Наследник Тавриды - Елисеева Ольга Игоревна

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108

– Теперь он не в Одессе, – перебил его собеседник. – А гораздо ближе. Причем к Петербургу, а не к Москве. У него больше выбор, и нет гарантий, что он вручит поэму именно вам. Пока текста нет, говорить не о чем. Да и что он продает? Отрывок без начала и конца. На мой вкус, успех более чем сомнителен.

– Но вы даже не читали! – возмутилась Вера.

– Для того чтобы предсказать, ходовой товар или нет, это не обязательно, – вздохнул Полевой. – Если бы вещь была целая… А то глава из романа в стихах. Что за зверь? Будет дописан, нет? Славны бубны за горами!

– Разве имя Пушкина само за себя не говорит? – Княгиня была очень расстроена.

– Скандал продает книги, дорогая Вера Федоровна. – Издатель поклонился и поцеловал ей ручку. – Если постоянно не подпитывать известность вашего друга самыми невероятными историями, до которых он мастак, имя сотрется, как имя Батюшкова после сумасшествия в Италии, или Баратынского после того, как его забрили в солдаты. Пока все ломают голову о причине ссылки Пушкина под Псков, момент удачный. Но вскоре явится другая новость, и о нем позабудут.

– Разве можно забыть такую несправедливость? – Вера стукнула кулачком по столу. – Меня вышвырнули из Одессы без всякой причины! Где еще в мире возможно подобное беззаконие?

Муж глянул на нее поверх круглых очков. Княгиня благоразумно не распространялась в свете о попытке устроить Пушкину бегство. Прекрасная тема для скандала! Но нет, о таком лучше помалкивать.

– Причина ссылки Пушкина – одна строчка об атеизме, – сказал Петр Андреевич. – Половине Москвы это известно. Правительство даже не стыдится вскрывать частные письма. Вот о чем надо кричать на каждом углу!

– Скучно и сухо, – махнул рукой Полевой. – Людям подавай чего-нибудь попроще и посочнее. Преследование, коварство, роковая страсть. Переберите-ка по пальцам его тамошних ба… дам. Калипсо – любовница Байрона. Сойдет. Ризниц – прекрасная негоциантка. Мелковата. Собаньская? Вот это козырь. О таких романы пишут. Но искусительница, жертвой которой пал поэт – слишком брутально. Сочувствовать будут только ему, причем с оттенком презрения. Что вы там писали о его волокитстве за графиней?

Вера с укором глянула на мужа. Значит, пока она делилась его откровениями с Пушкиным, он афишировал ее письма перед Полевым.

– Я только зачитывал интересные кусочки, – немедленно отозвался Петр Андреевич. – Право же, у тебя прелестный слог. Николай говорит, что ты прирожденный журналист…

– Так о графине?

– Там не было ничего предосудительного. Я оставалась единственной поверенной огорчений Пушкина и свидетельницей его слабости. Он впал в отчаяние, что покидает Одессу, особенно из-за чувства, которое развилось в нем буквально в последние дни. Впрочем, оно целомудренно и серьезно только с его стороны.

– Жа-аль, – протянул Полевой. – Вот это был бы скандал. Прекрасная дама, полюбившая бедного изгнанника. Ревнивый муж, использующий служебное положение для мести. Благородный поэт, готовый отстаивать свою честь с оружием в руках. Чем не романтический сюжет? Публика с ума бы сходила… Правда, Воронцов не годится в злодеи.

– Очень даже годится! – Вера вспыхнула. – Какое вельможное хамство! Взять да и вытолкать женщину из города.

– Вандал, – поддержал ее муж. – Не скажу о его прежних заслугах, но сейчас он решительно изменился. В свете должны об этом знать. Общественное мнение существует и мстит за Сверчка.

Полевой крякнул. Он говорил сугубо отвлеченно, потому что понимал: «Онегина» ему не видать, как своих ушей. Пушкин вернулся и постарается сам улаживать дела с издательствами. Если Вяземский этого еще не ощутил, тем горше будет разочарование. А он купеческими кишками чует: нет интереса. Видать, у его сотоварища задето кровное. Раз баба так бесится.

– Что ж, – молвил Николай. – Под таким соусом и залежалый «Фонтан» уйдет со свистом, не то что новинка.

Одесса.

Воронцов держал в руках лист бумаги так, как держат ядовитое насекомое. Двумя пальцами, отведя локоть в сторону и боясь укуса. Когда же письмо упало на пол, граф не нагнулся, чтобы его поднять. Впервые со времени ранения у него кружилась голова. Он сделал несколько шагов и оперся руками о стол.

«Прошу прощения, что сообщаю вам об этом, – писал московский почт-директор Булгаков, старинный приятель Михаила. – Но княгиня Вяземская, вернувшись с юга, повсюду распространяет сплетни относительно поэта Пушкина, кои замыкают в себе и имя вашей супруги».

Воронцов сглотнул. Его рука легла на колокольчик. Вошедшему лакею приказано было позвать ее сиятельство. Когда Лиза вошла, муж на нее не смотрел.

– Какие основания, сударыня, есть для толков о вас? – Он не справился с хрипом в голосе.

Графиня увидела листок, подняла его пробежала глазами. Ноги у нее подкосились. «Если упадет в обморок, значит, виновата», – почему-то быстро подумал Михаил. Лиза дошла до кресла. Но не села в него, а продолжала стоять, беспомощно держа письмо в руках.

– Как это? – переспросила она. – Как возможно?

– Задайте этот вопрос подругам, которых вы выбираете, – ледяным тоном отозвался муж.

Графиня вскинула на него глаза. До сих пор ей не приходило в голову, что и он может ее в чем-то винить. Казалось естественным, попав под удар людской молвы, поддерживать друг друга. Но нет, Михаил смотрел на дело иначе.

– Или вы мне сейчас же рассказываете правду, или немедленно собираете вещи и уезжаете отсюда.

Лиза не поверила своим ушам.

– Какую правду? Что я сделала?

Он стоял к ней спиной, и женщина была рада, что не видит его лица.

– Я был готов поверить, что вы дали ему деньги на побег по глупости и доброте душевной. Но я не предполагал…

– Миша, ты отдаешь себе отчет!

Воронцов повернулся. Его холодное спокойное лицо дышало гневом. Ни один мускул не исказился, даже губы не дрожали, как бывало, когда он сердится.

– А вы, сударыня? Вы отдаете себе отчет в том, что произошло?

Положа руку на сердце – нет. Графиня еще не понимала, не могла понять всей глубины несчастья, разразившегося над их головами. Он ей не верил.

– Я требую от вас немедленного отчета во всех ваших действиях, – сухо отчеканил муж. – И потом решу, как с вами поступить. Но прежде чем вы уйдете, я хотел бы, чтобы вы знали. Деньги, которые вы дали этому человеку, он проиграл в тот же вечер в карты. А имя женщины, доверившейся ему, сделал достоянием гласности. Не могу не одобрить ваш выбор.

Михайловское.

– Как ты смеешь в таком тоне говорить с отцом?! – Сергей Львович вскочил и замахал на сына руками. – Ты сам под надзором и хочешь, чтобы с нами сделалось то же!

Пушкин не выдержал и также подпрыгнул с места. Его приезд в Михайловское поначалу всех обрадовал. Родители отнеслись к несчастьям сына с состраданием. Правда, ни о чем не расспрашивали. Боялись. Только выказывали опасливую нежность. Но вскоре все переменилось. Поэт узнал, что псковский губернатор Адеракс возложил на отца позорную обязанность вскрывать корреспонденцию ссыльного. Тут прискакал повидаться Левушка, и хлопушка взорвалась.

– Ты проповедуешь брату атеизм! Его тоже сошлют! К татарам, в крепость, на Кавказ! – Сергей Львович был человек полный и болезненный, почти без волос и с рыхлым, водяночным животом. Он и обликом-то своим вызывал у сына брезгливость. Когда же начинал сердиться и брызгать слюной, вовсе терял остатки достоинства.

– Вы взяли на себя должность шпиона! – воскликнул поэт, лихорадочно потирая руки и расхаживая по комнате. – Это низко. У вас в столе, я знаю, письмо ко мне князя Вяземского. Отдайте! Куда вы его запрятали?

– Ах, вот как вы заговорили! – Сергей Львович воздел руки к небу. – А куда бы вы поехали, если бы мы не согласились вас принять? Извольте жить в моем доме по моим правилам!

Пушкин не мог уже сдерживаться.

– Не вы меня приняли! А царь меня сюда послал! Не хотите, я напишу императору, пусть приютит в любой из своих тюрем!

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108