Миша и Лиза за тридевять земель - Вагнер Идалия

Последние слова он договаривал уже, клюя носом, и вскоре захрапел. Миша сидел, стараясь не обращать внимание на боль и жжение, и рассматривал окрестности с точки зрения возможности побега и понимал, что все сложно. Огромные поля прерывались лишь небольшими лесами или рощицами. Практически на каждом поле кто-то работал. Посадки невысокие, значит, спрятаться в случае побега будет сложно. От грунтовой дороги, по которой они ехали, в разные стороны разбегались дороги, ведущие к жилым строениям или к полям. Проехали пару небольших речек по шатким деревянным мостикам. Судя по расположению крайних опор, иногда эти речки бывали гораздо полноводнее.

Ехали долго, в какой-то момент Миша почувствовал, что больше не сможет терпеть эту пытку. Но внезапно повозка повернула направо, а лошадь, кажется, побежала чуть быстрее, как будто чувствуя приближение жилья. И действительно очень скоро показалось не слишком большое поместье. Стало понятно, что прибыли к месту назначения. Миша внимательно рассматривал двухэтажный небольшой белый дом, сад, двор, окруженный высокими деревьями, клумбу, чуть поодаль виднелись небольшие хижины и хозяйственные постройки.

Когда повозка въехала во двор и остановилась, проснулся мистер Рик, а от дома и из конюшни показались люди. Первым подскочил белый мужчина. Он преувеличенно радостно приветствовал хозяина, помогая ему выбраться из повозки, при этом быстро рассказывал основные новости про ожеребившуюся лошадь и про выполненный ремонт крыши.

Из дома выкатилась пожилая маленькая кругленькая негритяночка в платке, повязанном в высокую башенку на голове. Она энергично размахивала руками и пронзительно кричала:

– Рикки! Мой маленький Рикки приехал! А исхудал как за два дня!

Мишу опять охватило ощущение того, что все слишком театрально, киношно. Таких толстеньких тетушек – нянюшек или кухарок – показывают во всех постановках или фильмах. Он бы не удивился, что ее зовут Салли.

– Салли, ты еще не лопнула от жира, моя толстушка? – распахивая объятья закричал мистер Рик.

– Только после тебя, пончик Рикки! – не осталась в долгу Салли.

Миша фыркнул, рискуя тем, что кто-то обратит на это внимание, и почувствовал на себе взгляд белого мужчины. Интуиция подсказывал, что это управляющий.

Мистер Рик не забыл о своей покупке. Он сделал Мише знак рукой выбираться из повозки, а управляющему сказал:

– Арчи, это новый раб, я его сегодня купил за чертову уйму долларов. Парня зовут Миш. Он только что из своей дикой Африки, ни черта не умеет говорить по-нашему. Отведи ему хижину. А ты, Салли, отправь ему с кем-нибудь пожрать.

Арчи, завтра с утра приведи его ко мне вместе с Соломоном. Тот вроде еще не забыл свой варварский язык, будет переводить мои слова, и пусть учит его нормальной речи. Я завтра все решу по нему. Салли, булочка моя, корми меня давай. Я совсем оголодал без твоих пирогов.

Кстати, где миссис Оливия? Она здорова?

Салли замахала руками:

– Здорова наша хозяюшка, только что у себя была. Она еще не знает, что малыш Рикки приехал, иначе обязательно прибежала бы.

По скептическому выражению лица Арчи Миша понял, что лично он сильно сомневается в намерении миссис Оливии бежать навстречу малышу Рикки. Миссис Оливия – скорее всего супруга мистера Рика.

Как только мистер Рик и Салли направились к дому, Арчи отстегнул кандалы Миши от скобы в повозке, рукой показал ему следовать за собой и направился в сторону хижин. Кандалы с ног Арчи не снял, поэтому шли довольно медленно. При каждом шаге кандалы больно касались открытых ран, а обожженные израненные плечи и спина чесались, ныли и горели.

Как оказалось, Мише полагалась хижина. Маленькая, но индивидуальная, на одного человека. В хижине не было ничего кроме топчана с тощим тюфяком, стола и маленькой жаровни. Возможность уединиться и сесть, вытянув ноги, – это было единственное, что порадовала за эти два дня в Америке непонятно какого века.

Потом Арчи снова потащил его из хижины. На улице он показал рукой в сторону крошечных домиков, стоявших чуть дальше, сделал вид, что снимает штаны и присаживается. Миша кивнул головой, что понял. Наличие закрытых индивидуальных туалетов тоже казалось большим плюсом.

Увидев девушку, бежавшую от большого дома к хижинам с миской и кружкой в руках, Арчи окликнул ее:

– Мэг, беги сюда, чертовка. Вот этот парень – Миш. Он будет жить в бывшей хижине Тобиаса. Давай, проводи его, а я пошел к Соломону на конюшню.

Миша уже доедал вкусную похлебку, когда пришли Арчи и невысокий пожилой негр. Арчи бросил Мише неновые ботинки, верхнюю рубаху грязно-серого цвета, в которых ходили все негры, и еще одни полотняные короткие штаны.

– Соломон, скажи ему, что он обязан носить одежду и обувь и не форсить голым телом. Мэг, тут все будет ему велико, сбегаешь к Салли, возьмешь нитки и иголки и подошьешь. Вряд ли он в своей грязной деревне знал, что такое нитка, иголка и одежда.

Михаил, состроив туповатую рожицу, стоял смирно и старался ни единым движением не показать, что он понимает слова. Негр Соломон откашлялся и принялся переводить слова Арчи на одно из африканских наречий. В первом приключении Миши на нем говорила девушка Яа, поэтому Миша его немного понимал. Он только кивал в ответ на то, что после первого удара колокола Соломон придет к его хижине и они вместе отправятся за завтраком на кухню, а после второго удара колокола оба пойдут к мистеру Рику.

Потом Соломон старательно переводил слова Арчи, что пока Миша будет ходить в ножных кандалах. Если будет вести себя примерно, то кандалы снимут. Ночью ему предписывалось находиться только в хижине и никуда не выходить, потому что ночью выпускают собак, и они непременно покусают новичка.

Потом Арчи ушел, наказав Соломону рассказать новичку основные правила, сделав упор на то, что беглецов всегда ловят и серьезно наказывают. Поэтому Соломон должен был довести мысль, что послушные негры живут хорошо, а непокорные страдают из-за своих глупостей.

Соломон старательно бубнил о жизни на плантации, о том, что ночью выпускают собак, и надо быть очень осторожным, пока собаки не признают своим. Мэг старательно ушивала слишком большую рубаху. В большом доме не приветствовалось появление полуобнаженных рабов. Но Миша боялся, что ткань прилипнет к незабинтованным ранам. Мэг не думала о том, что новичок ее не понимает, и не переставая трещала о том, какая миссис Оливия красивая, умная и добрая, и все рабы ее очень любят.

Соломон время от времени принимался переводить, если считал информацию болтушки полезной. Про мистера Рика девушка ничего не говорила, Миша и не спрашивал. Каким-то краем сознания он отметил, что английский язык в двадцать первом веке довольно сильно изменился, и потому не все можно было понять, хотя, конечно, его знание языка было на очень невысоком уровне.

Соломон устал переводить и отправился к себе в хижину. Следом, закончив работу, убежала Мэг. Миша наконец остался один, он сел на тощий матрас топчана и долго размышлял над итогами дня.

– Мишаня, друг сердешный. Заломали тебя, добра молодца, супостаты иноземные, заковали в железы прочные. Изверги окаянные. Кощеи недобрые да недобитые.

После этого глубокомысленного экскурса в славянскую мифологию Миша осмотрел свои раны, подергал кандалы и лишний раз убедился, что они, конечно, надежнее примитивных африканских, но в его жизни была школа полиции и перевоспитавшийся «медвежатник» Петрович в качестве ментора. Тот сумел внушить будущим полицейским, что при наличии даже минимального инструмента можно вскрыть очень многое.

Конечно, ничего сверхсложного он не преподал, но базовым навыкам обучил. Его выученики много что понимали, и их на мякине не провести. Было сложно понять, зачем им такие вещи рассказывали в школе полиции, но Мише эти навыки пригодились. Так что, он носил кандалы временно, как декоративное украшение.

Плохо, что попал к неприятному мистеру Рику, но уж как есть, придется с этим смириться. Видимо, здесь считается вполне нормальным, что раб изранен, поэтому никто не обратил внимания на текущую кровь и явно плохое самочувствие раба. Рабу здесь полагается страдать. Более ничего плохого хозяин-барин не сделал, поэтому жить можно.