Надежда сильнее страха (СИ) - "Rabbit hearted girl"

— Рори! — на мгновение мне кажется, что всё, что сейчас было — это сон. И это бесконечное серое марево вокруг меня — это тот дождь. Я несусь, что есть сил, точно ему сейчас снова угрожает Омел. Только сейчас, мне кажется, может произойти кое-что гораздо хуже. Он сейчас сам для себя угроза.

Наконец я их нахожу за очередным поворотом. Рори сидит на полу, уткнувшись головой в колени, а рядом с ним сидит Хеймитч. Он не успокаивает, даже не говорит ничего. Он просто молча слушает его.

— Это всё… всё это, всё это было бесполезно, — шепчет Рори. Нет, он точно не плачет. Но это даже хуже. Я это уже поняла на примере Коры. Лучше бы сразу плакали. Зато я сама сразу же даю волю слезам и грохаюсь на пол рядом с ним и хватаю его за руку. От сердца немного отлегает, когда он отвечает ответным касанием.

— Всё стало таким бессмысленным, таким призрачным, к чему теперь всё, — продолжает он.

— Не говори так, пожалуйста, — безотчётно шепчу я. Меня снова начинает бить дрожь. Не могу найти нужных слов, а что самое страшное — причин, почему он не может так говорить.

— Они просто убили их. Почему? Из-за нас? Раздавили как надоедливых мошек, — в его голосе появлялась злоба.

— Мы для них всегда и были мошками, — внезапно даже для самой себя, срывается с моего языка. Я замечаю краем глаза, что Хеймитч зашевелился.

— Мошками, которым можно кинуть сухих крошек, чтобы молчали, а если что, так просто убить одним ударом. А те ничего сделать и не могут.

— Может, и сумеем, только нужно время и возможности.

— Скольких они уже убили? Кроме моей семьи? От всего дистрикта осталась жалкая сотня людей. А до этого? Каждый год — 23 ребёнка, плюс столько же тысяч, умирающих от голода по всей стране. Они убили всех их, — Рори приподнимает голову и смотрит на меня почти безумным взглядом. — Я так верил, что они все будут в безопасности… — шепчет он, снова утыкаясь в колени.

— Они убили и нас тоже. Превратили в жалкие пародии на нас самих, только и умеющих, что биться в бессильной злобе на самих себя, — вдруг говорю я буквально на одном дыхании. Всё то, что копилось во мне все эти дни, буквально рвалось наружу. — Мы уже даже не люди, какие-то тлеющие головни, — Рори снова поднимает голову и смотрит на меня. — Только, — нужные слова никак не приходят в голову, — только даже об них можно сильно обжечься.

Рори, молча, задумчиво смотрит на меня.

— Китнисс и Пит говорили мне, что пока всё ещё почти мирно, что они ещё хотели повременить, пока все дистрикты не подготовятся, но времени уже нет. Они это сами, думаю, прекрасно понимают, — он поднялся с пола, а я — машинально за ним. — Я пойду к ним. Найду брата. Надо бы и его как-то образумить… Надо ему объяснить… — уже сам себе бормотал он, уходя к лифтам.

— М-да… Такое ощущение, что умение подстрекать на бунт — это у вас семейная черта, — грустно улыбаясь, проходит мимо меня Хеймитч.

Я ещё какое-то время стою там, пытаясь переварить всё произошедшее. Я опять не сдержалась и наговорила какой-то ерунды. Как тогда, на Арене. В голове возникает глупая мысль, о том, что и я со своими глупыми размышлениями там, подлила масла в огонь, но я стараюсь как можно скорее прогнать её прочь. От таких мыслей становится страшно. Нет никакого чувства власти и значимости. Возникает лишь ощущение, что ты натворил что-то страшное и тебе за это влетит. Только это «что-то» не испорченная посуда, не разбитое окно. Нет. Это самая настоящая катастрофа.

Я иду в сторону лифтов, попутно пытаясь прислушаться к тому, что там происходит. Дрожь, отступившая на мгновение, вновь возвращается. Возникает навязчивое желание спрятаться и скрыться ото всех. Я отчаянно пытаюсь отогнать подобные мысли. Я нужна маме и Китнисс. Я нужна Рори. В конце концов, может, я и врачам понадоблюсь в качестве помощника. Хотя, с такими дрожащими руками…

Я уже почти вхожу в зал, как чуть ли не сталкиваюсь с небольшой группкой каких-то людей из Тринадцатого в их извечных серых комбинезонах. Я стараюсь даже не смотреть на них, несмотря на то, что они явно обратили на меня внимание. В зале слышались чьи-то голоса. Кажется, это один из местных врачей. Позади меня раздаётся звук прибывшего лифта и чьи-то шаги. Наверное, Тринадцатые уехали. Я оборачиваюсь, чтобы проверить свою теорию, и вижу, что остались только женщина и мужчина. Видимо, не хватило места. Мужчина смотрит на потолок, что-то бормоча (насколько позволяет мне услышать расстояние) об осадках, а женщина смотрит на меня. Причём, не случайно. Я тут же разворачиваюсь на каблуках и спешно ухожу. Вроде бы ничего и не произошло, но внутри остаётся странное чувство беспокойства. Я списываю это на все только что произошедшие события и даже не придаю никакого значения этой странной женщине.

Но, что-то было в её взгляде не так. Так на меня смотрела Омел. Или я всё же преувеличиваю? Кажется, у меня начинается паранойя.

Я стараюсь найти то место, куда Китнисс вела маму. Нужно рассказать ей обо всём. Я отчаянно ищу их среди остальных, но перед моими глазами так и стоит взгляд той женщины с длинными сероватыми в свете ламп волосами.

========== Глава 24 ==========

Когда я сама пришла в зал, то люди уже постепенно расходились. Я нашла там только Пита, который, видимо, ждал меня. Он сказал, что Китнисс увела нашу маму, а сам он остался там, чтобы потом проводить к ним. По дороге к медицинскому отсеку он мне и пересказал всё, что произошло в наше отсутствие.

Сейчас врачи отвели на осмотр всех новоприбывших, чтобы обработать раны и ожоги. Часть жителей Двенадцатого так и оставили в медицинском отсеке. Те были слишком измотанными, чтобы даже задавать вопросы. Впрочем, пока нас не было, президент Тринадцатого — Альма Коин — крайне коротко ввела их в курс дела. Обошлась парой формальных приветствий, сообщила, что их осмотрят врачи, а потом каждой семье выделят отдельную квартирку. И после прибавила, что всех, по желанию и состоянию, смогут распределить на различные работы, а детей — в местную школу. Об остальном особенно жители Двенадцатого знать даже и не хотели. Правда, нашёлся кто-то, кто спросил насчет того, в безопасности ли они тут, на что Коин уверила их в том, что у них имеется бункер, способный выстоять даже ядерную бомбардировку.

— А ты, ты нашел кого-нибудь… из своих? — робко спрашиваю я. Разговоры об родне Пита всегда считались малоприятной темой у нас в семье. Даже несмотря на всё то, что с ним произошло, отношения у них были почти никакие. Как я сама могла судить, он их не навещал, когда жил с нами, они не навещали его; лишь редко молчаливо приветствовали друг друга, случайно встретившись на улице.

— Нет, — голос Пита твёрдый, он даже не смотрит в мою сторону. — Думаю… — начинает он и осекается. — А что случилось с Рори? Он поссорился с Гейлом? Что произошло? — резко переводит он тему.

— Ты не говорил с ними? — удивляюсь я.

— Нет. Коин заставила торчать всё это время в её компании.

— Гейл единственный, кто выжил из всей семьи, — слегка подрагивающим голосом говорю я.

— Понятно, почему он так себя вёл, — бормочет Пит.

— Как «так»?

— Это он и спрашивал про бункер, — бросает он.

— А Рори ты видел?

— Да, убежал вслед за братом.

Разговор как-то не складывается. Я пытаюсь найти хоть какую-то тему, что не будет столь болезненной, но получается крайне плохо.

— Как ты думаешь, как всё это произошло? Как они бежали? — наконец спрашиваю я.

— Насколько мне известно, у Китнисс и Хеймитча была какая-то договорённость по поводу тебя, чтобы он успокоил твою маму в случае чего. А ещё как-то она просила Гейла о том, чтобы он, если такое потребуется, увёл людей. Они тогда много кричали.