Когда-то он служил в полиции, был детективом, а лет десять назад, может больше, Тед Джон Холли вдруг для себя понял, что служить больше не может. Тогда он попытался перевестись на службу более мирную и спокойную, но спокойствия не было в его душе. И сейчас нашёл себя в роли адвоката. Надо сказать, что это был единственный адвокат защищавший рабочих практически безвозмездно, то есть даром. Он был единственным на весь Фулем кто осмеливался защищать и католиков, и бедноту, и не боялся говорить то о чём другие предпочитали молчать.
Все знали и обратную сторону его жизни. И полиция, бывшие коллеги Теда Холли, и протестанты, и казалось сам король. Он, Тед Холли, командовал рабочими дружинами. В манифестациях он участвовал, но бывший детектив Тед Холли был вторым после Галлахера человеком в партии.
— Да, молодой человек? — посмотрел он Чарли едва мальчик открыл двери кабинета.
Холли сидел за длинным столом обложенный папками и бумагами.
— Здравствуйте, сэр, — поздоровался Чарли остановившись на пороге.
— Заходи, заходи, — с каким-то странным акцентом позвал его Холли, — чего тебе, дорогой?
Чарли прошёл и присел на стул возле стенки.
— Мне сказали, что Вы тут главный и я могу стать членом профсоюза, — проговорил Чарли глядя на Холли как на знаменитость.
— Профсоюза? — рассмеялся Холли, — ну конечно! Позволь угадать, что тебя привело, малец?
Чарли смутился. Его ещё никто не называл мальцом.
— Да, — кивнул он опустив глаза.
— Ой, только не надо плакать, юноша! — так же весело сказал ему Холли и Чарли вновь воспрянул духом.
— Давай так, дорогой, — положил на стол Холли бланк, — я знаю, что у вас очень большая семья и у тебя куча младших братьев и младшая сестра и ты не будешь чувствовать себя человеком, если они не получат подарки на Рождество! И тебе подсказал Томпсон, что подарки организует только профсоюз, но в него надо вступить! Верно?
— А как Вы угадали? — снова покраснел от стыда Чарли.
— Сейчас все с этим ко мне приходят, братишка, — ответил, успокаивая Чарли Холли, — ты мне напишешь сейчас вот эту бумагу, и поговорим, идёт?
— Идёт, — кивнул Чарли и подвинув стул к столу, взял бланк. Это была анкета.
В дверь постучали и в кабинет, в начале сунув голову и рассмотрев что тут происходит, вошёл аккуратный молодой человек в светлом пиджаке.
— Ну чего ещё!? — чуть вскрикнул Холли, — неужели непонятно, что я ответил уже этому негодяю Минду, что ноги его тут не будет и его сына тоже!
— Мистер Холли, здравствуйте, — прошёл молодой человек и присел за стол напротив Чарли, — Минд подал на нас в суд.
— Вот дурак! — рассмеялся Холли и посмотрел на Чарли, — представляешь, мы забрали у него этот дом за долги, а он ещё и в суд на нас подаёт? Будто это был его дом! Это помещение принадлежит профсоюзу рабочих нашего завода! А он тут частную лавочку развёл!
— Понимаю, сэр, — прервавшись кивнул Чарли, слегка улыбнувшись.
— Вот, — показал Холли бумагу, — дом был куплен у заводоуправления для нужд профсоюза! А Минд тут что делал? Собирал вечеринки и пропивал со своими дружками наши деньги! Рабочие, понимаешь, без помощи адвоката, без защиты своих прав, а Минд только взносы собирает. Мы у него ещё их отсудим и он нам за всё заплатит, мальчик! Вот скажи, у тебя большая семья?
— Да, сэр, — кивнул Чарли, — нас шестеро у родителей.
— Вот! — указал пальцем вверх Холли, глянув на молча сидевшего молодого человека, — шестеро! А у Минда один засранец и тот не работает, а привык жрать за чужие деньги в ресторанах! Сколько Минд нам должен ещё?
— Пятьдесят тысяч, — сказал человек, — фунтов.
У Чарли от услышанного перехватило дыхание. Он вновь глянул на Холли, потом на молодого человека.
— Понимаешь, сколько Минд у вас украл? — посмотрел Холли на Чарли и рассмеялся, — по пять сотен фунтов у каждого рабочего! Я этого Минда выпотрошу как мешок с капустой и он каждому из нас ещё судебные издержки заплатит, негодяй! Пятьсот фунтов у каждого украл, понимаешь?
— Да, сэр, — кивнул неуверенно Чарли и протянул Холли заполненный бланк, — вот, я всё правильно написал?
Холли бегло просмотрел бланк и улыбнувшись, не вставая с мечта подал Чарли руку.
— Поздравляю, сынок! Теперь ты член профсоюза! И не переживай. Скажешь братикам и сестрёнке, что встретил Святого Николая который покупал для них подарки!
— Спасибо, сэр! — обрадовался Чарли, — с Вашего позволения, я немедленно им об этом сообщу! Мама и папа уже не знали, что делать!
— Беги, сынок! — рассмеялся Холли, — сегодня будет в вашей семье праздник!
АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; ФЕВРАЛЬ 1912 ГОДА
— Восемь на труд! Восемь для сна! Восемь делай что хочешь! — скандировала огромная процессия двигавшаяся по центральной улице Фулема.
Гарольд бежал следом держась за руку Уильяма.
— Где он?! — кричал Гарольд брату, но Уилл молчал, будто его не слышал.
— Где?! — снова громко спрашивал, стараясь перекричать толпу Гарольд, но Уильям только всматривался в людей, не останавливаясь, волоча за собой брата.
— Я его вижу! — наконец закричал он и замахал кому-то рукой в толпе.
— Чарли! Мы тут! — потащил Уильям за собой Гарольда и мальчики вклинились в процессию.
— Вы… вы какого чёрта тут делаете!? — опешил Чарли, не останавливаясь и высоко поднимая над собой красный флаг.
— Мы с тобой хотим… на эту… на демонстрацию, — продолжали идти за ним братья.
— Это вам что, месса!? А ну марш домой! — приказал Чарли, но его крик затерялся в криках людей.
— А мы что? Мама сказала тебе за нами присматривать, вот и присматривай! — ответил ему Уильям.
— Мама сказала чтобы вы из дома сегодня не выходили! — крикнул в ответ Чарли.
— Но мы… — хотел что-то сказать Уильям, но Чарли перебил его.
— Ты зачем его сюда приволок? — строго посмотрел Чарли на Уильяма, указав взглядом на Гарольда.
— А ты ему скажи сам! Он меня уже на перекрёстке нагнал! — поднял руку Гарольда Уилл.
— Отпусти! — хотел было вырвать руку Гарольд, но Уильям сжал ладонь ещё сильнее.
Процессия остановилась. Все замолчали. Улицу перегородили солдаты.
— Разойтись! Всем разойтись! — услышал Гарольд и увидел сквозь людей, в десяти шагах от себя, офицера и солдат с оружием наготове.
— Мы не уйдём! — ответил один из демонстрантов, одетый в рабочую куртку.
— Не уйдём! Проч с дороги королевские псы! — закричали люди.
Один из рабочих выбежал вперёд и поставил на мостовую стул. Другой человек, в рабочей куртке с красным бантом на груди, вылез на него и обернулся к демонстрантам.
— Товарищи! — начал громко говорить он, — товарищи! Сегодня мы вышли на законную манифестацию с требованием восьмичасового рабочего дня и справедливой оплаты нашего труда! Они, те кто считает себя нашими хозяевами, имея харизму улитки и мозги курицы, бросили против нас, против наших детей и жён вооружённых солдат, готовых в нас стрелять и избивать нас! Мы не должны поддаваться на их провокации! И мы не покажем страха! Мы не уйдём отсюда до тех пор, пока наши законные требования не будут выполнены владельцами завода!
— Не уйдём! Не уйдём! Достойная оплата за достойный труд! — закричали все.
Человек поднял руку вверх.
— Они стравливают нас между собой! Им выгодно, чтобы католики и протестанты, евреи и пуритане враждовали между собой! Каждый избитый католик — на совести владельцев завода! Каждый убитый еврей и ирландец — на совести владельцев завода! В нашем городе не должно быть места религиозной и национальной нетерпимости! И нетерпимости не должно быть места — во всей нашей стране! Только вместе мы сила! Они боятся нашего единства! Долой власть помещиков и капиталистов! Да здравствуют советы рабочих депутатов!
— Вся власть советам! Долой капиталистов! — подхватили люди.
— Жируя на нашей шее, — продолжал человек, и рабочие снова затихли, — они не заботятся о наших семьях! Хотя мы обеспечиваем достойную жизнь и образование им и их детям! А наши дети — прозябают в нищете, и завтра пойдут побираться на улицы! Потому что с их условиями работы — мы не можем прокормит наши семьи! Мы готовы работать, но готовы работать только в условиях, когда наш труд ценится! Мы рабочие, а не бесправные рабы!
