Меч Королей (ЛП) - Корнуэлл Бернард

— Отцу Оде не обязательно есть жаркое. Он может прожить на мышином дерьме.

— Зато я не могу, — твердо сказал Финан. — Я хочу что-нибудь приличное. Должны же здесь продавать рыбу?

— Конина вкусная, — настаивал я. — Особенно если лошадь немолода. Отец всегда говорил, что печень старой лошади — это пища богов. Однажды он заставил меня убить жеребенка, просто потому что хотел попробовал его печень, и она ему не понравилась. Потом он всегда настаивал, чтобы лошадь была взрослая. Но только нельзя готовить мясо слишком долго, лучше, чтобы оно оставалось с кровью.

— Господи Боже, — сказал Финан. — Я думал, твой отец был христианином.

— Так и есть, поэтому каждый раз, когда он ел лошадиную печень, то добавлял это к списку грехов на исповеди. А их и так всегда было немало.

— Твоя Бенедетта не станет есть конину, — хитро сказал Финан. — Она добрая христианка.

— Моя Бенедетта?

В ответ он только усмехнулся, и я подумал об Эдит в далеком Беббанбурге. Действительно ли на севере чума? И если так, добралась ли она моей крепости? Йорунд слышал, что она терзает Эофервик, где жили два моих внука со своим отцом, и я тронул свой молот и послал богам безмолвную молитву. Финан заметил это.

— Беспокоишься? — спросил он.

— Не нужно было мне покидать Беббанбург.

Я знал, что Финан со мной согласен, но ему хватило такта не произнести это вслух. Он молча смотрел на блеск солнца на реке, затем насторожился и положил руку на мою.

— Что случилось?

Я вышел из задумчивости и увидел, что Иммар встал и смотрит вниз по течению. Затем Иммар повернулся и, глядя на меня, указал на восток. Я увидел мачту на рее со свернутым парусом, показавшуюся над восточным частоколом.

— Иди в дом! — крикнул я Иммару. — И приведи мальчишек! Алайна! Давай!

Мы планировали разыграть перед сыном Гуннальдсона небольшой спектакль. Пленные стражники сказали, что обычно на пристани находился хотя бы один человек, чтобы принять концы у причаливающего корабля.

— Лайфингу Гуннальдсону нужна помощь, господин, — сказал мне однорукий Деогол. — Он не умеет столь хорошо управляться с кораблем, как отец. Если на причале никого нет, он дует в рог, и мы выбегаем ему на помощь.

— А если никто не поможет?

— Уж как-нибудь сойдет на берег, господин.

Я настаивал, что прибывающий корабль должен обнаружить пустой причал, и никому не следует помогать Лайфингу Гуннальдсону. Завидев незнакомцев, он заподозрит недоброе и отойдет подальше, пока не заметит знакомое лицо, а я не мог так рисковать. Лучше пусть думает, что стража совсем обленилась, и причаливает своими силами.

Я даже не был уверен, что это тот самый корабль, но у него стояла мачта, а ни один корабль с мачтой не пройдет под мостом, а значит, любой из тех, кто зашел так далеко вверх по реке, направляется к одной из немногих пристаней поблизости от места, где Темез пенится между столбами моста.

Мы с Финаном вернулись в амбар, где Бенедетта играла с младшими детьми. Мне подумалось, что смех редко звучит в этом мрачном месте, и прерывать их не хотелось. Я хлопнул в ладоши.

— Ну-ка, тихо! Ни звука! Беорнот, если кто из ублюдков хоть пикнет, можешь его убить.

Я говорил о пленных стражниках, закованных в самой маленькой клетке. Беорнот заставит пленников молчать, а отец Ода и Бенедетта приглядят, чтобы не шумели дети и освобожденные рабы.

Мы с Финаном встали за полуоткрытой дверью, ведущей на пристань. За нами ждали пятеро воинов в кольчугах и при мечах. Я шагнул вперед, оставаясь в тени, и увидел приближающуюся мачту, а потом и нос корабля с маленьким деревянным крестом. Корабль двигался чрезвычайно медленно, борясь с приливом и сильным течением.

— Они устали, — заметил Финан, имея в виду гребцов.

— Они прошли долгий путь.

— Бедолаги, — сказал он, вспомнив, как мы сами, прикованные к скамьям, ворочали весла намозоленными руками и старались не привлекать взгляд людей с хлыстами. — Но это наш корабль, — мрачно добавил Финан.

На корабле явно гребли рабы, поскольку между скамьями ходили двое с хлыстами. Еще трое стояли на корме, где белокурый мо́лодец в высоких сапогах и белой безрукавке управлялся с рулевым веслом. Еще двое стояли на носу. У одного в руках был горн, у другого — свернутый причальный канат.

— Семеро, — сказал Финан.

Я хмыкнул, наблюдая, как корабль поворачивает к пустому причалу. Вода неслась через арки моста с огромной скоростью, накапливаясь с дальней стороны, а затем пенилась и бурлила между опорами. Скорость течения застала кормчего врасплох, и корабль оттащило назад.

— Навались, ублюдки! — крикнул кормчий, и двое надсмотрщиков огрели гребцов по спине плетью.

Они опоздали. Корабль исчез из поля зрения, скрывшись за стеной, и через минуту или две снова появился на виду. Подгоняемые кнутами рабы теперь гребли сильнее, и кормчий сумел направить нос корабля вверх по течению, к причалу.

— Навались! — выкрикивал он. — Живей!

Зазвучал рог, требуя помощи, но мы остались в глубокой тени дверного проема.

Засвистели кнуты, гребцы навалились на длинные весла, и корабль устремился к пристани, хотя его все равно сносило течением.

— Навались! — заорал кормчий.

Весла опускались и поднимались, и судно вошло в щель между развалившимся кораблем и пустым причалом, но кормчий снова ошибся и теперь оказался слишком далеко от причала. Течение отбрасывало его к кораблю-развалюхе.

— Втянуть весла! — взревел он, не желая, чтобы драгоценные весла раскололись, задев развалюху.

Финан усмехнулся. Ирландец не был моряком, но мог понять, когда с кораблем обращались неумело. Рабовладельческое судно дрейфовало и ударялось, прижавшись к кораблю-развалюхе, а на пристани никого не было, чтобы подхватить канаты.

— Элфрин! — крикнул кормчий. — Элфрин, ленивый ублюдок! Иди сюда!

Как мы поняли, Элфрин командовал часовыми во дворе, и я убил его первым. Теперь его тело уплыло вниз по течению, возможно, его прибило к грязному берегу, и чайки пировали на раздувшемся трупе.

Наконец, одному человеку, взяв конец швартова, удалось пробраться к пустому причалу через полузатонувшую развалюху, откуда он подтянул нос корабля к западному причалу. Он привязал канат, поймал второй, брошенный с кормы, и окончательно причалил корабль. Гребцы рухнули на скамьи. Я заметил кровь на их спинах. На моей спине тоже остались шрамы.

— Элфрин! — крикнул кормчий и опять остался без ответа.

Я услышал проклятие, затем грохот тяжелых весел, которые укладывали в чреве корабля. Кто-то из команды расковывал гребцов на двух ближайших к носу скамьях, а я вспомнил свои дни на Торговце, корабле с гребцами-рабами, где мы с Финаном были прикованы цепью к скамье, и как осторожничала команда, когда подходило время нас освобождать. К той лачуге, где мы жили, нас отпускали по двое, в сопровождении надсмотрщиков с кнутами и мечами. Похоже, сын Гуннальда тоже осторожничал. Другой член команды надежно закрепил два швартова и добавил третий.

— Пошли, — сказал я.

Я специально ждал, пока корабль как следует привяжут к пристани, чтобы его не унесло течением, прежде чем нас увидит команда. Теперь, когда закрепили три швартова, было слишком поздно убегать. Они даже и не пытались. Белокурый человек, устроивший такую неразбериху при швартовке корабля, просто стоял на корме и смотрел на нас.

— Кто вы? — прокричал он.

— Люди лорда Варина, — отозвался я, идя по пристани.

— Во имя Господа, кто такой лорд Варин?

— Человек, захвативший город, — ответил я. — Добро пожаловать в Восточную Англию.

Это сбило его с толку, и он лишь смотрел, как мы подходим ближе. Наши мечи оставались в ножнах, и мы никуда не торопились.

— Где мой отец? — спросил он, наконец обретя голос.

— Толстяк?

— Да.

— Где-то там, — неопределенно ответил я. — Что вы везете?

— Везем?

— Что у вас за груз?

— Ничего.

— Нам сказали, вы должны были продать рабов во Франкии. Отдали их даром?