– Давай, любимая. Пора представить меня твоим родителям, – игриво сказал я, поднимаясь и протягивая ей руку.
Она осторожно взяла ее и поднялась с улыбкой на лице, но я видел скрывающуюся за ней дрожь, которая росла с каждой секундой. Мы сдали комнату, потому что у меня не было желания возвращаться в это гребаное убитое место снова, и забрались в машину.
Я внес адрес Свонов в навигационную систему и следовал инструкциям, проносясь по городу и выезжая в окрестности. Мы ехали по пустынному шоссе около двадцати минут, и Изабелла становилась все напряженнее, ее руки тряслись. Ее страх был столь сильным, что практически витал в воздухе, я ощутил, что начинаю злиться. Я был зол не на нее, я понимал, почему она, б…ь, боится, и именно это доводило меня до исступления. Меня бесило, что моя девочка не может даже, черт побери, радоваться предстоящей встрече с матерью, потому что ей мешает память об этих ублюдках, и о том,что они с ней делали.
ДН. Глава 60. Часть 4:
С каждой секундой она становилась все более нервной, и я только сильнее расстраивался. Руки начали дрожать, я крепко вцепился в руль, желая, чтобы это прекратилось. Изабелла не говорила ни слова, просто смотрела в окно, пытаясь успокоиться, а мне нужно было, б…ь, отвлечься. Я наклонился и начал сканировать станции радио, в поисках подходящего дерьма. Я нашел станцию рэпа и включил погромче, когда услышал «Nuttin’ by a G Thang» (4), раздались громкие звуки из колонок. Наверное, эта хрень – моя любимая композиция, она всегда, на хер, успокаивает меня и приносит хорошее настроение. Я слушал этого мудака так часто, что Изабелла знала уже половину слов, даже если большинства не понимала.
Навигационная система указала мне взять влево, и я замедлился, когда приблизился к дороге, сворачивая на нее. Изабелла напряглась еще больше, пока я ехал через пустыню, и я услышал ее резкий вдох, стоило на горизонте показаться дому. Я узнал его по фотографии матери Изабеллы, которую сделал мой отец. И что еще хуже, я вспомнил, как видел его ребенком. Я подъехал к нему, паркуясь около черного «Мерседеса», который, как я знал, арендовал Алек. Женщина на крыльце глянула на нас, но тут же отвернулась, когда я посмотрел ей в глаза, это напомнило мне о поведении Изабеллы после ее приезда к нам.
Я поставил машину на ручник и выключил, оставляя кондиционер. Я взял Изабеллу за руку, от моего касания она вскрикнула и подскочила. Резко повернувшись ко мне, она испуганно глянула на меня.
– Я не думаю… – начала она, яростно качая головой.
Я поднял вторую руку и нежно прикрыл ее губы, внимательно глядя ей в глаза. Я не хотел, чтобы она, б…ь, паниковала, она должна успокоиться.
– Слушай, и слушай внимательно, tesoro, – сказал я совершенно серьезным голосом. – Мы сейчас выйдем из машины и ступим на здешнюю землю, и это дерьмо для тебя нелегко, я знаю. Ты вспомнишь всю хрень, которая случилась с тобой, и будет больно. Я знаю это, я переживаю это каждый раз, когда возвращаюсь в Чикаго и гуляю по аллее, где убили маму, и где я едва не погиб сам. Но я всегда держу себя в руках, потому что эти ублюдки не должны сломать меня. Ты можешь бежать так далеко от этого сраного места, как только возможно, но ты не должна делать это. Ты не можешь позволить этим уродам контролировать твою жизнь, ты не можешь позволить им поставить тебя на колени.
Она напряженно смотрела на меня, впитывая каждое слово.
– Ты чертовски сильная, Изабелла. И, может, сейчас ты этого не ощущаешь, но так и есть. Ты выжила в этом дерьме, и стала только сильнее. Эти ублюдки пытались сломать тебя, но у них не получилось, потому что ты держалась. Ты видела себя со стороны? Ты охеренно стойкая, Белла. Ты выносливая, и страстная, и гребано энергичная, ты не позволишь этим людям контролировать тебя. Они этого хотят. Они хотят сломать тебя. Эти мудаки мерзкие, и вызывают отвращение, но ты не дашь им то, что они хотят. Ты просто не можешь им сдаться.
Слезы брызнули из ее глаз, но нервозность уменьшилась, на ее место пришла решительность. Я знал это выражение, оно появлялось каждый раз на ее лице, когда она на что-то решалась.
– Так что, мы выходим из машины, мы пойдем в этот сраный дом, мы скажем этим мудакам, что они могут поцеловать наши задницы, но они не смогут нас тронуть. Они не тронут тебя – никто из них – потому что если даже они попытаются, я, б…ь, убью их. Ты лучше их, Изабелла. Ты выше этого дерьма. Не позволяй им брать над тобой верх. Не позволяй им становиться у тебя на пути. Ты выйдешь отсюда и найдешь свою гребаную мать, и скажешь, что чертовски любишь ее, потому что ты заслуживаешь получить этот шанс. Ты заслужила возможность поговорить с ней, и не позволяй никому и ничему остановить тебя.
Наконец, я убрал руку от ее губ и открыл машину, выходя из нее. Я сказал все, что было в моих силах, и если ей этого, черт побери, мало, уже ничто не поможет. Я, б…ь, не могу нянчиться с ней, хоть часть меня и хотела этого, но так нельзя. Она должна найти в себе силу и храбрость, должна встретиться с этим дерьмом и пройти сквозь него. Я верил в нее, она, б…ь, способна на этот подвиг.
Ее дверь открылась, и она робко вышла наружу, оценивая окружающее. Я застонал, когда мне стало жарко, солнце ярко светило и почти ослепляло. Я залез в машину и взял солнцезащитные очки, надевая их, после чего начал расстегивать пуговицы на своей зеленой рубашке. Я закатал рукава до локтей, но все равно было чересчур жарко.
– Б…ь, ну и жара, – выплюнул я, стаскивая рубашку и оставаясь только в майке.
Я бросил ее в машину, а Изабелла мягко мне улыбнулась.
– Не так уже плохо, – тихо сказала она.
Я недоверчиво глянул на нее.
– Ну, если ты так говоришь… Я тут, на хер, сгорю, – сказал я, покачивая головой.
Я наклонился и достал пистолет из-под сиденья, дважды проверив его заряд и предохранитель.
– Ты берешь оружие? – нерешительно спросила она, в шоке глядя на меня.
Я кивнул и засунул его за пояс.
– Лучше перестраховаться, чем сожалеть, – ответил я, захлопывая двери.
Я закрыл и ее дверь, а потом посмотрел ей в глаза. У нее больше не было страха на лице, но было волнение.
– Ты готова?
– Не более, чем всегда, – ответила она, нерешительно кивая.
Я улыбнулся и обнял ее.
– Моя девочка, – прошептал я, наклоняясь и нежно целуя ее в губы.
Она встала на цыпочки и ответила на поцелуй, обвивая руками мою шею.
– Ты потеешь, – сказала она, пробегаясь пальцами по моим волосам и спускаясь к шее.
– Я же сказал тебе, тут жарко, как в аду, – ответил я, качая головой.
– Это ад, – сказала она.
Мои глаза расширились, и я расхохотался, пораженный ее словами. Прошлой ночью у меня были те же мысли в голове, но слышать это вслух от нее было поразительно.
– Ты только что, б…ь, выругалась, – игриво сказал я.
Она нахмурилась.
– «Ад»– не бранное слово, – заметила она.
– Нет, бранное, – сказал я, кивая.
Она покачала головой, многозначительно глядя на меня.
– Нет. Оно даже есть в Библии, Эдвард. Если бы ты потратил больше времени, читая ее, и меньше – вырывая страницы, ты бы, наверное, заметил, – саркастично сказала она.
Я шокировано посмотрел на нее, прежде чем снова взорваться смехом.
– Не могу поверить, что ты мне это говоришь, – изумленно сказал я, игриво толкая ее локтем.
Она хихикнула и покраснела, а я притянул ее к себе, снова целуя. Она опять ответила на поцелуй, и тут отворилась дверь, ее тело тут же окаменело, она услышала шум. Я отстранился от нее и повернулся к крыльцу, замечая мужчину средних лет с темными волосами и глазами. Я его не знал, никогда раньше я его не видел, но его глаза и нос казались знакомыми. Эти глаза я знал очень хорошо, и нос мог узнать. Это были черты, напоминающие мне о моей девочке, и как только я это понял, меня пронзил острый гнев. Я сжал руки в кулаки и попытался сдержать своей темперамент, прежде чем взорвусь. Еще никогда в жизни я не испытывал такой ненависти.
