Атлантический океан.
Расстояние, пройденное с полудня 14 сентября до полудня 15 сентября, — 235 миль. Средняя скорость — 9,9 мили в час. Пройдено: от Нью-Йорка — 797 миль, от Владивостока — 10901 миля. Расход угля — 55 тонн.
Потребление воды (котел и кухня) — 93 тонны.
* * *
В 19.30 умерла русская воспитательница Мария Леонова — (№ 833). Она скончалась в результате мастоидита (гнойное воспаление среднего уха).
Из судового журнала «Йоми Мару».
На пароходе два журнала. Один из них заполняет вахтенный штурман. Другой ведет начальник детской колонии.
Записи полковника Аллена сухи и лаконичны, как бухгалтерская книга. Терпеливо день за днем, иногда час за часом ведет он судовую летопись, избегая красочных деталей, стараясь быть беспристрастным и предельно объективным.
В открытом море дни похожи один на другой. Почти близнецы. День 15 сентября тоже не предвещает ничего нового. Вот почему Аллен отступает от заведенного порядка и делает запись заблаговременно. Сразу после обеда, а не вечером. После ужина Аллен пойдет к Марии. Она просила почитать ей что-нибудь перед сном. На глаза ему попалась книга Майна Рида о жизни маронской общины на Ямайке. Это должно ей понравиться.
Стемнело, когда Аллен покинул каюту. По привычке подняв глаза, он увидел, что на мачте зажегся огонь.
— Мистер Аллен! — К нему шла, размахивая руками, медсестра Елена Домерчикова. — Очень срочно! Меня послал за вами Коултер.
— Что-то случилось?
— Марии стало хуже.
В палате, кроме Коултера, находилась Флоренс Фармер. Вскоре подошел и Девисон. Они хлопотали у постели больной, бросая друг другу торопливые фразы, смысл которых не был понятен Аллену.
Он хотел подойти к Марии, но его не пустили. Попросили не мешать.
Наконец все расступились, и он смог увидеть Марию. Она спокойно спала. Одна рука лежала поверх одеяла, другая свисала с противоположной стороны кровати. Ей стало лучше! Слава Богу!
— Все уже позади? — спросил он, облегченно вздохнув.
— Все позади… — повторил, как эхо, Коултер.
— Она ведь спит… Не так ли? — спросил он, еще не осознавая случившегося.
— Она уснула навсегда, — сказал Девисон. — Это сон, от которого не просыпаются.
Мисс Фармер подошла к Аллену и положила ему руку на плечо.
— Дорогой мистер Аллен. Марии больше нет… Я очень сожалею.
Из рассказа Ханны Кемпбелл:
— Мисс Мария была общей любимицей. После операции в Нью-Йорке ее поместили в наш маленький, но уютный судовой лазарет. Все о ней заботились. Особенно Флоренс Фармер. В течение трех дней состояние девушки неизменно улучшалось. И вдруг смерть… Такая неожиданная!
Какое уныние распространилось по всему пароходу!
Райли Аллен пришел ко мне посоветоваться, как сделать саван для похорон. Я взяла это на себя. Капитан выдал толстую парусину, и несколько русских женщин старшего возраста сшили саван.
Слава Богу, мне больше никогда не приходилось заниматься таким делом.
Из рассказа Александры Горбачевой:
— 15 сентября, среда — день этот всегда в моей памяти. Не стало Марии, моей любимой сестры. Все произошло так неожиданно! Еще два часа назад мы сидели рядом, смеялись, строили планы на будущее. А потом я пошла ужинать. В столовой мне и сообщили страшную новость.
Ханна Кемпбелл:
— …Русский персонал взял на себя проведение заупокойной службы, согласно православным обычаям. Тело было облачено и выставлено на кормовой палубе. Всю ночь над ним читали молитвы. На следующий день отслужили две короткие панихиды.
Мальчики и девочки чистыми и печальными голосами пели церковные песни.
Александра Горбачева:
— …Море было неспокойным. Дул сильный ветер. Наш пароход нырял в бушующем море. То вверх, то вниз. Я стояла рядом с сестрой в неизбывном горе. Фотограф сделал несколько снимков. Но они у меня не сохранились.
Шесть человек из японской команды положили тело в парусиновый мешок и покрыли его флагом с эмблемой Красного Креста.
Ханна Кемпбелл:
— …К щиколоткам был подвешен груз, состоявший из старых колосниковых решеток, чтобы тело не могло всплыть на поверхность. Эти приготовления заняли немногие минуты.
Тело покоилось на койке, а палуба освещалась яркими электрическими лампами.
Александра Горбачева:
— …На палубе собрались русские воспитатели, американский персонал и старшие колонисты.
Начальник колонии полковник Аллен приготовился прочесть заупокойную молитву. Но Каяхара сказал: «Я буду читать. Это моя обязанность как капитана».
Молитву он прочел на ломаном английском языке.
Ханна. Кемпбелл:
— …В двадцать два часа остановился пароходный двигатель. Судно было развернуто носом к ветру. Тело переложили с койки на особые носилки, сколоченные матросами. Один их край опирался на борт судна. Носилки плавно наклонили, и под пение последней молитвы тело медленно соскользнуло и погрузилось в темные воды океана.
Свет, падавший на фигуру в саване, скорбные песнопения и то, что тело опустили не в землю, а в морскую пучину, — во всем этом было что-то неправдоподобное, мистическое.
Не только дети, но и многие взрослые впали в истерику.
Александра Горбачева:
— …Рядом со мной были подруги, воспитатели и врач. Они меня поддерживали и всячески утешали. Позднее мистер Бремхолл рассказал, что одна из подруг Марии пыталась перелезть через борт, чтобы броситься в океан. Но ее удержали и отвели в госпиталь.
Сцена морских похорон осталась в моей памяти как в тумане. Зато я хорошо помню координаты захоронения. Их мне вручил капитан Каяхара.
Вот эти цифры:
Западная долгота — 50 градусов 20 минут 10 секунд. Северная широта — 42 градуса 12 минут 0 секунд. В 310 милях на северо-запад от мыса Рейс.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ
16 сентября 1920 г. Четверг.
Атлантический океан.
Погода улучшилась. Свежий ветер. Утром небольшой туман. Меню: завтрак — кофе, хлеб, масло, пирог; обед — суп, говяжья тушенка, картошка в мундире, жареная рыба; ужин — макароны с мясом, чай, джем, печенье.
Из судового журнала «Йоми Мару».
Закончилась траурная церемония. Все разошлись по своим трюмам и каютам. Погасли лампы и прожекторы. Пароход погрузился в темноту, слившись с ночным океаном. И лишь топовый огонь на грот-мачте продолжал писать в небе замысловатые письмена.
Аллен остался один. Наедине со своими мыслями и горем. Теперь не от кого скрывать слезы. А если кто и увидит, то примет их за соленые капли океана, с которым навсегда соединилась Мария. Стала его частью.
Перед ним все еще стояла сцена похорон.
Когда японские матросы принялись закрывать верхнюю часть савана, где покоилась голова Марии, Райли остановил их, чтобы в последний раз взглянуть на ее лицо. На губы, которые так часто целовал. Глаза, которые уже никогда не обожгут его сердце. На щеки — они не вспыхнут румянцем. Больше он не будет пропускать меж пальцев волны ее волос, неповторимо и сладко пахнущих.
Матросы, терпеливо стоявшие в стороне, подошли снова и продолжили свою печальную работу. Райли отвернулся, чтобы не видеть, как к ногам Марии привязывают грубые и тяжелые колосники. К ногам, которых он нежно касался.
