Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис"

Недолгий путь вниз кажется Юнги самым мучительным из всего, что ему удавалось пережить. Он старается дышать глубже, думать о чём угодно, только не о происходящем в данный момент, но всё равно сильно пугается, когда не чувствует опущенной вниз ногой никакой опоры. Эта лестница сломана? В ней не хватает ступенек? Страх накатывает с новой силой. Но в этот же самый миг Юнги ощущает на своей лодыжке чонгукову ладонь и слышит ласковое «С возвращением на Землю» родным голосом. И, осознав, что всё-таки смог преодолеть этот кошмар, открывает глаза, повернувшись к Чонгуку, и позволяет ему подхватить себя, спустив вниз и утащив в свои крепкие объятия.

— Я ещё никогда в жизни так не боялся, — цепляется за его шею Юнги.

— Да, — шепчет Чонгук, утыкаясь губами в его лоб. — Я тоже.

Освободиться от навязчивого страха в чонгуковых руках у Юнги постепенно, но выходит. Всё вокруг будто замирает, все нерешаемые проблемы начинают казаться пустяком, чем-то незначительным. Юнги приподнимает голову, наталкиваясь на чонгуков взгляд, и, приблизившись к его губам, целует бережно, мягко – так, будто благодарит и попросит за всё это прощения. Для Юнги очень важно, что Чонгук не спешит уносить ноги, прячась от надвигающейся угрозы, и что, видя его состояние, остаётся рядом и чувственно отвечает на поцелуй, позволяя окончательно успокоиться. И паника потихоньку уходит.

Юнги влюблён. Он так сильно влюблён, что не может объяснить даже себе, как такое возможно. Он отпускает чонгуковы губы, чтобы вновь признаться в своих чувствах, но, вспомнив, как грубо Чонгук заткнул его тогда, в кровати, не находит на это смелости, поэтому снова целует. На улице совсем тихо, спальный район погрузился в сон, и Юнги совсем не хочет отпускать Чонгука и уходить отсюда, но обстоятельства требуют. И разорвать поцелуй, и найти наощупь его ладонь, и расплыться в широкой улыбке, увидев в глазах напротив взаимность.

— А теперь… — говорит Юнги, быстро целуя его в губы, и загадочно щурится. — Бежим.

Он подрывается с места, потянув Чонгука за собой, несётся к машине, стоящей неподалёку, и смеётся, слыша за спиной такой же искренний смех. Для них обоих снова не имеет значение, что будет завтра, они живут только этим моментом. Юнги от души веселится, когда запрыгивает в салон, открытый Чонгуком, следит за ним взглядом через лобовое, пока тот бежит к водительскому, и разворачивается к нему, захлопнувшему дверцу, всем корпусом, любуясь красивым профилем, отточенными движениями и светящимися, даже горящими глазами.

— Куда едем? — выезжая из двора, интересуется Чонгук, продолжая улыбаться.

— Туда, где он нас не найдёт, — двигается к нему Юнги.

— На берег? — Чонгуку стоит огромных усилий не отвлекаться от дороги.

— На берег, — отвечает тот и протягивает руку к его волосам, принимаясь играть с прядями пальцами.

Им нужно ещё немного времени наедине. Ещё немного поцелуев, обжигающих прикосновений и сбившегося от близости дыхания.

Об остальном они подумают потом.

*

В их месте всё так же тихо, темно и безлюдно. Чонгук гасит мотор, останавливаясь недалеко от воды, отодвигает сиденье от руля максимально далеко и устало откидывается на спинку. Пережить столько сильнейших эмоций за такой короткий срок тяжело, это выматывает покруче любой физической нагрузки, и им обоим было бы неплохо сейчас поспать, но они понимают, что другого шанса побыть вместе в ближайшее время не выдастся, поэтому и собирают себя заново, только бы окончательно не расклеиться.

— Юнги, — хрипит с закрытыми глазами Чонгук, тяжело вздыхая.

— М? — вопросительно мычит тот.

— Иди сюда.

Если бы только была возможность никогда не расставаться с этими секундами… Юнги чувствует тепло и умиротворение, когда садится на колени к Чонгуку, когда тот крадётся под футболку холодными пальцами одной руки, а вторую кладёт ему на щёку, но вместе с тем чувствует боль и невероятную грусть, когда Чонгук поднимает ресницы и смотрит прямо в глаза серьёзно, сосредоточенно, будто не хочет озвучивать то, что и так известно: им пора возвращаться в реальность.

— Что? — губами спрашивает Юнги, не в состоянии больше выносить этот тяжёлый взгляд на себе.

Чонгук молчит, как обычно, долго. И как же он красив, господи, он так красив, что у Юнги еле выходит держать себя в руках, ожидая от него затянувшийся ответ. Чонгук рассматривает его слишком внимательно: задерживается на корочках на губах, шрамах на скулах и под бровью, незаживших рубцах, и будто винит себя за каждую царапину на его лице, корит за бывалую бездеятельность.

У них никогда не было возможности избежать побоев. Поначалу, когда они ещё сопротивлялись, их попросту держали, потом, когда они приняли свою участь, надобность в этом отпала. Каждый из них не раз думал над тем, что нужно всё бросить и сбежать в другой город, другую страну, и каждый из них возвращался в университет, переживая о том, что тот, второй, без помощи не протянет долго. Ведь пока они были друг у друга, приближаться к смерти было не так уж и страшно. Пока был шанс увидеть друг друга, придя в сознание и открыв глаза, они были готовы справиться с чем угодно.

— Я тебя тоже, Юнги, — шепчет Чонгук, заглядывая ему в глаза, и, перевернув руку, нежно гладит тыльной стороной ладони по его щеке: — Прости.

Внутри себя Юнги кричит очень громко. Гораздо громче, чем мог бы позволить себе в действительности. И он не знает, куда деться от этого внезапно навалившегося чувства счастья, как справиться с дрожью и биением сердца, которое слышно на весь салон. Чонгук сказал это. Он признался. Теперь нет никаких сомнений в том, что их чувства взаимны. Юнги подаётся вперёд, сжимая в кулаках ткань чонгукова свитшота на груди, произносит «Спасибо», а за ним – «И ты меня», и целует нетерпеливо, с жадностью, словно пожалуйста, давай никогда больше не будем просить друг у друга прощение за такое. Чонгук его, кажется, в этом поддерживает.

У них до утра ещё полным полно времени, но они не собираются терять ни минуты. Юнги хочет Чонгука прямо сейчас, а потом ещё и ещё, пока от приятной усталости не начнёт ломить кости, а в машине станет нечем дышать. Об этом месте никому не известно; никто не придёт, не помешает им. Торопиться некуда. Юнги прижимается к Чонгуку ближе, отзывчиво реагирует на каждое его прикосновение к своей спине и очень мечтает оказаться сейчас в большой вместительной кровати, в которой им было бы намного удобнее упиваться друг другом. Потому что чувствами Чонгука невозможно насытиться. Юнги голоден по нему, и всегда будет.

Свет привлекает всех. А ты попробуй найти того, кто полюбит твою тьму. Твои недостатки. Твои слабости. Ту личность, что остается, когда летят к чертям тысячи масок. Кто примет твоих демонов. Пугающее зрелище, правда?

Становится жарко. Юнги разжимает кулаки, выпуская из них ткань, скользит ладонями вниз и, подцепив чонгуков свитшот за края, стягивает его с него, любуясь тем, как падает Чонгук обратно на спинку, запрокидывая голову, как напрягаются его голые плечи. И как он прячет свой затуманенный взгляд – такой, будто Юнги только что вновь вымотал его и заставил кончить. Юнги не привык видеть Чонгука таким потрясающим. И у него едет крыша, стоит ему только увидеть, как зажмуривает тот глаза, когда вжимаешься в него ещё сильнее и нерасторопно ёрзаешь на его бёдрах. Нестерпимо прекрасно.

А Чонгук будто знает о Юнги всё досконально. Будто трогал его сотни, тысячи раз, подчинял себе и подчинялся ему сам, заставлял гнуться, плавиться от одного лишь шёпота на ухо. Он ведёт кончиками пальцев по бокам Юнги, что спрятаны под футболкой, противится мысли, что хочется взять его незамедлительно и очень грубо, и, не до конца открыв глаза, смотрит на то, как тот поджимает губы, боясь выдать своё состояние неприличными и немного пошлыми словами, и как дёргается, когда давишь ему на кожу ногтями сильнее.

Попробуй найти того, кто без страха поселится в твоём сердце. И будет как дома. В этой паутине лжи. В полном мраке. Будет видеть твои уловки, сможет нанести удар изнутри, но… никогда не сделает этого.