Где сокрыта библиотека (ЛП) - Ибаньез Изабель

— Конечно, я не сомневаюсь, — сказал он.

Он произнес эти слова с теплым блеском в голубых глазах. Комплимент, на который мне не следовало бы обращать внимания, но он снял напряжение, которое я испытывала с того момента, как мы переступили порог отеля.

Уит протянул мне клочок бумаги.

— Ты собираешься просветить нас?

— Если у меня получится, то да, — любезно ответила я. Повернувшись к стойке регистрации, я пошла поговорить со служащим.

— Прошу прощения, Карл.

— Да, миссис Хейс, — отозвался он. — Чем еще я могу помочь, чтобы сделать ваше пребывание у нас более комфортным?

Я взглянула на адрес.

— Ну, мы приехали, чтобы посмотреть достопримечательности. И один друг посоветовал мне побывать в этом месте. Там есть по близости церковь или, может быть, памятник? — я протянула бумажку Карлу.

Он пробежался глазами по строкам и нахмурился.

— Этот район находится недалеко от площади Советов — одной из жертв бомбежек. Он все еще разрушен, там много обломков и здания не восстановлены, хотя в некоторых частях уже идут восстановительные работы. — Он поднял на меня виноватый взгляд. — Боюсь, в этом районе мало на что можно посмотреть.

Я поджала губы, размышляя. Моя мать не стала бы давать адрес, который никуда не ведет.

— Ну что-то же там должно быть?

— Только банк, — сказал он. — Универмаг и пара бакалейных лавок. Вот и все.

Именно это я и искала, но никак этого не показала. Вместо этого я опустила плечи в явном разочаровании и вернулась к своим спутникам, которые по-прежнему не разговаривали друг с другом.

— Это банк, — торжествующе произнесла я. — Рядом с площадью Советов. Именно туда моя мать переводит деньги.

— За исключением того, что ты так и не перевела их, — сказала Айседора. — Как мы ее найдем? Мы не можем следить за банком. У нас нет средств, чтобы задержаться в Александрии надолго, — она бросила на Уита многозначительный взгляд.

Он остался невозмутим. Я не собиралась его защищать, хотя постоянные споры между ними все равно не помогали. Я хотела найти решение. Чем быстрее мы найдем мою мать, тем больше информации соберем, тем качественнее выстроим дело против нее. Мой дядя и Абдулла смогли бы выйти на свободу, моя мать поплатилась бы за свои преступления, а все артефакты передали бы в департамент древностей.

И в процессе всего этого я каким-то образом заставила бы ее рассказать мне правду об отце.

Теперь мне было известно, как распознать ее ложь, выявить полуправду, расшифровать ее лживые речи. Я становилась экспертом в разоблачении маминых секретов. Даже сейчас, я слышала в своей голове ее голос, просящий меня о помощи.

Я знала, как звучать, как она. Я знала, как говорить, как она.

— Кажется, я кое-что придумала, — медленно произнесла я.

Они повернулись и выжидающе посмотрели на меня.

Я подробно описала детали плана.

Айседора ответила со свойственной ей нерешительностью, а Уит громогласно заявил, что это худшая идея, которую он когда-либо слышал, а также что это подвергнет меня большой опасности и риску.

Именно поэтому это и был лучший вариант.

Как и договаривались, Айседора осталась в отеле и занялась распаковкой вещей, а мы с Уитом поймали экипаж с открытой крышей, чтобы внутрь попадал свежий воздух, и отправились на нужную улицу. Солнце палило вовсю, и я была рада, что взяла с собой широкополую шляпу, которая защищала меня от беспощадных лучей. Я разгладила складки на своей лучшей юбке и поправила лацканы жакета. Я специально выбрала вещи, которые делали меня визуально старше. Айседора даже уложила мои волосы в более зрелую прическу, аккуратно заколов их на макушке. Я добавила цвет на губы и подкрасила ресницы.

Уит потерял дар речи, когда увидел меня. Я не знала, хорошо это или плохо, и в конце концов решила, что это не имеет значения. Я откинулась на спинку сидения, лениво наблюдая за другими экипажами на дороге, пытающимися преодолеть разрушения на пути. Нас везли через некогда великую городскую площадь, превратившуюся в руины после бомбежек англичан.

— Интересно, как здесь все выглядело раньше, — пробормотала я.

Уит указал на гору обломков и спутанных телеграфных проводов.

— Когда-то это был отель Европа, одно из самых приятных мест, в которых я когда-либо имел удовольствие останавливаться.

— Когда это было?

— Во время моего первого посещения Египта, — сказал он, указывая рукой в другое место. — Здесь располагалось французское и английское консульство; ты можешь заметить сохранившуюся часть входа и стен, но внутри все было полностью разрушено.

— Это, должно быть, странно, — прокомментировала я. — Видеть город таким, когда в твоей памяти все еще свежи воспоминания о его прежнем облике.

— Так и есть, — сказал он. — Но еще более странно для тех, кто глубоко привязан к Александрии. Это, должно быть, было ужасно. Люди не ценят прекрасные вещи: жизни, животных, произведения искусства. Ничто не ускользнет от их рук.

— Сколько в конце концов погибло?

— Тысячи, — мрачно сказал Уит. — Потери британцев были значительно меньше, чем у египтян.

Мы сидели друг напротив друга, он растянул свои длинные ноги. Такая близость была бы недопустима, не будь мы женаты. Я наслаждалась нашей свадьбой меньше суток. Меня поражало, насколько жизнь может измениться лишь за мгновение. Слушая, как он рассказывает о войне, я всегда думала о вещах, которым он, должно быть, был свидетелем в период между своей юностью и взрослением. Мне хотелось узнать его с этой стороны, и мое любопытство порождало десятки вопросов.

Но я заставила себя промолчать. Чем больше мы будем разговаривать, тем труднее будет уйти.

А в том, что я это сделаю, сомнений не было.

— Я не жду, что ты простишь меня, — тихо сказал он.

Я вздрогнула, но не отвела глаз от обломков разрушенной площади. Я ненавидела, что он с такой точностью угадывал, о чем я думаю. В особенности потому, что сама никогда не могла угадать, что на уме у него.

— Или верить всему, что я скажу, — продолжил он. — Но у меня есть план, как все исправить.

О, я не сомневалась в этом. Чувство вины определяло все его поступки, и я была уверена, что он не пожалеет сил, чтобы избавиться от него. Он заботился обо мне только, чтобы успокоить свою совесть. И он заставил меня поверить, что между нами было нечто большее, чем дружба. Я была дурой, поддавшись на его уловки, но какая-то часть меня жаждала услышать, что его чувства были столько же глубоки, как и мои собственные.

Но он никогда не говорил о любви. Только о дружбе.

— Чего ты хочешь от нас? — тихо спросила я. — Когда все закончится?

Уит смотрел на меня, обдумывая ответ. Через время он осторожно произнес:

— У меня нет никаких ожиданий. Никаких надежд.

Как я и думала.

Я вцепилась в край сидения, медленно дыша. Меня удивило, насколько его слова задели. Какая-то часть меня все еще хотела верить, что он будет бороться за меня, за свое сердце и за нас. Что он меня любил. Что все что между нами было — было настоящим.

Боже мой, как я заблуждалась.

Водитель ловко свернул на другую улицу, полную французских вывесок. Это место избежало бомбежек, вдоль дороги возвышались двухэтажные дома с квартирами на втором этаже и магазинами на первом. Мы проехали мимо парикмахерской, двух магазинов, а затем водитель свистнул, натянув поводья. Он жестом указал налево, показывая нам банк.

Уит спрыгнул на землю первым, а затем помог спуститься мне.

— Теперь запомни, — сказала я. — Ты мой личный охранник. Не разговаривай.

Он поддался вперед, прищурившись.

— Не указывай мне, что делать. Если кто-то направит на тебя пистолет, у меня найдется, что сказать по этому поводу.

— Этого не произойдет, — сказала я. — Единственное, что может случиться, — это то, что нас прогонят прочь из банка.

— Да, — пробормотал он. — Чертовы синие мундиры.