– Знаю, – ответил он. – Я бы не поручился за тебя, если бы думал, что ты можешь; но дело не только в этом, и я прошу прощения, что тебе до сих пор не объяснили. Твоя жизнь теперь принадлежит тебе, ты можешь жить так, как пожелаешь, но для тебя есть несколько ограничений в связи с нашими обстоятельствами. Во-первых, и самое важное, ты не можешь иметь дело с представителями закона, и это навсегда. Ты не можешь дружить с копами, ты не можешь никуда ходить с копами, ты не можешь быть копом. Если один поселится с тобой по соседству, ты должна будешь переехать. Ты не можешь контактировать ни с одним из них никаким способом и приглашать их в дом. И это важно, Изабелла, мой мир не похож на мир вне организации. Ты не невинна, пока не доказано обратное в моем мире. Даже дышать с ними одним воздухом будет достаточно, чтобы получить смертный приговор, если тебя увидят не те люди. Ты поняла?
– Да, сэр.
– У меня нет власти над твоей жизнью, и честно, я и не хотел бы ее иметь, но я должен быть в курсе, что, в конце концов, ты решишься делать. Я буду иногда тебя проверять, и нужно будет найти способ, как поддерживать с тобой связь; если вдруг у тебя будут неприятности, звони мне без задних мыслей. Это противоречит всему, во что я верю, ведь я всегда выбираю оставаться в стороне, но моя жена дружелюбно напомнила мне, что присматривать за тобой – моя обязанность. Я хочу, чтобы ты преуспела в жизни, и я всегда помогу, если тебе понадобится моя помощь. Хорошо?
– Хорошо, – пробормотала я, удивленно глядя на него. – Спасибо вам, сэр.
1. Это не означает, что я контролирую девочку.
2. Они напуганы, Алек! Это твоя обязанность – помочь им!
3. Моя единственная обязанность – наблюдать.
ДН. Глава 73. Часть 2:
– Пожалуйста. Теперь, когда Эдвард в организации, он быстро адаптируется, поэтому переживать за него не стоит. Правда в том, Изабелла, что ни один из нас не является абсолютно хорошим или абсолютно плохим. Иногда хорошие люди совершают плохие поступки, а плохие люди могут делать добро. Эти слова тоже противоречат всем моим принципам, потому что до недавних пор я видел мир в черно-белых тонах, но теперь замечаю и оттенки серого. Скоро и Эдвард это поймет, и как он с этим справится, будет зависеть от того, к какой стороне он примкнет, – сказал он.
– Он хороший человек, – прошептала я.
– Я тоже в это верю. И я верю в добро в Карлайле, несмотря на то, во что он меня втянул, – ответил он. – Что касается меня, то в себе я не уверен.
Как только эти слова слетели с его губ, из холла раздался смешок, мы оба повернулись, и я увидела Эсме.
– Не говори глупости. Конечно, ты хороший человек, – сказала она, подходя и садясь на другую сторону дивана.
– Ты просто ослеплена любовью, – ответил Алек.
– Кто ослеплен любовью? – неожиданно из холла раздался голос.
Я повернулась и увидела доктора Каллена, он только что принял душ и надел рубашку на пуговицах и широкие брюки. На его губах играла улыбка, впервые за долгое время он казался счастливым и не погруженным в заботы.
– Твоя сестра, – ответил Алек.
Доктор Каллен засмеялся и, пройдя по комнате, сел в кресло.
– Не сомневаюсь. Она всегда видит в людях хорошее, даже если кроме нее никто этого не замечает.
– Потому что это вы оба – слепые идиоты, а не я, – парировала Эсме.
– Иисусе, да вы все, на хер, слепые, – раздался голос Эдварда, когда он появился в комнате, он выглядел взъерошенным и все еще сонным.
Его волосы торчали, а фланелевые пижамные штаны сидели низко на бедрах, торс был оголен. Я удивилась, что он так рано встал.
– Кто-нибудь из вас мог посмотреть на гребаные часы? Еще офигенно рано. Какого черта нужно тут торчать на Рождество, разве что вам пять лет и вы ждете Санту. Мне неприятно вас огорчать, но этот мудак больше сюда не приходит. Вас всех занесли в чертов список непослушных детей.
– А это не лицемерие, если учесть, что ты тоже встал рано? – спросил доктор Каллен.
– Я тут только потому, что моя кровать пуста, и я хотел узнать причину, – пробормотал он, падая на диван рядом со мной.
Я покраснела, когда он закинул руку мне на плечо и притянул к себе, он положил подбородок мне на макушку, а я прижалась к нему теснее.
– Buon natale, tesoro.
– И тебе счастливого Рождества, Эдвард, – прошептала я. – Я хотела начать готовить индюшку. Я все равно заношусь в список непослушных детей?
– Нет, пока нет, но у меня есть идеи, как тебя туда записать, – игриво сказал он.
Краска на моем лице стала ярче, а он хихикнул, сжимая меня.
– Ты уже начала?
– Э-э, нет. Эсме сказала, что сама приготовит ее.
– И правильно сделала. Я просто силой выгнала ее из кухни и сказала сегодня расслабиться и повеселиться, – встряла Эсме. – Если честно, я не уверена, что вы оба помните, как это делается. Я имею в виду, что у вас даже нет Рождественского дерева, и я разочарована. Какой же это будет праздник?
– Лично я никогда не понимал смысла Рождественского дерева, – сказал Алек. – Зачем нужно кого-то убивать, чтобы отпраздновать рождение?
– Я думаю, смысл в том, что даже когда ты его срезаешь, оно остается зеленым, оно живет, – сказал доктор Каллен. – Бессмертный предмет, и чтобы человек ни делал, ель не сдается. Это символизирует распятие и воскрешение.
– А я думала, что это языческий символ, – сказала Эсме.
– Тогда почему ты хочешь дерево? – спросил Алек, глядя на жену.
– Потому что это рождественская традиция, – сказала Эсме, пожимая плечами. – Она напоминает о значении вечности в жизни.
– Разве я сказал не то же самое? – спросил доктор Каллен.
– Все равно не вижу смысла. Разве дерево не может быть символом, если вы просто позволите ему расти дальше?
– Иисусе, вы серьезно решили устроить дебаты на тему Рождественского дерева? – спросил Эдвард, громко застонав. – Это дерево, на которое вешаются разноцветные шары и разное блестящее дерьмо, а еще гирлянды и прочее. Вот и все! Оно ничего не символизирует, только тот факт, что нам больше нечем заняться, кроме как украшать гребаные деревья.
Он встал и протер глаза, прежде чем протянуть мне руку. Я взяла ее, и он поднял меня на ноги и потянул из комнаты.
– Куда мы? – спросила я.
– Увидишь, – заворчал он.
Я шла за ним следом наверх, сконфуженно наблюдая, как он задержался на втором этаже. Он быстро глянул на меня и выдавил улыбку, а потом внезапно отпустил руку. Он подошел и потом резко начал громко стучать в двери спальни, сначала Эмметта, а потом Джаспера.
– Проснитесь и пойте, чмошники!
Раздалось недовольное ворчание Эмметта, а потом дверь с силой открылась, на его лице застыло раздраженное выражение, он прищурился.
– Какого черта, братец? Ты видел гребаное время? Ты прервал на середине мой самый лучший сон!
– О чем? – с любопытством спросила я.
– Анна Курникова, – тихо сказал он, когда вышел в коридор и толкнул Эдварда локтем, с намеком задвигав бровями. – Она играла с моими шарами и ракеткой, чувак.
– Что ты только что сказал? – из-за спины Эмметта раздался злой голос Розали.
Он напрягся и быстро затряс головой.
– Ничего, детка, – крикнул он.
Я нахмурилась, а Эдвард прыснул. Дверь Джаспера тоже отворилась.
– Что вы, ребята делаете? – спросил он, с непониманием глядя на нас.
Заметив меня, он смягчился. Я пожала плечами, потому что сама не знала, что происходит.
– Вы просто гребаные сони, – сказал Эдвард, пихая Эмметта. – Эй, Розали, Эмметту только что снилось…
Но прежде чем Эдвард успел закончить предложение, Эмметт понесся на него и я, резко выдохнув, отскочила с дороги, прежде чем меня сбили. Эмметт повалил его, и они покатились по полу, награждая друг друга пинками в процессе борьбы, каждый пытался оказаться сверху. Я глянула на Джаспера, ожидая, что он их разъединит, но он только покачал головой.
