– Мы почти на месте, – пробормотал я.
Ее голова дернулась в моем направлении, глаза расширились, и на лице скользнул испуг.
– Уже? – спросила она с паникой в голове.
Я недоверчиво посмотрел на нее.
– Уже, Белла? Я веду чертову машину целый день, а ты говоришь «уже»? – скептически проговорил я. – Иисусе, женщина, я в жизни, б…ь, столько не рулил.
– Прости, – быстро пробормотала она, отворачиваясь к окну.
Я скосил на нее глаза и заметил, что она покусывает губу и нервно ломает пальцы. Мне тут же стало тошно, я знал, что не должен срываться на нее. Это место – ее вариант ада, а я везу ее прямо туда, не проявляя ни капли сочувствия к ее гребаной ситуации, к тому, насколько ей, б…ь, тяжело. Я взял ее руку, чтобы она перестала дергаться, и переплел наши пальцы, нежно сжимая кисть.
– Прости. Я просто устал. Я не должен вести себя, как мудак, – сказал я.
Она кивнула, но не ответила. Кстати, за всю поездку она не произнесла ни слова. Мы пересекли границы Финикса где-то в три утра, и она напряглась, когда увидела приветственный знак, от ее волнения я ощутил еще большую вину. «Добро пожаловать» моей чертовой заднице… в этом месте для моей девочки, видимо, не было ничего доброго.
Я попытался звонить Алеку, но тут же наткнулся на автоответчик, что было логично в три часа долбаной ночи – он наверняка спал, но совершенно нелогично в данной ситуации. Тем не менее, факт остается фактом – я не мог связаться с отцом и теперь вот не могу дозвониться до дяди, отчего мой страх вырос во сто крат, мне было тошно, что я не могу ни с кем выйти на контакт. Я припарковался у первого попавшегося гребаного отеля, который заметил, не находя сил сейчас искать приличный пятизвездочный, и честно, мне было насрать.
Я бросил портье какую-то наличность и схватил долбаный ключ, едва перекинувшись с ним одним словом, не в настроении болтать о какой-нибудь хрени. Мы зашли внутрь, и я скривился, когда увидел, насколько это гребаное местечко убого, и стоял, жаловался на это, пока Изабелла, пожав плечами, быстро разделась и залезла в кровать. Я уставился на нее, глядя, как она поправляет подушку и укладывается на нее, желая найти слова, чтобы, на хер, облегчить ее состояние. Фраза типа «Все будет в порядке» – фуфло, откуда я могу, б…ь, знать, что все будет хорошо, а заявить ей взять себя в руки и справиться с собой означает быть полным мудаком. А в своем полусонном состоянии я был не в силах найти что-то среднее между этими двумя утверждениями, поэтому просто лег в постель и сказал единственную сраную вещь, которая в этот чертов момент была правдой.
– Я люблю тебя, Изабелла Мари Свон.
Она повернулась ко мне лицом, взгляд ее был напряженным.
– Я знаю, что любишь. Я тоже тебя люблю.
Она зарылась носом в мою грудь, веки отяжелели, я тут же провалился в сон. Намного позднее меня разбудил громкий звон телефона, от пронзительного шума бешено забилось сердце. Я сел и протер глаза, тут же хватая трубку с маленького ночного столика около кровати, куда положил ее ночью.
– Да, – ответил я, даже не глядя на экран, все еще сонный и плохо соображающий.
И честно, мне было плевать, что это за ублюдок, это должен быть один из них.
– Ты уже приехал в Финикс? – раздался голос Алека, он был слишком бодрым для раннего утра.
Я повернулся к часам и застонал, когда увидел, что уже почти полдень. Похоже, уже не гребаная рань.
– Да, – ответил я, громко зевая, поэтому это слово вышло неразборчивым.
– Я буду весь день в резиденции Свонов, если ты захочешь привезти Изабеллу, чтобы она увидела мать, – сказал он. – Еще я наберу тебя вечером, насчет утренней встречи, и я был бы признателен, если бы ты постоянно держал меня в курсе своего местонахождения.
Я вздохнул и глянул на постель рядом с собой, встречаясь глазами с Изабеллой. Она явно нервничала и с предчувствием смотрела на меня.
– Э-э, хорошо, – ответил я. – Я все сделаю.
Он быстро проговорил адрес Свонов, и я сказал ему подождать, черт побери, пока скатился с кровати в поисках клочка бумаги, чтобы записать все. Я нашел короткий незаточенный карандаш в ящике и, схватив Библию на ночной стойке, открыл ее и вырвал первую страницу. Изабелла резко выдохнула и тут же села, в шоке глядя на меня. Я пожал плечами и сказал Алеку повторить, что он, б…ь, говорил, быстро царапая адрес.
– Хорошо, спасибо, – сказал я, положив трубку.
Я оглянулся на Изабеллу и заметил, что она по-прежнему не сводит с меня глаз.
– Не могу поверить, что ты это сделал, – сказала она.
Я нахмурился.
– Что сделал? – уточнил я.
– Ты вырвал страницу, – сказала она обвиняющим тоном.
– И? Мне нужно было на чем-то написать, – сказал я, снова безразлично пожимая плечами, и не понимая, в чем, б…ь, загвоздка.
– Это была Библия, Эдвард! – сказала она.
Я закатил глаза.
– Иисусе, Белла, ты всерьез, б…ь, думаешь, что кто-то в подобном месте будет читать эту хрень? – недоверчиво спросил я, беря Библию в руки. – Все, кто останавливается тут, далеки от чертовых святых, можешь быть уверена.
Я с отвращением осмотрел комнату, не веря, что кто-то может жить в таких условиях, разве что он будет истощен так же, как я. Выглядело как одно из тех сраных местечек, которых снимают на час для развлечений со шлюхами.
– Тут не так уж плохо, Эдвард. Плюс мы тут остановились, – сказала она.
– Ну, да. Как я уже сказал, мы далеки от чертовых святых, tesoro, – сказал я, тихо посмеиваясь. – И без разницы, это просто титульный лист, я же не выдернул ничего с текстом. Эта гребаная бумажка просто говорила «Святая Библия», а всякий, кто смотрит на эту сраную книжку, и так это скажет. Так что никому этот листик не нужен.
Она продолжала шокировано смотреть на меня, я понял, что отец надавал бы мне по заднице, узнай он, что я сделал. Осквернил Библию, еще и тщеславно издевался над именем Господа.
– Это все равно неправильно, – сказала она, не отводя глаз.
Я вздохнул и пожал плечами.
– Может и так, но мне нужно было написать адрес Свонов, – сказал я.
Ее глаза распахнулись, и она тут же застыла, на лице проступила паника.
– Зачем? – нерешительно уточнила она.
Я вздохнул и сел назад на постель, убирая прядки волос, упавших ей на лицо. Я заправил их за ушко и заглянул ей в глаза, мягко улыбаясь. Она была так красива, и выглядела чертовски невинной и ранимой, я так хотел исправить всю несправедливость ее жизни и сделать мир лучше для нее.
– Ты же хочешь увидеть маму? – нежно спросил я, приподнимая брови.
До этого я не поднимал вопроса о ее матери, и, судя по выражению ее лица, она сама об этом не думала. Она так переживала о встрече с теми, кто мучил ее, что даже не поняла, что увидит и тех, кто о ней заботился.
– Серьезно? – нерешительно спросила она, на ее лице с новой силой проступил шок.
Я кивнул, поглаживая пальцами ее щеку.
– Да, серьезно. Алек будет там целый день, и он сказал, что я могу привезти тебя, и вы с ней увидитесь. Если ты хочешь, конечно, – сказал я.
Она быстро кивнула, закусывая губу, пока ее глаза наполнялись слезами. Десятки других эмоций вспыхнули на ее лице, и она с такой силой набросилась на меня, что я упал на спину. Она крепко обняла меня и зарылась лицом в мою грудь, громко всхлипывая. Я обвил ее руками и поглаживал ее спину, целуя волосы.
Так мы и лежали, пока она не взяла себя в руки, прежде чем я сказал ей одеваться и собираться ехать. Она подскочила и побежала в ванную, быстро принимая душ. Я помылся следом, наблюдая за ней, пока я одевался. Она сидела на краю кровати и выглядела крайне нервной, сжимая и разжимая пальцы, иногда дергая медальон на шее. Это тот, который я купил до происшествия на балу, тот, который содрала с нее сука Таня – он должен был охранять человека, носящего его, от всякого зла. И я серьезно надеялся, что эта хрень сегодня ей поможет, когда она увидит Чарльза Свона и его жену.
Я подошел и сел рядом с Изабеллой, обувая свои «Найк», и наблюдая за ней краешком глаза. Она надела голубую майку, немного коротковатую для нее, и плотно облегающие темно-синие джинсы с голубым и золотистым рисунком, который подходил к ее цепочке. Я ухмыльнулся про себя, довольный тем, как это дерьмо хорошо смотрится вместе. Пока смотрел на нее, я размышлял, что они подумают, потому что одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что это не та сломленная Изабелла, которая оставила Финикс год назад.
