Ознакомительная версия. Доступно 49 страниц из 242
– Народы тоже странствуют по белу свету. Разве наши деды не отправились однажды навстречу солнцу искать край света? Всем племенем! В далекую Индию добрались… Разве наши отцы не пришли в земли славян, разве не пришла такая же, как эти угры, кочевая орда болгар? Но эти угры, или венгры, – крепкие мужи. И русы, и болгары быстро приняли язык и даже имена покоренных ими славян, а угры, даже оказавшись в тесном окружении славян, говорят, сохранили свои имена, свой язык…
Войдан буркнул:
– Ну, они пришли недавно! Посмотрим, что будет дальше. Болгары и угры – два родственных племени. А от болгар уже не осталось ничего, окромя названия… Поедем обратно? Поди, уже обед стынет.
Смущенный и потревоженный вернулся в город, нехотя отвечал на вопросы воевод. Целый народ ощутил на себе силу, мощь которой начал чувствовать и он. Что заставило угров отказаться от зеленой травы и тучных земель? От чистых рек и озер, где вдоволь рыбы?
Когда возвращались, на главной улице встретили семейство знатного боярина Пугача. Тот низко поклонился, но Владимир, глубоко ушедший в думы, не заметил и не ответил. Уязвленный перед домочадцами Пугач громко сказал, что когда из князя князь, то это князь, а когда из грязи да в князи… Владимир услышал, да не понял смысла, душа реяла в той высоте, где замирает дух, но за спиной пошли смешки, дружинники громко переговаривались.
Владимир вздрогнул, оглянулся, по лицам и глазам все понял. Мгновенно вернувшись в земной мир, взъярился, велел боярина выволочь из повозки, дать плетей.
Дружинники выполнили с удовольствием и рвением. Владимир, еще дыша гневом, увидел в глубине повозки испуганные глаза младшей жены Пугача, юной красавицы из дальнего села с побережья, грубо вытащил ее наружу, заставил упереться руками в край повозки, заголил подол.
Дружинники гоготали, Пугач отчаянно орал и грозился. С него сорвали пышную одежду и с наслаждением стегали по жирным телесам. Юная жена тихонько плакала, из окон выглядывали испуганные лица.
Быстро насытив плоть, Владимир застегнул пояс, бросил зло:
– В другой раз думай, что говоришь! А про боярские вольности забудь! Я тебе не моя слабоумная бабка, при которой вы верховодили, и не отважный дурак отец, что бродил по чужим странам и не зрел, как страну разоряете…
Жена Пугача, всхлипывая и вытирая заплаканное лицо подолом, полезла в повозку. Пугач, постанывая, спешно собирал разбросанную и порванную дружинниками одежду. На жирном нежном теле вспухли красные полосы. В глазах была бессильная ненависть, но молчал, морщился от боли.
Владимир вспрыгнул на коня, гикнул, и все галопом помчались к княжескому терему.
Борис помогал Нессу при жертвоприношении, когда внезапно поймал на себе внимательный взгляд верховного волхва. Глаза Несса были чуть насмешливыми, а в голосе прозвучала слегка прикрытая издевка:
– Что-то ты плохо выглядишь… Аль по девкам ночами ходишь?
Борис вздрогнул, в самом деле клевал носом, едва не выпустил голубя, что отчаянно сопротивлялся и бил клювом аки кречет. И тяжел, будто не птица, а теленок.
– Да и руки трясутся, будто на обратной дороге еще и курей крал, – продолжил Несс ядовито.
Борис пробормотал, пряча покрасневшие от ночных чтений глаза:
– Да я что… Я стараюсь.
Несс кивнул, голос стал внезапно благожелательнее:
– Я вижу, ты взялся со рвением. Хватаешь с лету, постигаешь то, до чего другим карабкаться всю жизнь… Скоро тебе будет доступна и та единственная Истина, которой владеем мы, волхвы…
Он замолчал, всматриваясь в даль, поверх жертвенного камня. Борис замер, боясь спугнуть мгновение. Сколько ему уже говорили о великой и единственной Истине, и каждый утверждал, что лишь у него Истина, а у других – прошлогодние листья!
– А истина в том, – продолжил Несс странным голосом, он всматривался все еще в незримые дали, – что на белом свете нет ни родянства, ни христианства, ни ислама, ни иудаизма… Есть только незримые ступеньки, по которым человек карабкается к Солнцу, породившему его.
Борис не шевелился, весь превратился в слух. Несс медленно повернулся к нему. Лицо престарелого волхва было мудрым и печальным.
– Вера – это одежка, которую человек меняет по мере роста. Во младенчестве – одна, в отрочестве – другая, у мужа – третья… Когда человек был зверем, то и богов себе избрал звериных, а когда сам начал охотиться на зверей, то и богов себе нашел охотничьих… Еще более кровавой была смена богов, когда научились держать скот в загонах, выпасать на бескрайних степях. Ведь те, кто остался верен старым богам, новых назвали отступниками, а на прирученный скот охотились, как на зверей! Не меньше потрясла мир смена богини Даны богиней Апией…
Борис чувствовал, что находится на волоске от гибели. Несс что-то почуял или как-то доведался, пытается его поймать. Затаиться бы, но то чувство в душе, что не позволило уклониться от схватки с тремя конными хазарами, и здесь толкнуло спросить безрассудно:
– Я слыхивал… от стариков, что много народу не смирилось. Ушли в неведомые земли.
– Не такие уж неведомые… Там тогда были болота после отступления Великого Льда, теперь наросли дремучие леса. Ныне край тот кличется Галлией, а острова – Оловянными… Нет, уже Британией, а Галлия стала Францией… Наши предки оставили там свои капища из каменных плит, а бритты голову ломают: какая сила взгромоздила такие глыбы одна на другую?
Борис снова рискнул пройтись по лезвию меча:
– Много крови лилось?
– Когда ее льется мало? – ответил Несс с равнодушием. – Но богов наши предки сменили на пользу себе… Распаханная земля кормит больше народа, чем кочевье. И не надо убивать соседа за пастбище! Теперь это даже печенеги поняли. А народ наш еще тогда начал обретать мирный нрав. А мирность – это мудрость. Ибо если не надо думать о погублении ближнего, то человек может беседовать с душой своей, возвышаться, растить в себе солнечные ростки… И тем самым подниматься к Солнцу, какими бы именами его ни называли: Родом, Христом, Яхве, Буддой… Подумай об этом на досуге!
Он ушел и тем самым, как понял Борис с холодком в душе, спас от жертвенного камня или плахи. Ибо на языке вертелись все более опасные вопросы.
