Отец продолжал молчать, не зная, что ответить. Потом обратил мое внимание на то, как изменился город.
Картина и в самом деле была удручающей. Магазины с их кричащими вывесками закрыты. На входных дверях ржавые замки. У людей, что шли нам навстречу, были изможденные, землистого оттенка лица. Прохожих мало. Горожане предпочитали сидеть по домам и беречь силы.
Я также обратил внимание на людей, несущих воду на коромысле. Значит, не работает водопровод. Одежда, даже у женщин, была с заплатами. Отец, перехватив мой взгляд, объяснил, что по карточкам выдается мизерный продовольственный паек, и люди меняют на продукты одежду, мебель, драгоценности, вплоть до обручальных колец.
За долгое мое отсутствие многое исчезло и переменилось. И мне, помнившему каждую мелочь, было больно это замечать и видеть.
Отца будто придавило. Он что-то хотел мне сказать. И тогда я сам спросил о переменах в нашем доме.
Нехотя, не глядя на меня, он с растяжкой выдавил из себя:
— Петя, у нас в доме вместо матери другая хозяйка…
Он остановился, не зная, как я приму это известие, и, словно оправдываясь, добавил:
— Не думай, что мне это надо для марьяжа. Должен ведь кто-то вести хозяйство.
Хотя мать незадолго до нашего отъезда умерла, но известие это сильно меня смутило. Я ничего не ответил. Но в душе остался неприятный осадок. И в дальнейшем я называл свою мачеху только по имени-отчеству.
То, что я увидел в Гатчине, любимом городе, где прошло мое веселое детство, мало отличалось от увиденного в Петрограде.
Хорошо знакомая Багговутовская улица, названная в честь павловского генерала, получила новое название — Карла Маркса. Она тянулась через весь город, с севера на юг. Здесь всегда ходило много народа. И неслись быстрым аллюром, взад и вперед, извозчики.
Теперь улицу было не узнать. Тротуары, выложенные квадратными каменными плитами, были повреждены. Рытвины от изъятых плит делали ходьбу небезопасной. Стройная аллея высоких берез, проходившая по всей улице, также повреждена. То там, то здесь торчали пеньки спиленных деревьев. Заборы поломаны и растащены на дрова. А газоны и цветники превращены в огороды, которые кое-где обнесены колючей проволокой.
Мысли путались в голове, и я никак не мог воспринять эти впечатления. Что за время наступило? Как следует жить в этих условиях?
Я все время ловил на себе взгляды отца. Он провожал меня двенадцатилетним мальчиком. И вот, почти три года спустя, увидел перед собой возмужавшего юношу, на вопросы которого не так легко найти ответы.
Прибыв в дом, я не почувствовал, что вернулся в родную семью. На меня молча и серьезно смотрела чужая женщина.
Отец, наклонив голову, сказал ей:
— Это Петя, которого мы ждали.
В первые дни настроение было прескверным. Я, всегда окруженный большим и шумным коллективом, чувствовал теперь себя словно посаженным за решетку.
Наши соседи и мои друзья, новые и старые, стали называть меня «американцем». Когда пришли долгие зимние вечера, они зачастили к нам, чтобы послушать о моих странствиях.
Мачеха выделила мне отдельную комнату. На стене над моей кроватью висели ходики. Каждые тридцать минут выскакивала кукушка.
Что она отсчитывает? Что предвещает мне?..
ЭПИЛОГ
В течение сорока восьми лет Райли Харис Аллен был редактором «Гонолулу Стар-Бюллетень». Он сел в редакторское кресло в 1912 году.
В его карьере журналиста был только один перерыв — с 1918 по 1921 год, когда он работал в Американском Красном Кресте.
Секретарь газеты Тринидад Лепетье призналась мне:
— Меня никогда не покидало чувство, что я работаю рядом с великим человеком.
Я ответил Тринидад, что хотя и не был знаком с Райли, но разделяю ее чувства.
Райли Аллен умер в 1966 году в возрасте 82 лет.
«Гонолулу Стар-Бюллетень»
7 октября 1966 г.
Райли Х.Аллена, первого редактора «Стар-Бюллетеня», старейшину журналистов на Гавайях, пронесли вчера мимо холмов, где он жил, через улицы, где он работал, мимо людей, которых он любил, — к могиле на склоне Дайменд Хэд.
При отпевании были использованы выбранные им самим слова поэта Стивена Грелье. Их полезно повторить тем, кто еще идет по тропе жизни:
Я пройду по этому пути лишь раз.
Поэтому, если я могу сделать что-то хорошее,
Если я могу проявить доброту к кому-то,
Давайте я сделаю это сейчас.
Я не буду откладывать этого,
Не буду пренебрегать этим,
Ибо я больше не пройду по этому пути.
* * *
Барл Бремхолл вернулся в свой Сиэтл, штат Вашингтон, и стал крупным финансистом. Многие годы он думал о судьбе колонистов. Они встретились через пятьдесят лет в Ленинграде. На встречу пришло более двухсот человек — сами колонисты, их дети и внуки.
Советский Красный Крест наградил американского банкира своей самой высокой наградой — «Почетным Знаком».
Смерть Барла Бремхолла была трагической. В 1978 году он и его жена Оливия были убиты молодым соседом, у которого помутился рассудок.
Судьбе было угодно, чтобы у Аллена и Бремхолла не было детей. Но каждый из них отвечал: «Я самый многодетный папа на свете. У меня 780 сыновей и дочерей».
* * *
Санкт-Петербург — Петроград — Ленинград — город с нелегкой судьбой.
Нелегкой выдалась судьба и бывших колонистов. Но самыми трудными были 900 дней блокады, когда город на Неве был окружен гитлеровскими дивизиями. Новые тяжелые испытания. И самое страшное из них — голод. Погиб миллион жителей.
К счастью, три главных героя этой книги — Ксения Амелина, Петр Александров и Виталий Запольский — остались в живых.
Амелина стала ученым, Александров — инженером, а Запольский — известным композитором.
В 2001 году мне позвонила из Бельгии Евгения Реклерк (Копосова). Ей шел сотый год. Мы встретились в Брюсселе, а через две недели Евгении Аркадьевны не стало. Погасла последняя свеча.
Конец.
ОТКЛАДЫВАТЬ НЕЛЬЗЯ
Что сказать об этой книге? Она вырвалась из сердца автора, и она — документ о небывалом событии XX века.
Более семисот детей из голодного Петрограда весной 1918 года отправились в путь, которому, казалось не будет конца. Сначала Урал, Сибирь, Владивосток, затем Япония, Сан-Франциско, Нью-Йорк, Атлантический океан, Франция, Англия, Финляндия — поездом, пароходом, пешком и на лошадях, вновь пароходом (на ставшем им домом японском сухогрузе «Йоми Мару») и вновь поездом: два с половиной года страданий, роста, и путь из мира свободы в мир неволи.
Милосердные руки людей из Американского Красного Креста спасли их от гибели, выходили, научили жить. Ведь дети были еще дети — от трех до двенадцати-пятнадцати лет.
Владимир Липовецкий (друг моей молодости) собрал и обработал столько фактов, опросил такое количество участников и свидетелей, что если существует справедливость, то хотя бы одна звезда на небе должна быть названа его именем.
Мне вспоминается 1944 год. В занесенном снегом Бугуруслане я видел ленинградских детей, вывезенных через Ладожское озеро. Мне, детдомовцу, знающему, что такое голод и холод, стало страшно. На звук открывавшейся двери обернулись десятки голов. Их шеи были похожи на тычинки, а остановившиеся в печали глаза занимали все лицо.
Детям из книги «Невероятная Одиссея» не пришлось голодать. Но некоторые из них упокоились на чужой земле (смерти от пожара, от болезней, от отравления дикой ягодой), а их русскую воспитательницу Марию, полюбившую стоявшего во главе экспедиции Райли X. Аллена, похоронили в открытом море.
