Ожерелье королевы. Анж Питу - Дюма Александр

С этими словами Лаперуз удалился.

Калиостро продолжал хранить зловещее молчание.

Шаги капитана гулко простучали по ступеням крыльца, во дворе послышался его веселый голос: Лаперуз прощался со всеми, кто собрался его проводить.

Лошади тряхнули головами, украшенными колокольчиками, сухо стукнула дверца кареты, и колеса загремели по улице.

Лаперуз сделал первый шаг по тому таинственному пути, из которого ему не суждено было вернуться.

Гости сидели прислушиваясь.

Наступила тишина, и взоры присутствующих, словно по волшебству, обратились в сторону Калиостро.

Его лицо озарилось таким пророческим светом, что все вздрогнули.

Несколько мгновений в столовой царило странное молчание.

Первым его нарушил граф Хага:

– Почему вы ему ничего не ответили, сударь?

В этом вопросе отразилось беспокойство всех присутствующих.

Калиостро вздрогнул, словно сказанные графом слова вывели его из глубокой задумчивости.

– Потому что мне пришлось бы или солгать, или сказать жестокую правду, – ответил Калиостро графу.

– Что вы имеете в виду?

– Я должен был сказать следующее: «Господин Лаперуз, герцог де Ришелье прав, считая, что больше с вами не увидится и прощается навсегда».

– Какого черта? – побледнев, воскликнул Ришелье. – Что вы такое говорите, господин де Калиостро?

– О, успокойтесь, господин маршал, – живо отозвался Калиостро, – это предсказание печально, но не для вас.

– Как! – вскричала г-жа Дюбарри. – Бедняга Лаперуз, который только сейчас поцеловал мне руку…

– Не только никогда больше ее не поцелует, сударыня, но и никогда не увидит тех, с кем простился этим вечером, – докончил Калиостро, внимательно вглядываясь в бокал с водой, в котором на яркой опаловой жидкости играли тени от окружающих предметов.

С губ присутствующих сорвался изумленный вскрик.

Их интерес к завязавшемуся разговору возрастал с каждой минутой; судя по серьезному, чуть ли не тоскливому виду, с каким они – кто голосом, кто взглядом – задавали вопросы, могло показаться, что собравшиеся приготовились внимать предсказаниям античного оракула.

Среди всеобщей озабоченности г-н де Фаврас, уловив общее настроение, поднялся, приложил палец к губам и на цыпочках прошел в прихожую, чтобы узнать, не подслушивает ли кто из слуг.

Но, как мы уже говорили, в доме у маршала де Ришелье царил порядок, поэтому г-н де Фаврас увидел в прихожей лишь старого управителя, который с суровостью часового, стоящего на отдаленном посту, охранял подступы к столовой в торжественный час десерта.

Г-н де Фаврас вернулся на место и жестом показал гостям, что они одни.

– В таком случае, – громко заговорила г-жа Дюбарри, успокоенная уверениями г-на де Фавраса, – расскажите нам, граф, что ждет беднягу Лаперуза.

Калиостро отрицательно покачал головой.

– Да будет вам, господин Калиостро! – наперебой загалдели мужчины.

– Мы вас просим, в конце концов!

– Что же, господин де Лаперуз, как он сам вам сказал, выходит в море с целью совершить кругосветное путешествие и продолжить маршруты несчастного Кука, который, как вам известно, был убит на Сандвичевых [22] островах.

Присутствующие согласно закивали.

– Этому путешествию все предвещает успех. Господин де Лаперуз – отменный моряк, кроме того, король Людовик Шестнадцатый сам весьма умело проложил маршрут плавания.

– О да, – перебил граф Хага, – король Франции – знающий географ, не так ли, господин де Кондорсе?

– Даже более знающий, нежели это нужно для короля, – согласился маркиз. – Короли должны знать обо всем лишь в общих чертах. Тогда ими смогут руководить люди, знающие предмет всесторонне.

– Это урок, господин маркиз? – улыбнувшись, спросил граф Хага.

– О нет, господин граф, просто размышление, немножко философское.

– Итак, он выходит в море? – вмешалась г-жа Дюбарри, желая прервать любую попытку повернуть разговор в сторону от главного направления.

– Итак, он выходит в море, – повторил Калиостро. – Но хотя он и покинул нас так поспешно, не думайте, что он выйдет в море немедленно. Нет, насколько я вижу, он потеряет много времени в Бресте.

– Жаль, – заметил Кондорсе, – сейчас как раз самое время пускаться в плавание. Даже немного поздно, в феврале или марте было бы лучше.

– О, не ставьте ему в упрек эти несколько месяцев, господин де Кондорсе, ведь все это время он жил – жил и надеялся.

– Надеюсь, спутники у него достойные? – осведомился Ришелье.

– Вполне, – ответил Калиостро. – Командир второго корабля – славный офицер. Я вижу его: он еще молод, полон жажды приключений и, к несчастью, отважен.

– К несчастью?

– Я пытаюсь отыскать, где он будет через год, но не вижу его, – проговорил Калиостро, с беспокойством вглядываясь в бокал. – Никто из вас не находится в родстве или свойстве с господином де Ланглем?

– Нет.

– И никто с ним незнаком?

– Никто.

– Так вот: смерти начнутся с него. Я больше его не вижу.

Среди присутствующих пронесся ропот страха.

– Ну а он?.. Как он?.. Лаперуз? – послышались запинающиеся голоса.

– Плывет, пристает к берегу, отплывает снова… Один год успешного плавания, другой. От него будут получены известия [23]. А потом…

– Что потом?

– Пройдут годы.

– И в конце концов?

– В конце концов – необозримый океан, пасмурное небо. Тут и там появляются неизведанные земли, тут и там возникают уродливые фигуры, напоминающие чудовищ Греческого архипелага. Они подстерегают корабль, который течение несет сквозь туман между рифами. Потом шторм, однако более милосердный, нежели берег, потом два зловещих огня. О Лаперуз, Лаперуз! Если бы ты мог меня слышать, я сказал бы тебе: «Ты, словно Христофор Колумб, отправился открывать новые земли, Лаперуз, но опасайся неизведанных островов!»

Калиостро умолк.

Едва над столом отзвучали его последние слова, как по телу гостей пробежала ледяная дрожь.

– Но почему же вы его не предупредили? – вскричал граф Хага, как и другие, поддавшийся влиянию этого необычного человека, который по своей прихоти заставлял сердца биться сильнее.

– Да, да, – подхватила г-жа Дюбарри, – нужно послать за ним, вернуть его! Жизнь такого человека, как Лаперуз, стоит усилий гонца, мой дорогой маршал.

Маршал понял и тут же привстал, чтобы позвонить.

Калиостро движением руки удержал его.

Маршал упал назад в кресло.

– Увы! – продолжал Калиостро. – Советы тут ни к чему: человек, способный читать судьбу, не способен ее изменить. Услышав мои слова, господин де Лаперуз просто рассмеялся бы, как смеялись сыновья Приама над пророчеством Кассандры. Да что там, вы и сами посмеиваетесь, господин граф Хага, и вскоре остальные последуют вашему примеру. О, не спорьте, господин де Фаврас, я еще не встречал слушателей, которые бы мне верили.

– Но мы верим! – в один голос вскричали г-жа Дюбарри и старый герцог де Ришелье.

– И я верю, – пробормотал Таверне.

– Я тоже, – учтиво подтвердил граф Хага.

– Да, вы верите, – отозвался Калиостро, – верите, так как речь идет не о вас, а коснись она вас, вы бы поверили?

– Еще бы!

– Несомненно!

– Я поверил бы, – сказал граф Хага, – если бы был на месте господина де Лаперуза и господин де Калиостро действительно сказал бы мне: «Остерегайтесь неизведанных островов». Тогда я был бы настороже, это все-таки какой-то шанс.

– Нет, уверяю вас, господин граф: поверь он мне, это было бы ужасно. Судите сами: при виде неизведанных островов несчастный всякий раз ощущал бы опасность; веря моему предсказанию, он чувствовал бы, что ему отовсюду грозит таинственная смерть, а он не может спастись. И он пережил бы уже не одну, а тысячу смертей – ведь идти во мраке, не чувствуя ничего, кроме отчаяния, не лучше, чем умирать тысячу раз. Ведь надежда, которую я у него отнял бы, – это последнее утешение, остающееся у горемыки даже под ножом: пусть нож уже касается его тела, пусть он чувствует прикосновение острия, пусть уже брызнула кровь. Пусть уходит жизнь, но человек все еще надеется.