Стылая Топь. Школа Ловчих - Шервинская Александра Юрьевна "Алекс"

– Как тебя зовут? – спросил я, уже понимая, что смотрю на своего первого будущего ученика.

– Алваро, – помолчав, отозвался мальчишка, – Алваро Санчес, учитель.

– Мастер, – поправил я его, – к наставнику принято обращаться «мастер» и никак иначе. И если ты станешь Ловчим, то будешь просто Алваро.

– Значит, ты… вы меня возьмёте, мастер? – в глазах мальчишки было столько надежды, что я не смог не улыбнуться, пусть улыбка и получилась не слишком весёлой.

– Только если ты окончательно уверен в своём решении, Алваро Санчес.

– Просто Алваро, мастер, – твёрдо ответил мальчишка, глядя мне прямо в глаза.

– Скажи, Алваро, у тебя есть какие-нибудь особые способности? Мне показалось, что твои глаза светятся. Прежде чем дать тебе слово, я должен знать, кого собираюсь взять в ученики.

Мальчишка какое-то время молчал, потом вздохнул и ответил:

– В нашей семье с давних пор были способности к ясновидению, ну не так чтобы прямо предсказывали будущее, но кое-что могли. Например, сказать почти точно, умер человек или жив. Поэтому я точно знаю, что никто из моей семьи не спасся…

– Полезный навык, – уважительно протянул я, – особенно для Ловчего. Думаю, если как следует потренироваться, то можно научиться чуять муэртос на достаточно большом расстоянии. Но это потребует долгой и кропотливой работы, даже если нам повезёт, и мы где-нибудь пересечёмся с тем, кто в этом действительно разбирается.

– Я буду очень стараться, мастер, – мальчишка протянул мне стилет, – вот ваш клинок, он ведь тоже непростой, как и меч, правда? Я видел искры, от обычного ножа таких не бывает.

Я забросил клинок в ножны и спросил:

– Скажи, Алваро, ты случайно не знаешь какого-нибудь места более или менее удалённого от города, но при этом такого, где можно укрыть человек десять-пятнадцать.

– Знаю, – тут же откликнулся мальчишка, – старый трактир «Подкова», что по дороге к Пяти Вязам, до него быстрым шагом минут сорок от города. Нормально? Только в нём, наверное, какие-нибудь твари уже обосновались. Они такие места любят…

– Это не проблема, – я старательно вспоминал тот путь, но трактир получалось вспомнить очень смутно: видимо, я там практически никогда не останавливался. – Если здание подходящее, то выбить их оттуда мы уж как-нибудь сумеем. Тогда у меня для тебя будет первое задание, Алваро.

– Что нужно сделать, мастер?

– Прогуляйся осторожно в сторону «Подковы» и посмотри, много ли там муэртос, какие, где гнездятся, насколько свободно вокруг и можно ли организовать оборону. Задача ясна? Но смотри только издали, внутрь не суйся.

– Будет выполнено, мастер, – обрадованно кивнул Алваро, – а где вас потом найти?

– Я пока не знаю, где остановлюсь, – задумался я, – давай встретимся возле фонтана на площади возле канала через два дня. Точное время не скажу, но во второй половине дня – это точно. И то, что до наступления темноты – тоже почти наверняка. Так что сообразишь, если что – подождёшь.

– Как скажете, мастер, – мальчишка радостно козырнул на манер гвардейца, а я подумал, что ради того, чтобы такие, как Алваро, мальчишки и девчонки могли беззаботно улыбаться и в любое время выходить на улицу, я готов пожертвовать всем. И это совершенно не преувеличение.

Давно стихли звуки торопливых шагов Алваро, а я всё сидел прямо на старой деревянной мостовой рядом с начинающим разлагаться трупом некрофага и думал. Да, соседство было не самое приятно, но зато ни одна тварь не сунется: такую отраву даже всеядный чимпис жрать отказывался.

Если получится обосноваться в бывшей «Подкове», то одним махом решится несколько проблем. Во-первых, я получу место, где можно жить, во-вторых, я начну выполнять волю Первого Ловчего, в-третьих, там можно будет устроить на первое время что-то вроде временной базы для будущих Ловчих. О создании полноценной школы говорить пока рано, слишком много нужно сделать. Но мысль, что я перестану рефлексировать и пытаться в одиночку уменьшить поголовье тварей, занявших Стылую Топь, несомненно, грела.

Нерешённым оставался вопрос: где ночевать сегодня, впрочем, об этом я подумаю после того, как наведаюсь уже наконец-то в лавку ювелира и заберу оттуда то, что должен передать Антонио. Как-то никак у меня не получается туда добраться: то некрофаги, то мальчишка и снова некрофаги…

Ворча про себя, как старый дед, я выбрался из переулка и наконец-то дошёл до лавки. Как ни странно, ни снаружи, ни внутри никого не было, и я преспокойно забрал из стола небольшую шкатулку, поборов секундное желание открыть её и посмотреть. Но потом передумал, потому как в наше беспокойное время мне со своими бы тайнами и секретами разобраться, потому чужие мне совершенно без надобности.

Обратный путь был на удивление спокойным, словно все твари Изнанки, обитающие в Стылой Топи, собрались и договорились дать мне перекурить перед очередным витком бесконечного и практически невыполнимого квеста под названием «Освободи Стылую Топь и возроди клан».

Глава 6

К «Гнутому медяку» я подошёл не с главного входа, как делал это обычно, а узенькими переулками. Знаю, кто-то может сказать, что это уже признаки паранойи, но в свете последних событий это выглядело даже не дополнительной страховкой, а элементарной заботой о безопасности. Откуда мне знать, вдруг кто-нибудь сделал Антонио настолько щедрое предложение, что тот просто не смог да и не захотел отказываться? Тем более что он никогда особой принципиальностью и не отличался. Отдам ему шкатулку – ибо заказ есть заказ – и ноги моей больше в «Гнутом медяке» не будет, как-то стало мне тут неуютно. А своим предчувствиям я привык доверять, потому и жив до сих пор.

Оглядев с соседней крыши задний двор и дверь, которой пользовались доставщики продуктов и те, кто не хотел быть замеченным, я легко спрыгнул на землю. Ничего подозрительного пока не было видно. Бесшумно подошёл к всегда открытой двери и с удивлением обнаружил на ней здоровенный ржавый замок. Интересно, а это здесь откуда и зачем? На моей памяти эту дверь не запирали ни разу.

Я ещё по пути к трактиру решил, что сначала заберу свои вещи, а уже потом отдам Антонио шкатулку, чтобы иметь возможность сразу после выполнения заказа покинуть ставшее подозрительным место. Чтобы, несмотря ни на что, не идти через главный вход, не мелькать в зале и не привлекать ненужного внимания к своей персоне, я запрыгнул на крышу стоящего неподалёку невысокого старого дровяного сарая, а уже с него серой тенью перемахнул на узкий карниз. Чуть не поскользнувшись на сырых досках, я выпрямился, стараясь слиться со стеной, а потом, подцепив стилетом крючок, неслышно открыл окно.

В комнате всё было точно так же, как и несколько часов назад, поэтому я, быстро забросив вещи в сумку, совсем уже собрался покинуть когда-то гостеприимный номер, но замер на месте. Что-то было не так… Демоны! Всё было не так!

Комната, которую я снимал, находилась на втором этаже в самом конце узкого и длинного коридора, являвшегося своеобразным балконом, поэтому шум из зала, расположенного внизу, сюда почти не доносился. Как правило, он напоминал слитный гул, словно где-то внизу шумело море. Сейчас же в комнате было тихо, и я тут же понял, какую именно тишину мне это напоминает – кладбищенскую.

Снизу не доносилось ни единого звука, что в принципе было невозможно: трактир – это то место, в котором всё время бурлит жизнь. Стучат ножи на кухне, разговаривают посетители, покрикивает на подавальщиц недовольный хозяин… А сейчас этого привычного шума не было. И мысли это вызывало совершенно безрадостные.

Я очень медленно приоткрыл дверь, радуясь, что совсем недавно сам смазал петли, так как дождаться этого от Антонио так и не смог. Через образовавшуюся щель мне была видна только часть зала, та, которая была ближе всего к двери. Но и этого было вполне достаточно для того, чтобы понять: оправдались самые дурные мои предчувствия.

Посуда была сброшена со столов и валялась на полу в лужах пива, там же видна была чья-то неестественно вывернутая нога. В воздухе знакомо пахло едой и не самым лучшим в Стылой Топи пивом, но всё перебивал сладковатый запах крови. Тот, кто хоть раз его почувствовал, уже никогда его ни с чем не спутает. Опустившись на пол, я змеёй выскользнул в щель и подполз с краю балкона, на который выходили двери комнат.