Тайная история Леонардо да Винчи - Данн Джек

Она что-то шептала ему по-арабски, когда он пытался овладеть ею, целовал и грубо, яростно кусал ее. И она боролась с ним, царапалась и кусалась, крепко сжав его пенис своими окрашенными хной пальцами. И Леонардо позволил ей ласкать его, а сам между тем снимал ее одежды и смотрел, как она садится сверху, точно стервятник на настигнутую жертву, и смотрел в ее большие темные глаза, когда она принимала его в себя. Он двигался в ней, пока она не закричала, достигнув оргазма; тело ее содрогалось. Тогда он перекатил ее с себя и сам навалился сверху, будто поймав ее в ловушку; прижав ее руки, он поднялся над ней и взял ее — бешено, с ожесточением насильника. Она пыталась бороться, но он не прекращал двигаться в ней, и наконец она снова закричала. Ее тело прильнуло к нему, он входил в нее, и она принимала его, они двигались в слитном ритме, то приникая друг к другу, то отстраняясь — до тех пор, покуда сам он не достиг вершины наслаждения, и в этот влажный судорожный миг он увидел Джиневру.

Она была Мадонна. Она улыбалась и прощала его за все.

— Маэстро… — едва слышно сказала Айше.

— Да…

— Мне больно.

— Мне больно, перестань! — взмолился Тиста.

Никколо волок его прочь от новой летающей машины Леонардо, завернув руку за спину и только что не ломая ее.

— Обещаешь держаться подальше от машины маэстро? — грозно вопросил Никколо.

— Обещаю!

Никколо отпустил мальчика, и тот нервно попятился от него. Леонардо стоял в нескольких шагах, казалось совершенно забыв об их существовании, и смотрел со склона вниз, в долину. Туман, как во сне, стлался по травам; вдали, окруженная серовато-зелеными холмами, лежала Флоренция.

Леонардо прибыл сюда, чтобы испытать свой новый планер — он лежал рядом, и большие дугообразные крылья шлепали по земле. Леонардо принял совет Никколо: у нового летательного аппарата были закрепленные крылья и отсутствовал двигатель. Это был именно планер. Конечно, Леонардо хотел освоить искусство полета. Когда-нибудь он создаст машину, достойную его мастерства, он знает уже, как нужно управлять ею. А этот аппарат целиком соответствовал мыслям Леонардо об использовании идей природы, ибо ему предстояло обрести крылья, как если бы он и в самом деле превратился в птицу. Он повиснет в пустоте — ногами вниз, головой вверх — и будет управлять полетом, сгибая ноги и перемещая вес. Подобно птице, он будет плыть в пустоте, парить, скользить…

Но он боялся. Он откладывал полет на новой машине вот уже два дня — с тех пор, как они стали здесь лагерем. Он потерял уверенность в себе, хотя умом был уверен, что в машине изъянов нет. Он чувствовал, что и Пикколо, и Тиста, и Айше — из шатра — наблюдают на ним.

Никколо закричал. Вздрогнув, Леонардо обернулся и увидел, что Тиста, отвязав веревку, удерживавшую планер на земле, забрался в упряжь под крыльями. Леонардо бросился к нему, но Тиста шагнул с обрыва прежде, чем кто-либо успел его остановить.

Крик Тисты далеко разнесся в холодном разреженном воздухе — мальчик парил в пустом небе и вопил от радости. Он облетел гору, ловя теплые потоки воздуха, и начал спускаться.

— Возвращайся! — сложив ладони чашечкой, прокричал Леонардо, не в силах, однако, сдержать восторга: машина работала!

Айше стояла теперь рядом с ним — молчала, смотрела, что-то прикидывала.

— Маэстро, я пытался остановить его, — сказал Никколо.

Но Леонардо не обратил внимания на его слова, потому что погода вдруг изменилась и ветер забился порывами вкруг горы.

— Держись дальше от склона! — крикнул Леонардо.

Но слова его пропали втуне, и оставалось лишь беспомощно смотреть, как планер, подхваченный порывом ветра, метнулся вверх, завис в холодном воздухе — и опавшим листком канул к земле.

— Прогнись! — кричал Леонардо.

Планер можно было заставить слушаться. Если б мальчик практиковался, это было бы не так уж трудно. Но он не практиковался, и планер юркнул вбок, врезаясь в скалу. Тисту вышвырнуло из ремней. Хватаясь за кусты и камни, он пролетел еще саженей десять.

Когда Леонардо добрался до него, Тиста был почти без сознания. Он лежал меж двух иззубренных скал — голова запрокинута, спина неестественно вывернута, руки и ноги разбросаны, как тряпичные.

— Где тебе больно? — спросил Леонардо.

Рядом опустился на колени Никколо; лицо его было мертвенно-белым, словно в нем не осталось ни кровинки.

— Мне совсем не больно, маэстро, — еле слышно ответил Тиста. — Пожалуйста, не сердись на меня.

— Я не сержусь, Тиста. Но зачем ты сделал это?

— Мне каждую ночь снилось, что я летаю. На твоей машине, Леонардо. На этой самой. Я ничего не мог с этим поделать. И я придумал, как мне добиться своего. — Тиста слабо улыбнулся. — И добился.

— Добился, — прошептал Леонардо.

Тиста вздрогнул.

— Никколо…

— Я здесь.

— Мне плохо видно. Кажется, я вижу небо.

Никколо взглянул на Леонардо, и тот отвел глаза.

— Леонардо?

— Да, Тиста, я рядом.

— Когда я стал падать, я сразу понял, что это было.

— Что ты понял?

Леонардо позволил Никколо устроить Тисту поудобнее, но сделать можно было немногое. У мальчика была сломана спина, и обломок ребра прорвал кожу.

— Я видел это в чернильном зеркале, когда шейх заставлял меня помогать ему в колдовстве. Я видел, что падаю. И видел тебя. — Тиста попытался сесть, и лицо его исказилось от боли. На миг он, казалось, удивился, а потом взглянул мимо Леонардо, будто слепой, и едва слышно проговорил: — Выбирайся отсюда. Никколо, заставь его. Ты хочешь сгореть?

Разлив Арно был разрушителен в тот год и всеми признавался дурным знамением. Однако для Леонардо, казалось, распахнулись двери удачи. В конце концов, он был сейчас в великом соборе Санта Мария дель Фьоре по недвусмысленному приглашению Джулиана, брата Лоренцо Медичи, — обсудить заказ на изготовление бронзовой статуи Кларисы, жены Великолепного. И при нем было любовное послание от Джиневры: она вернулась во Флоренцию.

Она действительно любила его, несмотря ни на что.

Если правда, что несчастья ходят по трое — во что Леонардо тайно верил, — тогда, возможно, смертью бедного Тисты завершился кошмарный круг.

Леонардо и Сандро стояли у высокого алтаря рядом с другими друзьями и родичами Медичи. Было теплое пасхальное утро, и праздничная месса вот-вот должна была начаться.

— Перестань суетиться, — сказал Боттичелли.

— А я и не заметил, что суетился, — сказал Леонардо, оглядывая огромную толпу, заполнявшую собор. — Боюсь, Джулиано опоздает или вообще не придет. Он жаловался, что его донимает спина.

— Не волнуйся. Да и не с Джулиано ты должен встретиться, а с Лоренцо.

Леонардо кивнул:

— Мне было бы спокойнее иметь дело с Джулиано.

— Все будет хорошо, поверь мне. Прошлое забыто; Лоренцо не может долго таить злобу. Пригласил бы он тебя в храм, если бы не был искренен?

— Ты говорил ему о…

— О сведениях, содержащихся в письме, которое ты получил? Да, но он только отмахнулся. Он получает донесения о заговорах пачками.

— Тогда ему следовало бы быть поосторожнее.

— Ты что, посадишь его под арест в его собственном дворце?

Орган грянул грегорианский хорал, и появился Лоренцо с кардиналом Раффаэлло. Кардинал приехал с визитом из Рима. Он был совсем еще мальчик — внучатый племянник Папы Сикста.

Лоренцо и кардинал были встречены архиепископом Флорентийским и его канониками и проведены к алтарю. Приторный запах ладана заполнил собор. Кругом посмеивались, перешептывались и отпускали саркастические замечания о юном кардинале, дожидаясь начала службы. Леонардо огляделся: он никогда прежде не видел в храме столько народу. Толпа была огромна, даже для пасхального воскресенья.

— Он мог бы хотя бы позаботиться о своей безопасности, — заметил Леонардо.

— Кто? — спросил Сандро.

— Лоренцо. Где его телохранители?

— Здесь, можешь быть уверен. Мне жаль твоего Никколо. Ему стало бы легче, если бы он пришел на мессу. Ты должен был заставить его посетить храм.