В поисках рая. Экспедиция «Кон-Тики» - Хейердал Тур

На дороге показалась жалкая фигура Триффе, окруженная толпой островитян. Мадам Шамон подмигнула нам и налетела на беднягу, словно ураган. Он в отчаянии воздел руки к небу. И вот уже рабочие несут в свободное бунгало, где некогда жил врач, кровати, постель, веники.

Через неделю мы сердечно попрощались с нашими заботливыми друзьями. Держа за руку навьюченного оператора, маленькая огненная француженка крикнула последнее «о ревуар» и прыгнула в шлюпку «Тереоры», пришвартованную к утесу, который заменял пирс.

«Тереора» увезла также наших попутчиков с Фату-Хивы. За кормой шхуны прыгала на буксире старая лодчонка Вилли. Скоро они высадятся на уединенном островке, где стоит в лесу пустая бамбуковая хижина…

А нам пришлось остаться лечить ноги. Мы очень подружились с лекарем, недаром его, как и меня, звали Тераи. Я отлично помнил свое полинезийское имя: Тераи Матеата.

Тераи родился на Таити. В тамошней больнице он научился оказывать первую помощь, лечить несложные болезни. И надо сказать, он хорошо знал свое дело. Тераи колол и резал, врачевал мазями, извлекал больные ногти, чтобы спасти кость от инфекции. Совсем молодой — ему было немногим более двадцати лет, — он весил килограммов сто с лишним. Внешностью Тераи напоминал своего соплеменника Терииероо и был таким же добродушным здоровяком. Умница, полный чувства собственного достоинства, верный традициям своего народа, нисколько не испорченный новыми временами.

Вся деревня в долине Атуона состояла из дощатых домиков, крытых железом, один Тераи построил себе бамбуковую хижину с крышей из пальмовых листьев. Больница была рядом; пациенты лежали на полу и сами готовили себе пищу. Ни одного свободного места…

Мы питались у китайца Чинь Лу, который жил особняком. И наши ноги постепенно заживали.

Тераи один олицетворял здравоохранение на пяти островах южной части архипелага. Но разве поспеешь всюду при такой разобщенности! Раз в месяц он отправлялся навещать глухие горные долины Хива-Оа. Несмотря на солидный вес, Тераи был лучшим всадником на острове и держал самых резвых коней. Пешком Тераи вообще не ходил: времени не было. Когда наставал срок делать «обход», он садился на неоседланного коня и вихрем мчался вверх по долине.

Однажды мы попросили Тераи взять нас с собой. Язвы затягивались хорошо, и нам хотелось размяться. Он долго пугал Лив трудностями пути, но в конце концов сдался.

Ранним утром, еще до восхода солнца, из долины Атуона отправились в горы четыре всадника; четвертым был один местный житель, наполовину полинезиец, наполовину китаец. Сперва мы проследовали вдоль побережья до следующей долины, а уже там начался подъем. Тераи отобрал самых лучших коней, они то и дело срывались в галоп, но мы их сдерживали. До Пуамау далеко: сорок пять километров утомительного пути по диким горам. Да, мы снова были в сказочном горном крае и вновь испытали неописуемое чувство от общения с нетронутой природой. Тропа петляла в густом кустарнике, воздух был полон благоуханий, и солнце взбиралось по небу все выше и выше, освещая долину во всем ее великолепии. Веера пальм, пышные кроны деревьев — словно зеленая волна омывала подножие гор. Над нами возвышалась покрытая растительностью главная вершина острова. А далеко внизу — океан: сперва зеленоватая бухта с белыми гребнями волн, затем сверкающий голубой простор до зубчатых контуров гористого островка Мотане, который словно плыл по волнам.

Белые птицы парили в воздухе, сине-зеленые ящерицы улепетывали с красной тропы, по которой ступали копыта наших коней.

В необитаемой долине дикие петухи кукареканьем приветствовали солнце. Весело ржали кони, чуя близость лугов, окаймленных тонкими стволами карликового железного дерева.

Я придержал коня, любуясь замечательным видом. Острые гребни, гряды, шпили — это края кратеров; внутри, окруженные темно-зелеными джунглями, простирались светлые луга папоротника и травы теиты. Узловатые стволы и косматые кроны пандануса, мощные зонты древовидного папоротника. Заросли борао перемежались с растениями, присущими только горам. А рядом круто вниз обрывались голые стены.

Отсюда океан казался особенно огромным, ему не было ни конца, ни края. Вон зеленые горы острова Тахуата, еще дальше будто парусный корабль — Мотане. Каким крохотным выглядел с этой высоты островной мир Иоане, Тиоти и Пакеекее…

— Се жоли, — произнес чей-то голос за моей спиной.

Тераи тоже любовался горами.

— Что красиво? — Я удивленно взглянул на моего спутника.

— Горы, лес — все! Природа… Очень красиво.

Похоже, Тераи не такой, как все островитяне.

— А Папеэте? — спросил я. — Разве город не идеал красоты для вас всех?

— Для меня — нет, — ответил Тераи. — Прежний Таити нравился мне больше.

— И все-таки большинство его жителей переезжают в город.

— Да, — согласился Тераи. — Очень плохо. А как ведут себя девушки?.. Это хуже всего.

— Все девушки?

— Все.

— Почему?

— Деньги. Белые мужчины.

Тераи тронул коня, и мы двинулись дальше рядом.

— Посмотрите, — показал Тераи, — такой была прежде наша страна. И мы были счастливы. Наш старый король сочинил гимн Таити. «Я счастлив — цветок тиаре с Таити». Вот и весь текст!

Начался красивый лес. Здесь по заросшей тропе можно было ехать только гуськом. Между кронами редко проглядывало солнце; лианы и низко нависшие ветки заставляли нас то и дело нагибаться. Среди зеленой листвы резвились почти не боящиеся людей удивительные птицы редкой расцветки.

Мы обогнули лесистый утес. Прямо из скалы бил чистый родник, и ручеек сбегал вниз, в джунгли. Отсюда открывался прекрасный вид; к тому же здесь было отличное пастбище для коней. Мы устроили привал. Достали расплющенную булку хлеба; тотчас из норки поблизости выглянула любопытная горная мышка. Заметив нас, она что-то сердито пискнула и скрылась. Видно, хозяйка здешних мест.

Кони напились из родника, покатались на густой, сочной траве, потом стали пастись. Все, кроме мышки, были в отличном настроении.

И снова в путь по узкому карнизу с многочисленными выступами. Здесь опасно ехать верхом, а пешком идти и вовсе нельзя: весь уступ заливало сочившейся из трещин водой, и на километр лежал мощный слой скользкой глины. Кони шли очень осторожно, местами копыта проваливались в трещины. Вот один конь споткнулся… Всадник молниеносно соскочил на тропу, прямо в грязь.

Наконец неприятный участок остался позади, зато горы стали еще круче. Выйдя снова из зарослей, мы испытали такое ощущение, будто парили в воздухе. Прямо перед нами открылась бездна. Слух уловил далекий непонятный гул, из пропасти тянуло холодящим ветерком. С карниза мы увидели отвесную стену, которой, казалось, не было конца. Далеко-далеко внизу простерлась крохотная долина и ее устье — крохотный бережок.

— Здесь высоко, — произнес Тераи.

Конский круп заслонил вьющуюся вдоль обрыва тропу, и мы предпочли смотреть на каменную стену рядом. Узкий гребень… перевал, а за перевалом — новая бездна, со дна которой летели резкие порывы ветра.

Вот мы и пересекли весь остров! Перед нами другая долина, другой берег. А какой бурный прибой! Наветренная сторона… Но лучше не смотреть вниз, лучше опять повернуться лицом к стенке, пока кони медленно плетутся по карнизу.

Вдруг стенка исчезла! С обеих сторон пустота. Впереди — вершина, сзади — другая, между ними, точно лезвие, гребень, за который цеплялась наша тропка. Тераи обернулся, улыбаясь. Слева пропасть, справа пропасть; и тут и там на дне — извилистый морской бережок, опоясанный белой каймой прибоя. Длинные пенные валы исчертили зеленую гладь, но шум разбивающихся волн не доносился к нам. Только слабый ровный гул да шелест ветра.

Оставалось крепче держаться в седле и глядеть на конские уши. Сорвешься — будешь лететь без задержки. Соскочить некуда. Кони уверенно шли вперед, настороженно подняв голову. Похоже было, что порывы ветра из бездны их беспокоят. А мы, пока тянулся гребень, даже боялись вздохнуть.