— Какое счастье, что я тебя встретил.
— А я тебя знала еще раньше. До того, как мы встретились.
— Разве это возможно?
— Я читала о тебе.
— Что могли написать обо мне в России? Впрочем, несколько раз мое имя упоминалось в газетах Владивостока.
— Я не видела этих газет.
— Что же ты могла прочесть?
— Это было раньше, в Петрограде. Когда мы жили в пансионе. Мы не знали развлечений. Находились в замкнутом мире. Нам даже не показывали кино. Оставалось только чтение. Иногда мы, собравшись, читали вслух. Вместе переживали прочитанное. Но чаще сидели с книгой наедине. Нашими героями были принцы, рыцари, кавалеры… Они умеют ухаживать за дамой сердца, петь серенады, сражаться на дуэли… У каждой из моих подруг сложился свой образ, свой идеал.
— И что же дальше?
— Когда я увидела тебя, то сразу узнала. Вот он, мой герой!
— Мария, я не умею петь серенады. И никогда не держал в руке шпагу.
— Но ты наш защитник. Оберегаешь всю колонию. Рядом с тобой я чувствую себя так спокойно…
Райли не знал, что ответить. Слова Марии его смутили.
— Выйдем на балкон, — предложил он, — У нас еще есть время.
Неделя, как они в Нью-Йорке. Мария привыкла к девятнадцатому этажу. Она уже не боится высоты. Когда ты в объятиях любимого — ничего не страшно.
— Люблю утро, — говорит Райли. — Все дышит свежестью. Целый день впереди. И никакой усталости. И все же я устал.
— От чего, Райли?
— От неопределенности. Колония на подходе, а мы все еще не знаем адреса, где будут жить дети.
— Об этом заботится столько людей…
— Это-то и плохо. Я знаю вашу русскую пословицу «У семи нянек дитя без глазу». Здесь много ведомств и чиновников. Сколько уже кабинетов мы обошли с тобой за эту неделю, а дело не двигается с места.
— Не переживай, дорогой. Ведь все на нашей стороне, каждый хочет помочь детям. Но главное, с нами Господь. Он сверху видит все.
— Что именно?
— Я же сказала — все-все…
— И наш пароход?
— Он видит и мою сестру на палубе «Йоми Мару»… И улицы Петрограда… И нас с тобой на балконе… Здесь мы ближе не только к солнцу, но и к Всевышнему.
— А я думаю, Бог не над нами, а рядом с каждым из нас.
— И это верно, — согласилась Мария. — Он везде.
— Все знает и все видит?
— Ему все ведомо.
— А знает ли Он, когда закончится наше путешествие?
— Знает. Конечно, знает! — уверенно сказала Мария. — Бог нам помогает. С самого начала. Надо только молиться. А есть ли в Нью-Йорке русская церковь?
— Я знаю, где находится русский собор. Это девяносто седьмая улица, на Исте. Мы там обязательно побываем. Может, даже сегодня.
— Я этого очень хочу, Райли…
«Йоми Мару» на всех парах торопится к восточному побережью Америки. Готовясь к встрече с Нью-Йорком, девочки шьют наряды. Все меньше остается дней. А место для колонии не определено.
Райли Аллен вспомнил Владивосток. И там он ждал колонию. Но не со стороны моря, а из Сибири — три железнодорожных состава. И там ему не давал покоя вопрос: как и где разместить детей? Владивостоком завладела армия беженцев. Город перенаселен. Где бы Красный Крест расположил свой лагерь, не будь гостеприимного острова Русского с его сказочным лесом и казармами, прохладными в летнюю жару и хранящими за своими толстыми стенами тепло в зимнюю стужу? Для кого-то остров был крепостью, а для детей стал пристанищем.
Райли любит все делать загодя. Вот почему отправил на адрес Атлантического отделения Красного Креста подробное письмо-меморандум. В нем он изложил, каким представляет себе прием и устройство детей в Нью-Йорке. Как удачный пример он привел пребывание детей в Сан-Франциско.
Теперь остается ждать, где разместят колонию.
Сначала был предложен муниципальный Лоджин-Хаус, довольно вместительное помещение. Но Райли не дал согласия. Этот городской район перенаселен, нет чистого воздуха, а столовая недостаточно вместительная.
Затем предложили здание бывшего госпиталя в районе Бренк. Побывав там, Аллен, не задумываясь, дал согласие. Прекрасное место не только для быта детей, но и для их отдыха и спорта. Но неожиданно на госпиталь стал претендовать и Колумбийский университет. Хотя, как кажется Аллену, университет мог бы и подождать. Ведь колония пробудет в Нью-Йорке не больше двух недель. Увы, университетские бюрократы поспешили начать ремонт. И вот сегодня собирается большой совет, где будет рассмотрен новый вариант. Аллен попросил, чтобы на нем присутствовали и военные. Вот с кем можно уверенно, а главное, быстро решать дела.
— Райли, посмотри, не за нами ли приехали? — прервала Мария его размышления.
Внизу стоял черный автомобиль и подавал сигналы.
— За нами.
В машине сидели два молодых офицера. Увидев Аллена и Марию, они вышли, чтобы представиться.
Форма делает людей похожими. Но эти молодые офицеры очень отличались друг от друга. И ростом, и цветом волос. Один из них — жгучий брюнет. А другой — долговязый и светловолосый.
— Капитан Бурден, — представился брюнет.
— Капитан Кооль, — назвал себя блондин.
«Кажется, начинают осуществляться мои надежды», — подумал Райли. Люди в форме всегда внушали ему доверие.
— Нас прислал полковник Монроуз. Он распорядился: доставить вас в форт Водсворт.
— Совет состоится там?
— Комиссия по устройству детской колонии будет в полном составе! — четко ответил офицер, который назвался Бурденом.
Аллен про себя улыбнулся. Ему хотелось сказать: «Вольно!» Но вместо этого он спросил:
— Как много у нас времени?
— Достаточно, чтобы ехать не спеша. И даже где-то по дороге перекусить, — ответил Кооль.
— Мы уже успели позавтракать. А вот нельзя ли показать нашей гостье из России Нью-Йорк?
Аллен еще раз убедился, что нельзя судить о человеке по первому впечатлению. Капитан Бурден оказался отнюдь не солдафоном. Он родился в Нью-Йорке. Это его город. И никакой профессиональный гид не нашел бы таких слов и подробностей, которые они услышали из уст американского офицера. Куда девалась его сдержанность! Судя по всему, в нем играла южная кровь. Потому что он умудрялся не только вести автомобиль, но еще и жестикулировать. Бурден сидел к ним спиной, и Марии оставалось только представить, как выглядит сейчас его одухотворенное лицо и как блестят темные глаза.
Красноречие и экспромт капитана заслужили аплодисменты. Но, как ни странно, это охладило Бурдена и заставило замолчать. Он остановил машину и подал знак рукой — подождите!
Офицер исчез на несколько минут, а затем появился, неся в руках плоскую коробку.
— Это вам, мисс, — сказал он Марии и поклонился.
— Что это?
— Яблочный пирог. Еще теплый.
— Пирог?
— Вы с таким вниманием выслушали мой рассказ о городе, который я люблю и без которого не представляю себя… Легко подумать, что человек, живущий здесь, кажется себе песчинкой. Поверьте, это не так. Я никогда не чувствовал себя маленьким человеком на фоне небоскребов. Они, как египетские пирамиды, великие творения человека. И я всегда старался возвыситься до их уровня. Как ни покажется странным, эти громадины меня не подавляют. Я чувствую себя как горец, скачущий по ущелью. Только вместо седла подо мной сиденье автомобиля.
«Если бы этот молодой человек не был офицером, — подумала Мария, — то, наверное, стал бы поэтом. Впрочем, вполне возможно совместить одно с другим. Был же великий русский поэт Михаил Лермонтов поручиком».
Бурден все еще продолжал держать в руках картонную коробку.
Мария очнулась от своих мыслей.
— Но при чем здесь яблочный пирог? — спросила она.
— Я ждал этого вопроса. Нью-Йорк называют еще и по-другому — Большое Яблоко. Думаю, если вы, мисс Мария, и вы, мистер Аллен, съедите этот пирог, от Нью-Йорка не убудет.
Они добрались до вокзала Батерри. Далее автомобиль въехал на паром. Теперь им предстоял путь по воде на Стейтен-Айленд. Автомобиль остался на нижнем этаже. Они вчетвером поднялись наверх.
