Время умирать. Рязань, год 1237 - Баранов Николай Александрович

– Исады горят, – глухо обронил один из двух дозорных, топчущихся на наблюдательной площадке, кивнув на особо толстый столб дыма на восходе.

– Люди там оставались? – спросил Ратислав. – Или ушли?

Дозорный пожал плечами, нахмурился, ответил:

– Люд оттуда в Рязань шел. Но говорили, кто-то хотел остаться, оборонять родной город. А остались, нет ли – кто знает?

– Навряд ли, – встрял в разговор второй дозорный, совсем молоденький, только усы пробиваться начали. – Коль оборонялись, не могли татарове его за утро взять.

– Сколько там осталось тех защитников! – не согласился первый дозорный. – А укрепления в Исадах не чета рязанским. Арканы на заборола накинули и полезли кучей. Тут не отмашешься. Зазря только головы положили. И-ех! – Старший дозорный сокрушенно покачал головой.

– Чего это? Смотрите! – вскинувшись, вытянул руку куда-то вправо молодой дозорный.

Ратислав, Гунчак и второй дозорный кинулись к правой стороне башенной площадки. Действительно, далеко справа по пронской дороге двигалось пешком множество людей. И люди эти не были похожи на монголов или их подручников.

– Да это же наши, – сдавленно просипел молодой дозорный, зрение которого оказалось поострее, чем у остальных. – Похоже, смерды из окрестных деревень. Не убереглись…

Теперь и Ратьша рассмотрел, что серая толпа состоит из рязанских селян, а может, и жителей мелких городков. Они угрюмо брели по дороге, кутаясь от мороза в какую-то рванину, хорошей зимней одежи ни на ком видно не было. Мужики, бабы, подростки. Стариков и совсем малых детей не видать. По бокам двигающейся по дороге людской змеи ехала редкая цепочка татарских всадников – охрана.

– Хашар, – каркнул из-за спины Ратислава Гунчак.

– Что? – обернулся к нему Ратьша.

Оба дозорных тоже обернулись к половецкому хану.

– Осадная толпа, – пояснил тот. – Татары собирают ее из отловленных в округе осажденного города местных жителей. Берут туда только тех, кто может работать. Детей и стариков обычно убивают. Хашар используют на тяжелых и опасных осадных работах.

– Вот ведь чего удумали, нехристи, – широко перекрестился старший дозорный. – Это ж додуматься до такого надо…

Дальше смотрели на приближающихся пленников в горестном молчании.

Людская змея доползла до татарского стана. Здесь хашар уже ждали. У правого края лагеря плотно стояло с сотню двуосных телег на больших, целиком деревянных колесах. Охрана гнала русских к ним. Здесь с телег раздавали инструмент: топоры, заступы, лопаты, слеги. Потом пленников делили на отряды человек по сто – сто пятьдесят и вели кого в ближний лес, кого в сторону городских стен.

– Чего теперь ждать? – поинтересовался у Гунчака Ратислав. – Что их делать заставят?

– Кто-то будет ров заваливать, – пожав плечами и вздохнув, ответил половец. – Кто-то частокол вокруг города ладить от вылазок и от обстрела со стен. Я тебе о таком вроде говорил, когда об осаде Биляра булгарского сказывал.

Ратьша кивнул, он помнил.

– Ну вот, – продолжил Гунчак. – Те, кого в лес погнали, будут колья для этого самого частокола рубить. Еще там же, в лесу, дерево готовить будут для осадных орудий. Татары их собирают только при осаде. Части железные от них в обозе возят, а деревянные делают на месте. Кстати, камень где-нибудь близ града у вас ломают? Им камень для пороков нужен будет. Ежели они, конечно, с собой его не везут. Но то вряд ли. Кувшины с зажигательной жидкостью – это да, а камни – нет, вряд ли, тяжелы. Но коль нет камней, могут вместо них деревянные обрубки метать из древесных комелей сделанных, водой для веса напитанных.

– Есть каменоломня верстах десяти, за Исадами, – протянул Ратислав. – Камень там ломали для постройки храмов. Да и до сих пор берут для мелких нужд да для пережога на известь. Место глухое. Думаешь, найдут?

– Найдут, – дернул плечом Гунчак. – Татары спрашивать умеют: чего не знаешь, расскажешь.

– Так, говоришь, у них кувшины с греческим огнем есть? – переспросил Ратьша.

– С киданьским, скорее, – поправил половец.

– С каким?

– Киданьцы – это те, кого вы богдийцами называете. Умный народ. Много чего придумали. И огонь греческий тож. Да и не токмо огонь. Есть еще в обозе татарском наверняка кувшины с эдаким черным порошком, который от огня пламенем вспыхивает с громом страшным. Этим громом они даже каменные крепостные стены расколоть могут.

Об этом Ратислав, помнится, слышал от пленного Ли Хая, потому не особо удивился. А вот дозорный, тот, что постарше, забормотал что-то. Опять молитвы Христу возносит? На богов надейся, а сам не плошай! Предками завещано.

– Орудия осадные для татар тоже киданьцы делают, – продолжал тем временем половецкий хан. – И киданьские же мастера их обслуживают. Татары вообще много чего от них переняли. Умный народ.

Непонятно было, про кого сказал Гунчак последние слова, про киданьцев или татар, сумевших покорить этих умников и заставивших их служить себе.

Тем временем татары пригнали часть хашара направо к Предградию, а часть – налево, к Засеребрянью. Там – с дозорной башни это было видно – полоняники начали разбирать дома и хозяйственные постройки. Видно, дерево брали для частокола иль для орудий осадных. А что, дерево сухое, выдержанное. Здесь, у восточной стены, пока никакого движения не было. Только татарский стан гудел непрерывно, давя на душу.

– Пойдем, пройдем по стене к Среднему городу, – повернулся Ратьша к Гунчаку. – Глянем, что там деется в Засеребрянье. Отсюда все ж плоховато видно.

Они спустились с башни на боевой ход стены, прошли по ее гребню влево. Миновали Серебряный овраг, заключенный внутрь городских стен. В овраге этом находился исток речки Серебрянки, хороший источник воды для горожан на случай такой вот осады. Где-то на середине оврага стена резко сворачивала влево, в сторону Среднего города, спускалась ступенями по склону, отсекая его от внутренней части города, и упиралась на дне в Водяные ворота, массивную башню с небольшим, закрытым двумя коваными решетками проходом для воды в ее основании. От башни опять ступенями стена поднималась на противоположный склон оврага и там соединялась с Серебряной, не проездной башней Среднего города.

Ратьша и Гунчак спустились к Водяным воротам, поднялись к Серебряной башне, прошли по стене Среднего города до башни, в которую упиралась стена, защищающая Межградье. Последние пару сотен саженей пришлось проталкиваться через рязанцев, собравшихся здесь поглазеть на происходящее за стенами. На башне было попросторнее: десяток стражников, несших в ней службу, шугал зевак. Здесь дозорной башенки не имелось, и смотреть прошлось через бойницы верхнего яруса.

Внизу под башней простерся Серебряный овраг с речкой Серебрянкой на его дне, закованной сейчас в ледяной панцирь и похороненной под неглубокими пока сугробами. Овраг в этом месте расширялся почти до сотни саженей. За оврагом, отступив от его края еще саженей на сто с небольшим, вздымалась ввысь Соколиная гора, самое высокое место вблизи Рязани. Поднималась она даже повыше городских стен и тянулась с восхода на закат саженей на пятьсот. Меж краем оврага и подножием горы растянулись дворы Засеребрянья, брошенные ныне своими хозяевами.

Полоняники под присмотром татар разбирали строения, складывая отдельно бревна, отдельно – доски, отдельно – мелкий древесный мусор. Последний, видимо, предполагалось использовать для костров. Татары, те, кто не караулил пленников, занимались обшариванием брошенного жилья и чего-то там находили, судя по узлам, которые они вытаскивали и сваливали кучами. Те, кто присматривал за хашаром, ездили верхом между работающими и время от времени подбадривали ударами плетей того, кто, по их мнению, работал недостаточно хорошо.

Часть полоняников, в основном здоровые мужики, начали копать ямы для частокола по самому краю оврага. Кто-то из толпящихся на стене узнавал в них своих знакомцев или даже родню. Окликал. Те пробовали отвечать, но быстро замолкали под ударами татарских плетей. Народ на стене угрожающе гудел. Один из стражников в башне, из которой смотрели за всем происходящим Ратьша и Гунчак, не выдержал, взвел затинный самострел, стоящий на вертлуге у бойницы, прицелился и выстрелил. Гулко ударила тетива. Тяжелая стрела с шмелиным гудением сорвалась с направляющего желоба и, мелькнув красным оперением, улетела за овраг. Стрелком стражник оказался неважным, промазал. Но татар все же пугнул: те отъехали от самого края оврага и стали держаться за еще не порушенными строениями.