Надежда сильнее страха (СИ) - "Rabbit hearted girl"

Я же просто стараюсь спрятаться от всего этого. Впрочем, мы, действительно, и без того спрятались. Я часто думаю о том, что сказал Эртер: до чего же нужно дойти, чтобы закопать себя заживо? С каждой ночью я всё сильнее чувствую эту мерзкую темноту. И светильник зажечь нельзя — не принято просто так тратить электричество. В больнице хотя бы всегда горит свет…

— Можно войти? — раздаётся лёгкий стук, и в комнату входит Рори.

— Конечно же, — улыбаюсь я.

— Чем занимаешься? — он достаёт из небольшой каморки два стула и садится на один из них.

— Убираюсь после всей той суматохи. Они тогда вынуждены были позвать несколько девочек-старшеклассниц из медицинского класса, а те всё поставили не на свои места, а пару бутылок — так вообще разбили, — говорю я, указывая на почти незаметную кучку разбитого стекла в какой-то тёмной липкой жидкости, сдвинутую под стеллаж. — Не знаешь, как там Китнисс?

— Ну, относительно тихо, — задумчиво сдвинув брови, отвечает он. — Во всяком случае, пока не сбегала. Хотя, как я понял — ещё немного и сбежит съёмочная группа.

— В этом я не сомневалась, особенно после позавчерашнего.

— Знаешь, — тон его голоса несколько меняется: становится тише и как-то медленнее, — я тут тебе кое-что принёс.

— Контрабанда из столовой? — вытирая руки об одежду, с надеждой уточняю я.

— Я бы рад, но тут кое-что… интереснее.

— Ты прямо интригуешь, — бормочу я, присаживаясь с ним рядом.

— Вот, — протягивает он чёрный браслет.

— Подожди, это же, как у Китнисс и Пита, — шепчу я, осматривая его в руках.

— И как у меня. А теперь и у тебя.

— Постой. Ты же говорил, что их кому попало не дают. Зачем он мне? Я тут никого в больнице с этими штуками не видела. Так зачем?

— Ладно. Коин хочет, чтобы ты тоже, как и я, участвовала во всём этом революционно-агитационном безобразии.

— Нет, — издаю я стон, соскакивая со стула. — Я не хочу. Да и какой от меня толк? Вот здесь — я нужна. Во всяком случае, когда у меня не дрожат руки, от меня есть польза. А там? На камере — я как деревяшка. Про бои — я вообще молчу. О чём она только думает?

— Люди в дистриктах знают тебя, они поверили в тебя, как когда-то поверили в Китнисс и Пита. Тем более что они ещё не объявляли, что мы живы.

— А может, им будет выгоднее нас и не оживлять? — вдруг срывается у меня с языка. Рори смотрит на меня, точно его током ударило. — Пусть выставит нас жертвами этой революционной мясорубки, а мы будем тихо сидеть тут. Я не хочу возвращаться туда! Или им мало издевательств над Китнисс? Почему они всё сваливают на нас? Сначала Капитолий

— на Китнисс и Пита, теперь они — на всех нас? Почему мы? — я даже сама не замечаю, когда срываюсь. Когда я чуть-чуть успокаиваюсь, то я понимаю, что сижу на полу, а меня обнимает Рори.

— Мне тоже не всё нравится в этой затее, — шепчет он, поглаживая мои волосы, — но сейчас у нас нет выбора. Согласись, то, что они сделали с нашим домом — такое простить невозможно. А у нас есть хоть какой-то, но шанс уговорить остальных. Неужели ты согласна оставить всё так?

— Нет, — качаю я головой. — Те, кто погиб, такого не заслужил, — шепчу я, вытирая мокрые от слёз щёки. — Но я не чувствую себя тем человеком, который может что-то сделать, понимаешь? Даже Кора, она и то способна на куда большие вещи, чем я!

— Но только после слов Коры ни один дистрикт не начинал бунтовать.

— Что? О чём ты?

— Плутарх сегодня утром говорил о том, какое влияние мы уже оказали. Рассказал о том, что происходило в дистриктах во время Игр. Самые крупные мятежи начались, конечно же, ближе к концу, но вот всё началось в Шестом. Помнишь, когда на нас напали профи и меня ранила Омел?

— Конечно же, — глухо отвечаю я. Я последнее время только тем и занимаюсь, что пытаюсь прогнать все эти пугающие воспоминания.

— Ты тогда спела песню. Песню висельника, кажется, она так зовётся. Ты ведь знаешь её историю?

— Конечно же. Когда я была маленькой, мама очень сильно рассердилась, когда услышала, как её поёт Китнисс.

— Всё же, видимо, её знают и за пределами нашего дистрикта. По крайней мере, теперь точно. Да ещё именно тогда все заметили, что у тебя есть брошка с сойкой…

— И ты хочешь сказать, что из-за этого…

— В Шестом устроили бунт.

— Но, может, этому виной не я. Всё же это не наш дистрикт, а близне… — тут я заминаюсь, вспомнив про Ларса. — Дистрикт Коры. Может, из-за неё. Или Ларса.

— Может. Она тогда тоже много чего натворила. Но вот когда они громили склады, они выкрикивали слова именно той песни. Вот в чём дело.

Я молчу. Нет. Я не тот человек, что может говорить умные слова. Я, скорее, ими всё порчу.

— Но… разве это хорошо? Я же только принесла кучу проблем тем людям. Как и до этого. Только раньше я думала, что своей глупой болтовнёй я навлеку проблемы на вас, а теперь…

— Ты их подтолкнула. В нынешней ситуации, это более чем хорошо. Все слишком привыкли. Слишком смирились. И иногда нужен кто-то, кто скажет какую-нибудь мотивирующую ерунду. Сделает что-то.

— Прошу тебя, не идеализируй меня. Я всего лишь бестолковая девчонка с трясущимися руками и ворохом кошмаров за плечами.

— Но, разве Китнисс не была такой же? Я знаю, мы этот разговор уже сотню раз заводили, но тебя никто и не просит быть такой, как она. Я просто хочу, чтобы ты понимала и осознавала то, на что ты способна.

— Сначала это, потом меня пошлют позировать на фоне убитых миротворцев, — бормочу я. — У меня ведь на самом деле нет выбора? — Рори подозрительно молчит. — Почему ты молчишь?

— На самом деле, Коин даже не рассматривала того, что делать, если ты не согласишься.

— Вот видишь, — вздыхаю я.

— Тебе нужно только поверить. Хочешь — вместе поговорим с Плутархом. Ему только дай возможность, он будет тебе рассказывать о скачках рейтингов в дистриктах, — я слегка улыбаюсь. — Вот видишь. Уже всё и не настолько мрачно. А потом, может, станет и ещё лучше, — он помогает мне подняться, и мы нормально усаживаемся на стулья. Рори застёгивает браслет, а я в это время смотрю на расписание на своей правой руке.

— Не можешь привыкнуть?

— Я вообще не понимаю, как к этому привыкнуть.

— Эртер говорил, что Кора вчера весь день то и дело бегала от умывальника к умывальнику в попытках его смыть.

— А их Коин ещё не приглашала? — спрашиваю я, возвращаясь к стеллажу и куче криво поставленных банок.

— Нет, во всяком случае, пока ещё не говорила, — я только качаю головой. Может, это только одной мне кажется странной. — Хотя, вроде, Плутарх предлагал нам всем быть в том видео, где мы говорим о том, что сбежали. Это было бы вполне логично.

Какое-то время мы молчим. Слышно только как я переставляю лекарства с места на место, и как тикают часы.

— Как Гейл? — мне уже порядком надоела эта тишина.

— Уже лучше. Постепенно привыкает. Хотя как-то мне жаловался на то, что по ночам слишком темно.

— Мне мама тоже самое говорит.

— А ещё он говорит, что кормёжка плохая.

— Не хватает мяса?

— Думаю, да, — слегка улыбается он. — Боюсь, что ещё пара недель на одной репе и картошке, и он сойдёт с ума, — вдруг Рори замолкает и как будто застывает. Я уже сама на себе узнала это чувство, только в отличие от него — мои переживания оказались почти напрасными. — Знаешь, — шепчет он, — я никогда не думал о том, что такое может произойти. Мы много чего пережили. Я помню, что было, когда Гейла наказали за охоту и с нами никто не хотел даже общаться. Я помню, как тогда обегал дома всех знакомых и у каждого спрашивал, нет ли работы для матери… Я помню, что когда мы прощались, мама и сёстры сильно плакали. А Пози просила тебя охранять. И все те девочки, что были так похожи на неё… И иногда я пытаюсь понять, как мне теперь с этим жить. Как сбежать от всех этих кошмаров, ставших вполне реальными… Но, кроме этого, есть кое-что другое. Сейчас почему-то всё это выглядит каким-то… поблёкшим? Точно это было не со мной. Мне даже от этого становится страшно.