Время умирать. Рязань, год 1237 - Баранов Николай Александрович

– Вот и ладно. А пока при мне будешь. Ты же с татарами булгарский Биляр осаждал?

– И не только, – криво улыбнулся Гунчак.

– Вот-вот, – кивнул Ратьша. – Значит, все повадки и приемы их в осадном деле должен знать. Так?

– Все не все, но кое-что видел.

– Ну, мы-то в этом деле их вообще пока не видали, так что будешь объяснять все, что они делать будут. И что придумать могут.

– Постараюсь, – серьезно кивнул половец.

– Тогда так… – Ратислав на мгновение задумался, потом продолжил: – Сейчас поднимемся ко мне в светелку, там в бронь облачусь от греха. А потом на восточную стену поднимемся, посмотрим, как там татары, чего делают. А ты мне объяснишь, вдруг я чего не пойму.

Гунчак еще раз кивнул.

– А пока… Кстати, ты уже трапезничал сегодня?

Половец было задумался, но Ратислав ждать не стал, предложил:

– Пока зайдем в гридницу, пожуем что-нибудь, а то у меня с ночи маковой росинки во рту не было.

– Я тоже не ел, – вспомнил наконец Гунчак. – Так что с удовольствием поддержу тебя в сем деле.

– Тогда сделаем так. Ты сразу идешь в гридницу, заказываешь девкам еды на двоих, а я в бронь облачусь и спущусь к тебе. Эх, Первушу отослал некормленого, – добавил Ратьша с досадой. – Ладно, вернется – накормим. Аль сам о себе позаботится, не маленький, чаю. Ладно, ступай.

Ратислав поднялся к себе, облачился в доспех, отчищенный и смазанный уже меченошей, опоясался мечом. Подумав, натянул подшлемник, взял шлем, но надевать пока не стал. Спустился в гридницу.

Гунчак сидел за боярским столом. Дворовые девки споро выставляли перед ним тарелки со снедью, кувшины с питьем. К трапезе половецкий хан пока не приступал – ждал Ратислава. Ратьша уселся рядом со степняком, не чинясь, налил в чашу, стоящую пред Гунчаком, ставленого меда, плеснул себе, чокнулись, выпили, принялись за еду. Ратислав поел быстро, так как снедало беспокойство: что там татары. Половец, по обычаю, ел не спеша, потому боярину пришлось ждать: торопить гостя – верх невежества. Хотя а был ли Гунчак гостем? Подумав, Ратьша решил, что теперь, после приговора великого князя, наверное, да.

Как только Гунчак закончил с едой, Ратислав в нетерпении вскочил с лавки, хлопнул половца ладонью по оплечью.

– Теперь на восточную стену. Чаю, оттуда татары на град полезут.

– Пешком пойдем? – Гунчак тоже поднялся на ноги.

– Поедем, конечно, – усмехнулся Ратьша, помня нелюбовь степняков к пешей ходьбе. Они до соседней юрты, до которой всего-то и было с сотню саженей, и то верхом добирались. – Поедем. У коновязи свободные лошади всегда стоят. А своих пока седлать не будем, чего их томить. Кстати, князь Юрий дал тебе коника?

– Из своей конюшни. – Гунчак не сдержал довольной улыбки. – Конь – огонь. Чудных статей.

– Хорошо. Пошли к коновязи.

Взяв оседланных коней, которых конюхи всегда держали у коновязи для срочных нужд княжьих людей, они проехали Столичный город поперек по широкой Спасской улице и добрались до Исадских ворот, одного из двух проездов в восточной стене. Воротная башня здесь была самая могучая из всех воротных башен Рязани. Мощнее даже Пронской. В три боевых яруса. Два нижних яруса, как и стены, были сделаны из засыпанных землей и камнями клетей. Третий ярус – срубной. Наверху – боевая площадка, накрытая четырехскатной крышей с чередой бойниц и заборол. Верхний ярус выступал над нижними обламом для кругового подошвенного боя. Проезд шириной в две сажени запирался двустворчатыми воротами из толстенных дубовых плах, обитых листовым железом. На внутреннем выезде имелись точно такие же ворота. В середине проезда путь перегораживала кованная из толстых железных прутьев, опускающаяся сверху решетка. Мост через ров разобран. От него остались только опорные быки.

Стена с напольной стороны города тоже отличалась устрашающей осадников мощью. Глубокий, в три сажени и широченный, в восемь саженей ров, плюс крутой, политый водой, превратившейся в лед, пятисаженный вал со стеной по его гребню. А стена была не просто стеной.

Когда-то давным-давно, когда Рязань только начала строиться, ее окружал простой дубовый тын. Но город рос, требовал более солидных укреплений, и следующую стену делали уже из городней – состыкованных друг с другом срубов, заполненных глиной, песком и камнями. Потом эту стену надстраивали, перестраивали, углубляли рвы, насыпали валы. Стена и вал становились выше и толще, ров – глубже. Эту стену три с лишним десятка лет назад разрушил и пожег великий князь Владимирский Всеволод Юрьевич, прозванный Большим Гнездом, отец нынешнего владимирского князя. Рязань тогда была разорена и сожжена. Ладно, население стольного града владимирцы вывели из-за стен. Увели во владимирский плен и ее князей с вятшими людьми.

По возвращении из плена рязанцы восстановили город и стены, сделав их выше и мощнее прежнего. Сейчас высота стены здесь с напольной стороны превышает четыре с половиной сажени. Толщина в ее верхней боевой части – две сажени. Боевую площадку прикрывает двускатная крыша, обмазанная глиной и политая водой – защита от огненных стрел. Боевая площадка, так же, как в башне, нависает над подошвой стены обламом. С внутренней части стены сохранились городни от стены старой, оберегающие ее от распирания. К ним пристроены осадные клети, перекрытые деревянными накатами. Их уже обживают беженцы, собравшиеся в Рязань с окрестных деревень. Вон дымки поднимаются от временных очагов, вареной снедью пахнет.

Снаружи, с напольной стороны, тоже для ослабления распора прирублена дополнительная линия городен высотой почти в половину высоты основной стены. Толщина городен больше сажени. С наружной стороны они надставлены заборолами, образующими боевую площадку, которая сверху прикрыта односкатной крышей, наклоненной в сторону поля и примыкающей к большой стене. Эта крыша тоже обмазана глиной и полита водой. Прирубленные городни образуют второй ярус крепостной стены. С боевой площадки этого яруса имеются проходы на основную стену для обороняющихся здесь воинов, намертво запирающиеся на случай, если враг сумеет сюда прорваться.

Имеется и третий ярус стены, самый нижний. Он сооружен из крепкого дубового тына, вкопанного в сажени перед вторым ярусом, и поднимается до трех четвертей его высоты. Промежуток меж тыном и ярусом также забит глиной с песком, оставляя сверху площадку, прикрытую частоколом высотой в рост человека. В частоколе имеются узкие прорези-бойницы для лучного боя. Имеются и проходы на второй ярус для защитников. А вот крыши третий ярус не имеет: боевая площадка выложена булыжником, пересыпанным известью, образуя плотное покрытие.

Далее город с напольной стороны прикрывают вал и ров. Сухой ров против осыпания обложен толстыми жердями. За рвом, чтобы конница осадников не могла гарцевать близко у стены, засыпая обороняющихся стрелами, вкопана линия надолбов – заостренных, наклоненных в сторону поля нетолстых бревен. Вкопаны они не плотно, так, чтобы пеший мог протиснуться, а конь – нет. Идущая на приступ толпа осаждающих тоже будет продираться через надолбы по-одному, подставляясь под стрелы и камни, летящие со стены. Готовясь к осаде, рязанцы вкопали впереди старой линии надолбов еще одну, саженях в тридцати.

Все это хорошо видно с дозорной башенки, венчающей проездную башню Исадских ворот, на которую забрались Ратьша с Гунчаком. Но смотрели они не на стены, вал и ров, а дальше, на опушку леса, стоящего сплошной стеной верстах в двух от стен Рязани, где за утро вырос громадный стан, пестрящий разноцветием шатров и дымящий бесчисленными кострами.

Глава 19

Стан подавлял своей невероятной громадностью. Ничего подобного не видели рязанцы, даже те, кто помнили владимирскую осаду тридцать с лишком лет назад. Шатры, юрты, палатки, снующие меж ними пешие и всадники. Даже сюда, до дозорной башенки долетал мощный гул, в который сливались лошадиное ржание, рев скотины, скрип тележных колес, человеческий говор.

Из-за леса, перед которым раскинулся вражеский стан, поднимались столбы дыма – татары жгли окрестные селения. Хотелось надеяться, что пустые: предупрежденные жители должны были успеть уйти за рязанские стены или в лесные схроны. Дымы поднимались на севере и юге тоже. Только на закате, за Окой дымов не видно. Да и то там, в лесной дебри, пересеченной болотами, селений имелось раз-два и обчелся, и добраться до них было совсем не просто.