– Ты на самом деле считаешь меня достаточно умной для школы?
Я взял свой смех под контроль, пробежался рукой по волосам и кивнул.
– Да, считаю. И хочу сказать, что тебе необходимо продолжать работу над навыками чтения, письма и всего остального, и нет никаких причин, почему ты не можешь заняться этим – сказал я, пожав плечами.
Она кивнула, продолжая нежно улыбаться мне. Я улыбнулся в ответ.
– Ты ведь знаешь, что я могу помочь тебе, верно?
Ее улыбка стала шире.
– Я знаю, что ты можешь попытаться помочь мне. А получится у тебя или нет, это уже другой вопрос, – игриво заявила она.
Мои глаза в ужасе расширились от ее язвительности.
– Злючка, – сказал я, ухмыляясь. – И, думаю, мне это нравится.
Она покраснела и отвернулась от меня, а я фыркнул. То, как она могла в считанные секунды превратиться из игривой и саркастичной в застенчивую и заливающуюся румянцем, было ужасно мило. Она была истинной женщиной, загадкой.
Мы прошли по остальным галереям, общаясь и держась за руки. Мы вышли на улицу и рассматривали экспонаты снаружи, расставленные среди деревьев, которые, казалось, нравились ей не меньше. После того, как закончили, мы направились к машине, я взглянул на часы и был шокирован тем, что мы проторчали в этой гребаной галерее, разглядывая произведения искусства, целых два часа.
– Знаешь, не исключено, что однажды мы увидим здесь и какую-нибудь из твоих работ, – сказал я.
Она посмотрела на меня, вопросительно приподняв брови.
– Ты всерьез думаешь, что я настолько хороша? – спросила она.
Я кивнул.
– Да. И это лишь талант, данный тебе природой, а представь себе, как чертовски хороша ты могла бы быть, если бы взяла несколько уроков, – сказал я.
Она ярко улыбнулась и кивнула, никак больше не отреагировав. Я завел машину и поехал через Порт-Анжелес. Изабелла возилась с радио, и это немного раздражало меня, но я сдержался, чтобы не сказать ей, чтобы выключила его, нахрен. Я стал более терпимым – я по-прежнему вел себя как последняя стерва, но я уже лучше умел сдерживать себя. Я не хотел срываться на ней, ведь на самом деле то, что она делала, было офигенно здорово. Тот факт, что с ней было так комфортно, что она возилась с моей музыкой, зная, каким я могу быть, был совершенно невероятным и показывал, как она изменилась. Она уже совершенно точно не была той испуганной девушкой, которую я встретил на кухне в то первое утро, умоляющей меня не наказывать ее. Эта девочка была готова сознательно надавить на мои кнопки и совсем не боялась меня, но я также знал, что она никогда не сделает этого умышленно, чтобы только вывести меня из себя. Она была совсем не такой. В ее теле не было злобных костей.
Я подъехал к гостинице, и глаза Изабеллы распахнулись от удивления, когда отель появился в поле нашего зрения. Я остановился перед ним, и она взглянула на меня.
– Что это за место? – спросила она.
Я улыбнулся, заглушив машину.
– Это «Джордж Вашингтон Инн», – сказал я.
Она слегка нахмурилась и какое-то время разглядывала большой белый особняк, потом повернулась обратно ко мне.
– Джордж Вашингтон, который президент? – спросила она.
Я кивнул в ответ.
– А разве он не умер до того, как образовался этот штат?
Я улыбнулся.
– Да, я почти уверен, что он умер, – сказал я. – «Джеопарди»?
Она смущенно улыбнулась.
– Да, – пробормотала она.
Я засмеялся и толкнул ее слегка.
– Отель лишь носит его имя, он, действительно, мать его, никогда не жил нигде поблизости, – сказал я.
Она понимающе кивнула, а я вышел из машины, подошел и открыл ее дверь, чтобы помочь.
– Так зачем мы здесь? – спросила она.
– Мы останемся здесь на всю ночь, я арендовал его, – сказал я, пожав плечами.
Она замолчала, глядя на меня с недоверием.
– Все номера? – спросила она неуверенно.
Я кивнул, а она вздохнула.
– Ничего удивительного, что ты вынужден был сводить меня в бесплатную галерею искусств, это должно было обойтись тебе в целое состояние.
Шокированный ее словами, я вытаращил глаза и начал смеяться. Она смущенно улыбалась и заливалась румянцем, явно удивленная своим собственным поведением. Обеими руками она схватила меня за руку, обняла и, прислонившись головой к моему плечу, стала смотреть вдаль, на воду. Я протянул руку и погладил ее спину, поцеловав в макушку.
– Ты голодна? – спросил я.
Она кивнула, промурлыкав в ответ:
– Да.
– Хорошо, идем. Давай покормим тебя.
Мы направились внутрь, и я пошагал прямо на кухню, радуясь тому, что помещение совершенно пустынно. Я сгреб одеяло с прилавка и, открыв холодильник, схватил корзину. Изабелла посмотрела на нее с удивлением, а я усмехнулся, велев ей следовать за мной. И направился обратно к двери, она последовала за мной на лужайку. Я остановился на полпути, поставил корзину на траву и расстелил на земле одеяло. Взглянув на Изабеллу, я увидел, что она улыбается, глядя на меня с любовью.
– Пикник? – спросила она.
Я кивнул и улыбнулся еще шире. Она подошла и аккуратно опустилась на одеяло. Я сел рядом с ней и стал доставать из корзины контейнеры, расставляя их вокруг. Я открыл контейнеры, Изабелла окинула их оценивающим взглядом и, потянувшись, тут же схватила виноградинку, которую запихнула в рот. Она улыбнулась, когда увидела, что я наблюдаю за ней.
Я усмехнулся, взял в руки зеленую бутылку и сорвал с нее крышку, затем достал два пластиковых стаканчика. Изабелла смотрела на меня с опаской, пока я наливал в стаканы жидкость с пузырьками, один из них я протянул ей. Она осторожно взяла его и, поднеся к носу, понюхала.
– Это алкоголь? – спросила она недоверчиво.
Я усмехнулся, покачав головой.
– Боюсь, что нет, angelo mia. Это игристый виноградный сок. Ты и я – мы будем трезвы сегодня ночью, – сказал я, ухмыляясь.
Она посмотрела на меня с нескрываемым удивлением, но, улыбнувшись, пригубила свой напиток.
– Ням, – сказала она. Я усмехнулся и отхлебнул из своего стакана. Никогда прежде я не пробовал ничего такого, и Элис предложила мне его, когда я сказал, что хотел бы попытаться избежать алкоголя и провести вечер в расслабленной обстановке. Я уже видел Беллу подвыпившей, и даже пьяной… Я хотел, чтобы мы были естественно раскованы, без необходимости накачивать себя гребаными одурманивающими веществами, чтобы сблизиться.
Некоторое время мы просто жевали, болтая и смеясь, черт возьми, просто расслаблялись. Я взял немного еды, но ее было достаточно. Она не жаловалась, она благополучно поела и откинулась на спину, сбросив туфли. Мы говорили обо всем, о каждой мелочи, о которой только могли подумать. Мы говорили о банальном дерьме, вроде книг и фильмов, и о погоде, а потом перешли к более серьезным темам. Она рассказала мне истории из своего детства, или, как я считал, из жалкого подобия детства, рассказала о матери. В свою очередь, я поведал ей о своей маме, даже несмотря на то, что это была чертовски больная тема, но я решил, что это не такое уж большое дело, когда узнал, что она, на самом деле, встречалась с моей мамой.
Я спросил Изабеллу, что она помнила о моей маме. Она рассказала, как мама играла с ней в грязи и сделала для нее куклу, с которой Белла могла играть. Мне это напомнило о том дне, когда Изабелла нашла в моей комнате одну из маминых тряпичных кукол, как она смотрела на нее и сказала, что у нее была такая. Было совершенно потрясающе, что моя мама сделала ее для нее и подарила ей единственную игрушку, которая была у нее, пока она была маленькой. Странно, насколько все это казалось взаимосвязанным.
Нам обоим было приятно просто говорить о своем прошлом, без страха, что тебя осудят или отнесутся снисходительно. Черт возьми, она понимала меня, а я понимал ее, и именно поэтому мы так хорошо ладили. Мы действительно были как две капли воды, только выросли на разных концах спектра и сошлись вместе в его центре. Мы учились друг у друга, и оба росли как личности.
