Время дракона - Лыжина Светлана

Младший Дракул уже понял, кто здесь виноват, и из-за этого понимания чувствовал безысходность. "Судишь, судишь, а мир лучше не становится, - подумал Влад. - Это всё равно, что бросать орехи на чердак вилами. Бросать орехи на чердак вилами - так говорят крестьяне, когда видят пустую трату сил, ведь сколько ни черпай, сколько ни бросай, орехи всё равно внизу. Лишь один или два по чистой случайности залетят в чердачное окно".

Государь обречённо вздохнул и обратился к таможенному начальнику:

- А теперь, Титу, расскажи мне ещё раз, почему с покойницы надо взимать пошлину.

- Так золото же на ней! - воскликнул Титу.

- Ну и пускай. Это же покойница. Разве с неё может быть спрос?

- Так ведь золота много! - с жаром воскликнул таможенник. - Очень много. Если б столько золота вёз купец, я бы взял с купца пять золотых. Пять золотых, государь!

- Пять? - Влад даже подумал, что ослышался. - Пять золотых с сельских жителей? Это же годовой налог с пяти зажиточных крестьянских дворов.

- Я знаю, - кивнул Титу.

- А не многовато ли? - в словах государя содержался явный намёк, но Титу ничего не замечал.

- Так ведь золота много! - повторил таможенник. - Перстней пять штук. А на голове убор с подвесками, с цепочками. Я всё это взвесил, и вышло, что пять золотых надо платить, потому что так положено. Положено платить, государь. Ведь если через таможню везут деньги, надо брать с десяти монет одну денежку. Если везут рыбу, то из десяти рыбин одна рыбина идёт в счёт пошлины. Если муку, то с каждого воза отмеряется десятая доля. Так почему же я не должен брать пошлину за золото, пусть даже надетое на покойницу? Если покойница такая богатая, что её хоронят в золоте, то пусть платит!

- А чего ты кричишь? - вдруг спросила старая Виша.

- Я не кричу, а говорю, как есть, - ответил Титу.

- Вот и вчера так же кричал! - с ехидством заметила старушка. - Кричал: "Пусть платит! Пусть платит!" Сперва чинно себя вёл. Сам открыл нам мост, а как увидел золото, так будто помешался. Все повторял: "Ой, золота сколько! Ой, много!" Заставил все украшенья с покойницы снять, чтоб на весы положить. Вот до чего дошло! Где ж это видно, чтоб покойников раздевали прямо на похоронах! И не пропустил нас. Священник взялся было его увещевать, а Титу упёрся. Тогда взялся увещевать староста, но и тут дело не решилось.

- А может, лучше совершить похороны на здешнем кладбище? - спросил у старушки государь.

- Нет, государь, - она уверенно помотала головой. - Мы так сделать не можем. Покойница ясно сказала, где хоронить. Хочет лежать рядом с материнской могилой. А если положим не там, вдруг осердится? Нашлёт на нас засуху или мор.

- А если без золота хоронить? - предложил Влад, хоть и предвидел, что ответит Виша.

- Без золота тем более нельзя, - строго сказала та. - Покойница в этом золоте выходила замуж и думала, что передаст эти украшенья дочерям. А дочерей не родилось - только сыновья. Конечно, она могла передать снохам, или внучке, но не захотела, а захотела взять золото с собой. Это воля покойницы, и не нам судить. Наше дело - волю выполнить.

- А не жалко золото зарывать? - спросил государь.

- Жалко, - раздалось на переднем крае толпы. Там стоял мужчина, на котором всё было сплошь чёрное, кроме рубахи и обмотков на ногах. - Жалко. А что делать? Желание покойницы - закон. Нельзя её обирать. А то заведутся у нас крысы и сгрызут всё в доме. Нам такого не надо! Уж лучше мы золото зароем.

- Золото зарывать жалко, но и пошлину платить жалко, - заметил князь.

- А мы, может, и заплатили бы как-нибудь, - сказала старая Виша, и опять в её голосе появилось ехидство. - Может, и заплатили бы, если б нам об этом сказали заранее. А сейчас, после такого позора, который на мосту был, мы не согласны! Кто ж так пошлины собирает! Вот погоди, Титу! Вот накажет тебя покойница за то, что ты её через мост не пустил!

- Нечего меня пугать, старуха! - осклабился Титу. - Если б всё, что мне пророчат, сбывалось, я давно уже провалился бы вместе с таможней к чертям в самое пекло.

Влад внимательно оглядел толпу:

- А староста и священник сейчас здесь?

- Здесь! - зашумела толпа. - Здесь они! Здесь.

Прошла минута или две, и к государю вышли те, про кого он спрашивал. Староста был в наглухо застёгнутом чёрном кафтане, а священник в чёрной рясе, и этот чёрный цвет чем-то роднил людей, выглядевших совсем по-разному.

Старостой оказался крупный пожилой человек с серой окладистой бородой, а священник был совсем старенький, щупленький, с редкой седой бородёнкой, которая казалась клочком белой овечьей шерсти, случайно осевшей на щеках и подбородке.

- Доброго тебе дня, государь, - хором сказали староста и священник.

- Вам тоже доброго дня, - ответил правитель. - А теперь скажите мне, как вышло, что покойница осталась без погребения.

Наверное, староста и священник подумали, что князь разговаривает с ними не строго, а участливо - ведь, на государевом лице сохранялось грустное выражение. Наверное, старосте и священнику казалось, что правитель удручён нарушением святого христианского обычая, предписывающего погребать покойных на третий день. "Разве могут найтись другие причины для печали?" - наверное, думали эти двое, но если бы они высказали свой вопрос вслух, то Влад мог бы задать им встречные вопросы.

"А что если меня опечалила ваша глупость? - мог спросить младший Дракул. - Ведь она так велика, что от неё нельзя отмахнуться! Благодаря вашему примеру человеческая глупость кажется мне неистребимой. Я грустен, потому что вспомнил о силе глупости. Я много лет не могу понять, почему глупость берёт верх над человеческим разумом даже тогда, когда речь заходит о самых важных вещах, касающихся жизни и смерти. Ладно бы, вы сглупили в другом деле, менее важном, но ваше дело касается жизни и смерти, а вы всё равно ведёте себя как дураки. Почему?"

Влад мог бы спросить старосту и священника об этом, но не стал, ведь они всё равно не ответили бы, а только лепетали бы что-то, страшась государева гнева.

- Так почему покойница до сих пор не погребена? - спокойно спросил государь, обращаясь в первую очередь к старосте.

- Так мы решили подождать твоего суда, государь, - ответил староста.

Тогда Влад обратился к священнику:

- Отче, а как же ты согласился ждать? Ведь тебе полагалось бы воспротивиться. Покойников положено хоронить на третий день, и ты должен следить за этим.

Священник, потирая правой рукой левую, будто пытаясь смыть старческие веснушки, отвечал:

- Так ведь на таможне вышла заминка. Я говорил, что можно похоронить на нашем кладбище, а люди не захотели. Что я должен был делать?

- Но ты пытался договориться с таможней? - спросил государь.

- Пытался, - кивнул священник.

- А почему не вышло? - продолжал спрашивать Влад. - Может быть, ты не сказал на таможне всех слов, которые мог бы сказать? Что ты там говорил?

- Я просил, чтоб нас пропустили, - принялся рассказывать священник, погладив бородёнку, - но мне сказали то же, что и другим. Мне сказали, что надобно заплатить денег, и тогда не будет препятствий. Что же я мог на это ответить? Ведь в церковном ящике нет золота, и тем более нет пяти золотых. Что я мог ещё сделать? Я предлагал похоронить покойницу на нашем кладбище, а люди не захотели. Не захотели. Что я мог ещё сделать?

- Что сделать? - государь усмехнулся. - К примеру, ты мог бы пригрозить таможеннику небесными карами и сказать, что не допустишь его к причастию целый год, если будет мешать похоронам. Ведь отказать в причастии это в твоей власти. Почему ты не пригрозил?

- Как же я мог? - священник сделал такое лицо, будто не доверяет собственным ушам и потому сомневается, что государь спросил про угрозы. - За что отказывать в причастии, если Титу исправно посещает нашу церковь, и великих грехов за ним не водится? Он даже приношенья делает. Вот недавно кадильницу подарил.