Бутлегер - Ларин Павел

Я вспомнил название таверны на ходу. Оно просто всплыло в моей голове как нельзя кстати. Возможно, данное заведение фигурировало в письмах дяди Винченцо. Не знаю. Однако в памяти Джонни эта информация сто процентов имелась, и она явно была связана с родственником. В любом случае мои слова звучали правдоподобно, потому как Кевин озадачился еще больше. Значит сочетание слов «Старый якорь» ему тоже было знакомо.

– А если единственному, обожаемому племяннику никто не поможет … – я небрежно повёл плечом, давая этим жестом скромный намёк на лёгкую угрозу, – Дядя Винни будет расстроен. Он не любит, когда его семью обижают. Особенно – когда это делают замечательные парни, которые на кораблях перевозят людей в Америку. Оно ведь знаешь, как бывает. Однажды такой замечательный парень может случайно выпасть за борт. Или не вернуться на своё судно. Дядя Винни, он… У него длинные руки. Очень длинные. Подумай, Кевин. Небольшая услуга сейчас – или крупные неприятности потом. Тем более, у тебя есть все перспективы заполучить хорошую сумму денег.

Кевин замолчал. Он нависал над моей головой, выглядывая из люка, и тяжело сопел. В его голове с медленным скрипом пытались работать шестерёнки. Ключевое слово – пытались. Я слышал этот скрип даже на расстоянии.

Тупой, жадный ссыкун. Вот, кем на самом деле являлся одноглазый ирландец. Он даже не способен сообразить, что будь у Джовани реально связь с крутым дядей, вряд ли пацан путешествовал бы на каком-то вшивом суднышке, которое, судя по всему, занимается чем-то наподобие контрабанды.

Патрик, прекрасно слышавший наш разговор, замер за стеной, не дыша. В отличие от Кевина он понимал, что я несу полнейшую чушь. И это был ещё один плюсик в копилку моего положительного мнения о парнишке, попавшем в замес вместе с Джонни. Он неглупый, добрый, порядочный. Хороший набор качеств. Возможно, я смогу извлечь из этого что-нибудь полезное.

Однако конкретно в данный момент всё зависело от степени тупости и жадности Кевина. Поэтому и я, и Патрик, замерли, ожидая, повезёт ли нам.

Кевин продолжал тяжело сопеть, его взгляд лихорадочно скользил по моему лицу, пытаясь уловить ложь. Но я вещал с уверенностью человека, продавшего десяткам людей воздух в виде крипто-токенов. Я знал, как заставить поверить в то, что говорю.

– И ирландца? – вдруг спросил Кевин, кивнув в сторону конуры Патрика. – Вы же тут скорешились. Дружки, типа того. Поди и его захочешь с собой прихватить?

Ну все! Рыбка на крючке! Он мало того поверил, так еще пытается торговаться за дополнительный фактор, за Патрика.

– Его тоже, – быстро сказал я. – Он мой свидетель. Чтобы дядя Винни знал, что ты помог двоим. Двойная благодарность, Кевин. Прямо как подарок на Рождество.

Жадность окончательно и бесповоротно победила. Придурок плюнул на пол рядом со мной, а потом заявил:

– Ладно, макаронник. Я сниму твою цепь. Но запомни: если это звёздёжь… Я найду тебя в Нью-Йорке. И сделаю так, что твой «дядя» не соберёт тебя по кускам. Понял?

– Как дважды два, – я кивнул, пряча облегчение за уверенной физиономией.

Буквально через полчаса нас с Патриком, к изумлению других узников трюма, вывели из «ящиков». Цепи сняли. Кевин успел метнуться к капитану и всё с ним обговорить за какие-то двадцать минут. Настолько его распирало от желания сорвать куш. Не знаю, что он сказал своему «боссу» и, пожалуй, знать не хочу. Главное – мы с Патриком оказались на свободе.

Кевин, бубня что-то под нос, провёл нас через вонючие лабиринты трюма в чуть более приемлемое, но всё равно тесное и грязное помещение рядом с матросскими кубриками. Там были нары и даже бочка с тухлой водой. Рай по сравнению с цепью и деревянной «конурой».

– Твою ж мать, Джонни… – прошептал Патрик, когда Кевин ушел, освободив нас от своего присутствия. Ирландец плюхнулся на одну из полок, заменяющих кровать, и принялся растирать ногу, где остался след от цепи. – Как ты это провернул? Дьявол тебя побери! Ты так уверенно говорил с ним. У тебя даже голос будто изменился. Знаешь, я сам чуть было не поверил в дядюшку Винни, который готов выложить денег за шкуру любимого племянника. А ведь мне помнится, в начале нашего знакомства ты говорил совсем обратное. Что сам не знаешь, насколько крепко твой дядя обосновался в Нью-Йорке. И все ли у него на самом деле хорошо. Но этот ублюдок Кевин…он поверил! Ты наобещал ему золотые горы от могучего дяди-мафиози. От дяди, которого, возможно, не существует. Или существует, но он может совсем не обрадоваться незваному племяннику.

Патрик посмотрел на меня с уважением, которое немного все же отдавало настороженностью и опасением, а потом добавил:

– Ты… другой стал, Джонни. Тверже. Хитрее. После того, как тебя избили и как мы провели несколько дней в этой долбаной тюрьме, что-то в тебе изменилось.

«Потому что я не совсем Джонни!» – подумалось мне, но вслух я сказал совсем другое:

– Когда тебя держат на цепи и бьют дубинкой, быстро учишься изворачиваться. Расскажи лучше, что за бунт был? Я… кое-что не помню после ударов Кевина.

Патрик нахмурился.

– Мы с тобой, да ещё десяток парней из трюма. Нам же обещали – «комфортное путешествие»! Каюты! Еду! А что по факту? Темнота, вонь, теснота как селёдки в бочке. Каша с червями, вода затхлая. Люди болеют, умирают… а их просто бросают за борт! Мы не выдержали. Я начал возмущаться, ну ты и поддержал. Закричал, мол, хватит терпеть, потребовал капитана. Остальные подхватили… Потом кто-то кинул в дружка Кевина, в Томми, миской… Началась драка. Они вызвали подкрепление – матросов с ружьями и дубинками… – Голос Патрика дрогнул. – Это был ад, Джонни. Кровь, крики… Они били всех подряд. Трещали кости… Ребят, кто послабее, просто затоптали… Нас с тобой схватили, потому что мы кричали громче всех. Как зачинщиков. Тебя тогда здорово стукнули прикладом по голове… А потом – цепи и эти ящики.

Я внимательно слушал Патрика, попутно переваривая информацию.

Выходит, Джованни – идеалист. Как и этот ирландский парнишка. Наверное, поэтому они и подружились с первого дня путешествия. В то же время… отважные ребята. Их отчаяние породило безумную смелость. Хм… В принципе, мои первые мысли о Патрике были верны. Такие парни становятся преданными, верными друзьями.

– Ладно. Не переживай. – Хлопнул я по плечу товарища, как только он закончил свой рассказ. – В любом случае, теперь у нас есть шанс, что все будет хорошо. Маленький, но есть. Просто держись рядом.

Глава четвертая: «Земля обетованная»

Вид Нью-Йорка, открывшийся с палубы, когда нас под бдительным взором Кевина и его подручных вывели наверх, был ошеломляющим. По крайней мере, я испытал именно такие эмоции. Чувствовал себя сельским мальчишкой, внезапно оказавшимся на улицах огромного города.

Хотя, конечно, странно, что моя реакция оказалась столь яркой. Я жил в Москве не один год и вполне насмотрелся на мегаполис. Привык к его высоткам, к его ритму, к его бесконечному движению. Тем более, куда уж сравнивать Москву двадцать первого века и Нью-Йорк начала двадцатого.

Думаю, сейчас во мне звучали отголоски настоящего Джованни. Ему-то, естественно, после Палермо Нью-Йорк показался бы неимоверно впечатляющим местом. Я вообще заметил, что вместе с остатками памяти мне как-будто передались некоторые черты характера итальянского мальчишки. Не сильно выраженные, да, но тем не менее.

Я стоял на палубе, вместе с остальными, с интересом рассматривая открывшуюся нашим взорам картину. Небоскрёбы, как каменные великаны, упирались в серое, грязное небо. Возникало ощущение, будто все мы – крохотные букашки на их фоне.

Нос корабля рассекал воды залива, а прямо по курсу высилась она – Статуя Свободы. Символ надежды, которая привела сюда тысячи таких, как мы. Вот только эта дама с факелом в руке вовсе не казалась приветливой и довольной появлением очередной порции иностранцев, желающих начать новую жизнь. Наоборот. Она выглядела холодной и далёкой, не обещала ничего, кроме равнодушия. Мне даже показалось, что выражение лица этой каменной женщины красноречиво говорило: «Понаехали, уроды!»