— Дяди я не вижу, зато вижу своего клиента в подавленном состоянии и голодного, — ответил спокойно Грузенберг, — в законодательстве нет понятия «дядя», есть понятие родственника, опекуна, а также близкого лица, их заменяющего. И если один родственник отказался его принимать, вы обязаны были доложить о мистере Гудвине миссис Маргарет Браун, которая представляет его интересы в настоящий момент. Так как именно она руководит помощью выжившим жертвам катастрофы лайнера «Титаник» и представляет интересы всех пострадавших, а значит и моего клиента. Кроме того, законодательство воспрещает содержать детей совместно со взрослыми. Тем более арестовывать лежачих больных. И не кормить. Что вам помешало, господа, выполнить предписания закона? Мальчика забирает его законный представитель!
— Сэр… мистер… — замялся капитан, — я даю вам слово, что мы уладим это недоразумение.
— Недоразумение вы будете улаживать со своим начальством и судьёй округа, — ответил Грузенберг, — думаю, что прокурор в ближайшее время выдвинет вам обвинение. А сейчас мы забираем ребёнка. Нам необходимо решать юридические вопросы опеки и попечительства. Я ясно выразился, господа?
— Да… мистер… — глянул вопросительно на Грузенберга капитан.
— Грузенберг. Оскар Грузенберг…
Гарольд впервые после «Карпатии» увидел знакомое лицо. Он обнял Маргарет Браун и первый раз за всё время расплакался не от горя, а от счастья.
Полицейских как ветром сдуло! Остался только тот, который стоял у двери с ключами, виновато поглядывая на всех вокруг.
— Скажите, мистер Гудвин, вы родственник миссис Маргарет Браун? — заговорили в один голос журналисты, по очереди щёлкая фотоаппаратами и ослепляя Гарольда вспышками.
Мальчик даже отвернулся и уткнулся лицом в Маргарет Браун. Он и смутился, и чувствовал себя неловко и вообще впервые в жизни так близко увидел сразу трёх журналистов, которые, кроме того, пришли к нему.
Маргарет Браун обняла его, что-то отвечая репортёрам. Другой рукой она гладила его по голове. Гарольд её не слышал. Просто смотрел вокруг и хныкал. Во-первых, Маргарет Браун говорила громче всех, во вторых, на вопросы журналистов отвечал адвокат, а в-третьих, Гарольд просто не хотел ничего слышать. Он хотел скорее вырваться отсюда и отдохнуть от всего пережитого.
— Ещё какой родственник! — громко говорила, почти кричала, Маргарет Браун, — да, мы родственники! Мальчик — мой родственник! Мы все, кто с «Титаника» — теперь родственники! Спасибо этим негодяям из «Уайт Стар»!
— Как вы выплыли, мистер Гудвин? — наклонился над Гарольдом журналист.
— Я… было холодно…, — посмотрел на него Гарольд, — очень холодно… я выплыл на большом кресле… — проговорил мальчик.
— Вы умеете плавать?
— Нет… — ответил Гарольд и смущённо опустил глаза.
— Как же вам удалось выжить в холодной воде? Вам было страшно? Как же вы не погибли, если не умеете плавать?
— Я… — проговорил Гарольд, но на помощь пришла Маргарет Браун.
— Да потому что мы — непотопляемые! — словно прокричала она…
Глава 15
Раввин Афтаназ [149] был одним из тех людей, которых называют ребе. Много лет назад он приехал в Америку из Греции, и за долгие годы своей жизни в Нью-Йорке повидал и хорошие и плохие дни. Маленькая община Бруклина, на его глазах и его стараниями, стала большой и уважаемой.
Пожертвовав всем ради неё, он не уставал и даже в старости продолжал много трудиться, часто приходя на помощь тем, кому отказывали все.
В доме у раввина Афтаназа не было денег. Но тут было много книг. Но чаще приходили не за книгами, а за словами. И слова у него находились для всех. И не только слова. Он никому не отказывал в помощи.
Его дом благословился голосами детей. Но очень быстро опустел. Гражданская война между Севером и Югом забрала всех детей… Единственный внук вырос и уехал за океан, откуда часто писал письма. Последнее его письмо было радостным, но этот дом первый раз не дождался тех, кого здесь ждали…
Весть о смерти единственного внука и трёх правнуков, ехавших в гости из Германии, заставила раввина Афтаназа слечь, а слово «Титаник» он заставлял себя слышать через силу.
Грузенберга он встретил полулёжа. Но выслушав его рассказ, подумал, покачал головой и, поправив очки, поднялся и сел в кресло, в котором обычно встречал своих посетителей.
— Реб Оскар, не думаю, что ситуация нехорошая, — произнёс он тихо и задумчиво, — миссис… мисс Эмили Браун сейчас с трудом уживается с мыслью, что этого мальчика больше нет. И лучше, если она, и уж тем более её сын, Френсис, которого я знаю с момента его Брит-Милы [150], в ближайшее время не будут знать, что Гарольд жив. Да и самому Гарольду не стоит напоминать о той ужасной ночи. Они дети «Титаника». И «Титаник» это единственное, что может их соединить как братьев. Больше — ничего! А трагедия — не лучшее, что может объединять людей… Но дело даже не в том. Семья Голдсмит очень небогатая. Вдова с двумя детьми просто обречена на нищету. С мисс Браун ребёнок останется инвалидом на всю свою жизнь… Неизвестно когда он сможет нормально ходить. Это лечится в клиниках Европы, но не Америки. Но даже если мы все соберём нужную сумму, мальчику категорически сейчас нельзя даже и близко показывать корабли. Мы поможем, чем можем, но даже всех наших денег не хватит на то, чтобы Гарольда поставить на ноги волею врачей. И мальчик должен исцелиться сам, когда исцелит свою душу.
— Понимаю, рабби, — кивнул Грузенберг.
— Кроме того, что говорит доктор Соломон? Что именно с мальчиком? — спросил раввин.
— Точно неизвестно. Обмороки начались ещё в Англии. Католикам там живётся так же как и евреям в России. Это тоже сыграло свою роль, — ответил Грузенберг, — контузия не самая страшная. Он больше испугался, ровно настолько, что у него почти отказали ноги. И ещё он винит себя в том, что не смог спасти своего друга.
— Бедный ребёнок, — покачал головой раввин, — я ему сочувствую. И Вы представляете его в приюте?
— Нет, — категорически ответил Грузенберг, — в приют ему нельзя. Где Вы видели, рабби, чтобы мы отдавали своих детей в приюты? Теперь он наш ребёнок. Потому что он нам верит.
— Да, это так, — кивнул, соглашаясь, раввин, — хотя миссис Браун, которая Марго, вызвалась поддержать этого шотландского мальчика, это не значит, что она оплатит лечение несчастного ребёнка! Очень скоро она забудет его, как забыла его семью и десятки других детей на «Титанике». Рассовывая бренди миллионерам в шлюпки, она не побежала открывать запертых детей в Третьем классе. О них никто не вспомнил. Никто не вспомнил про моего внука и маленьких правнуков, которых я так и не увидел. Они так и погибли, не дождавшись спасения… Лучше, если Маргарет Браун пока не будет вмешиваться в его судьбу. Лучше пусть обеспечит ему учёбу в школе и дальнейшее образование. Он должен вырасти человеком достойным, реб Оскар, — посмотрел на Грузенберга Афтаназ и помолчал.
Он встал, прошёлся по комнате и вернулся в своё кресло.
— Выжил, — сказал Афтаназ, — но не для того, чтобы остаться инвалидом и нищенствовать. Есть мать, которая подарит ему свою любовь. Но это не Эмили Браун! С возвращением Гарольда в таком состоянии, она быстро возненавидит чужого ребёнка. Он, с обмороженными руками и ногами, контузией, сильнейшим нервным срывом, быстро станет ей обузой. А после матери его возненавидит и Фрэнк. Потому что это уже не тот мальчик которого они знали на «Титанике». Он уже видел смерть и не побоялся заглянуть ей в глаза.
— Согласен с Вами, — кивнул Грузенберг, — этим мы обречём их на нищету. Гарольд не найдёт там новой семьи. И это в лучшем случае.
— А в худшем?
— А в худшем, Гарольд отправится в Англию, в приют. Обратно в тот ад, из которого его пытались увезти отец и мать, — Грузенберг подумал, — и неизвестно, выдержит ли его сердце очередное морское путешествие.
