносить всех тех, кто с ними не согласен. Да еще утверждают, что это для нашего же блага.

Эдит пошла в церковь не для молитвы, а чтобы воспользоваться ровным полом и широким пространством без мебели, она разложила там льняную ткань голубого цвета.