Ольвия (ЛП) - Чемерис Валентин Лукич

Они спешились и отдали коней охране.

Ольвия, стоя на склоне балки, задумчиво смотрела на верхушки деревьев, что виднелись из ее глубины.

— Неужели там, внизу, нет зноя?

— О, зной не властен над озером Пама-Лама, — Тапур показал рукой на середину балки, где голубело озеро. — Там — живая вода. Ты искупаешься в ней, смоешь со своего тела следы злого духа. И только тогда станешь здоровой. Знай: кто искупается в озере с живой водой, тот не ведает, что такое старость. А я очень хочу, чтобы ты всегда была молодой и красивой! А искупавшись в озере, мы поедем к владыке Иданфирсу пить хмельное вино победы. Его гонцы в розовых плащах разносят эту радостную весть по всем войскам.

Узенькой тропкой они спустились по склону на дно балки, где земля была мягкой и прохладной. Свежее дыхание балки, благоухание трав пьянили Ольвию. Она разулась и ступала босиком по мягким травам, что были здесь нежнее самых нежных ковров.

А потом тропа нырнула в кусты, продиралась сквозь ивняк узкой звериной тропкой, которая то сбегала в глушь, то выводила на маленькие полянки, где стояли старые ивы, по колено утонув в траве. Вдоль тропки журчал маленький светлый ручей, весело спеша к озеру. Тапур и Ольвия пошли вдоль ручья и вскоре в зеленой чаше кустов и трав увидели озерцо, что приветливо взглянуло на них светлым, чистым оком из-под зеленых ресниц. На воде сидела утка, словно зрачок этого озера-ока.

Утка удивленно смотрела на них, безмолвно вопрошая: как вы здесь очутились и что вам нужно в царстве бога живой воды?

— Мы пришли за вечной молодостью! — словно отвечая на этот немой вопрос, воскликнул Тапур.

Утка встрепенулась, пробежала по глади озера, громко шлепая крыльями по воде, хрипло крякнула и, пролетев над озером, упала где-то в ивняке… Потревоженное озеро успокоилось, и снова вода стала светлой, словно серебром покрылась. Ольвия взглянула вверх: высоко над ней голубело небо, на склонах балки виднелись охранники Тапура и белые облачка за их плечами…

— А на белом свете все-таки хорошо, — вырвалось у Ольвии. — Хоть и горя много, а все равно — хорошо… Если бы не было богини старости Грайи, и совсем было бы славно.

— О, у нас будет много-много жизни, — улыбался Тапур. — На дне этого озера живет добрый бог, он ненавидит смерть и прогоняет ее прочь, как только она приблизится к Пама-Лама. Так скифы называют эту балку. Пама-Лама, живая вода бога. Царство жизни! Царство вечной молодости!

В зарослях ивняка внезапно звонко треснула ветка.

— Тапур… — вздрогнула Ольвия. — Я… я боюсь. У меня такое чувство, будто со мной здесь должно что-то случиться.

Тапур весело смеялся, сверкая белыми зубами.

— Конечно, случится. Ты навсегда останешься молодой и красивой. Вот что с тобой случится.

И радостно крикнул:

— Правду ли я говорю, боже Пама-Лама?

— …ама… ама… ама… — пронеслось над озером.

— Слышишь?.. — шепнул он Ольвии. — Бог отвечает, что ты станешь молодой и красивой навсегда. И будешь жить, жить, жить…

— …жить… жить… — пронеслось над озером.

— Слышала? — радостно засмеялся он. — Бог говорит, что будешь ты молодой жить. Но чтобы сгинула старость, нужно омыть тело живой водой Памы-Ламы. Скорее раздевайся и беги в озеро к живой воде…

И Тапур отвернулся, а через мгновение почувствовал, как что-то пролетело и опустилось на траву… Ему показалось, что зеленая трава в том месте немного побелела… Он тихо засмеялся, осторожно скосил глаза: на зеленой траве лежала белая сорочка, и трава вокруг нее посветлела…

Тапур рывком обернулся. Ольвия стояла на берегу без сорочки. Руки — словно крылья распростерла, одна нога уже в воде… Почувствовав, что он смотрит на нее, тихо ойкнула и застыла с поднятыми руками, словно хотела в тот миг взлететь…

Тапур онемел от изумления… А она, встретившись с его глазами, стояла растерянная, испуганная, не зная, что делать. И Тапуру показалось, что Ольвия вот-вот улетит от него…

В ивняке снова треснула ветка.

Тапур ничего не видел и не слышал. Он стоял перед Ольвией словно завороженный, смотрел на нее жадно и шептал ее имя…

Это было последнее мгновение его счастья.

Смерть свою Ольвия увидела первой.

Заросшее бородатое лицо, безумные глаза… И оскаленный, словно у мертвеца, рот… Ни зверь, ни человек… А еще она увидела стрелу с острым железным наконечником, что дрожала на туго натянутой тетиве…

— Тапур!!! — хотела крикнуть она, но только прошептала.

Свистнула, прозвенела стрела…

И Тапур, словно в ужасном, невероятно ужасном сне или бреду, увидел, как нечто длинное и тонкое со свистом прилетело к Ольвии и клюнуло ее в самую середину, между грудей… И уже не было в мире такой силы, которая бы успела отвести беду. Оно клюнуло и глубоко впилось в ее белое и такое прекрасное тело…

Ольвия качнулась, руки ее беспомощно взметнулись вверх, словно в последний миг она хотела взлететь…

— Ольви-и-ия?!! — закричал Тапур и бросился к ней, все еще не осознавая, что же случилось.

Ольвия упала ему на руки.

Он подхватил ее, осторожно опустился с нею на траву.

Голова ее откинулась назад, волнистые волосы разметались по траве.

Она еще была жива и успела удивленно прошептать белыми, как снег, губами:

— За что?.. Я жить хочу… жи-ить… Почему бог впустил смерть в царство жизни?..

И потом крикнула:

— Вон они!..

— Кто?!

— Керы летят… страшные Керы. А за ними Эреб… а-а-аа…

Вздрогнула, закрыла глаза и застыла…

Лежала у него на руках молодая, красивая, словно спала…

А он все еще не мог уразуметь, почувствовать, что ее уже нет. Что ее больше нет, что жизнь уже покинула ее… Навечно.

— Ольвия?.. — пораженно и тяжело звал он ее. — Это правда или страшный сон?..

Он все еще надеялся, что она будет жить, ибо не мог представить ее мертвой и холодной… Он еще чувствовал тепло ее тела и потому не мог поверить в смерть. Осторожно вытащил стрелу из ее груди, кровь побежала по телу быстрее. Он испуганно зажал ладонью эту кровавую струйку, в отчаянии оглянулся, моля о помощи.

— Боже Пама, — кричал он и плескал водой на ее рану в груди. — Я молю тебя, спаси… Твоя же вода живая. Так оживи мою Ольвию, оживи-и… Где же ты, боже? Почему молчишь?

Почему медлишь?.. Иди скорее на помощь… Верни ей жизнь. Ты слышишь меня, бо-о-оже-е?..

Он плескал и плескал ей на грудь живой водой.

Бог молчал.

Ольвия холодела…

Тапур в отчаянии плескал и все еще верил, что Ольвия оживет от живой воды Пама-Лама.

Он не видел, как его воины вытащили из кустов безумного перса с дико вытаращенными глазами и распухшими, испеченными губами.

Свистнул меч, покатилась голова в траву, а тело успело еще сделать несколько шагов к воде, прежде чем упасть безголовым…

— Боже… — шептал Тапур, холодея оттого, что на его руках холодела Ольвия. — Где ты делся, добрый боже вечной молодости и жизни? Почему молчишь? Ты же бог жизни. Как ты мог впустить в свое царство смерть?.. Как мог??? Как мог??? — закричал он, не помня себя.

Бог молчал.

Руки Тапура дрожали, и Ольвия на руках у него тоже дрожала. И ему в отчаянии казалось, что она оживает… Всего он мог ждать. Даже собственной гибели, но только не этого… Много, очень много видел он на своем веку смертей и привык к ним, как привыкают к чему-то обычному, будничному…

Но такой нелепой, такой дикой и жестокой смерти представить не мог…

— Боже Пама-Лама-а-а??? — в последний раз закричал он.

Бог молчал.

На озере с живой водой — ни шелеста.

Ольвия не оживала…

И, быть может, впервые Тапур осознал, что смерть — это не просто обычное, будничное событие. Смерть — это нечто страшное. И жестокое. Ибо ничего жесточе убийства живой жизни быть не может на свете.

«И вода в этом озере мертва, и бог его — мертвый бог», — подумал он, и от этой мысли, от этого осознания своей безысходности ему стало больно и тяжко.

Его жгла тупая боль, а бог молчал, а Ольвия холодела на его руках, и тело ее коченело и деревенело.