Ознакомительная версия. Доступно 48 страниц из 236
Обезлюдевшие сугробы, где только что происходила схватка, вдруг начинают оживать: то здесь, то там из глубоких снеговых могил выпрастываются люди, тяжело подымаются на ноги, встряхиваются, иные снова падают, иные, набрав силы, идут, пошатываясь, прочь, всяк в свою сторону — один к крепостным воротам, другие к голицынским частям.
Бой постепенно откатывался к лесу. Туда стремились укрыться голицынцы, считая себя побежденными. Туда же отступали и мужики с башкирцами да с оренбургскими казаками, они также полагали себя побитыми.
Среди некоторых отступавших мужиков с набеглыми солдатами был злобный ропот:
— Пропадаем зазря!.. Палки да вилы-то наши не стреляют…
— Нет, чтобы пушек да ружей из Яицкого городка доставить, а он, царь-то, замест того обабился там, другую государыню завел!..
— Ну и пущай сам воюет, а мы ему не ваньки!
— Геть, замолчь! — крутя нагайкой, шумел на крикунов казак. — Другую государыню, другую государыню… А перва-то нешто по головке гладит вас?
Это она и есть с генералами своими в зад-то вам, дурням, шпарит!
— Да мы ведь ничего, мы ведь промеж собой, сынок…
— Ура! Ура! — гремит вдали. И снова грохот умолкших было пушек.
С ближних сопок сползают голицынские солдаты. С крепостных батарей летят в них ядра. Поле битвы стало широким, обе стороны ввели в бой все свои силы.
Подскакали к Пугачёву три казака; один из них пожилой, бородатый, двое голоусиков. Взмыленные кони курились паром: примчались удальцы издалека.
— Батюшка-надежа, — задышливо начал пожилой, у него часть уха и шапка разрублены, висок и щека в крови. — Мы далече заехали, да с гусарами сшибку имели, семерых прикончили, ну и наших троечка полегла… Ух ты!..
Дай передохнуть…
— Хлопцы, толкуйте вы, — приказал Пугачёв молодежи.
— Ваше велиство! — выкрикнул круглолицый, у него наискосок разрублен на спине полушубок, клочьями торчит овчина. — Как мы были во вражеском тылу, так усмотрели…
— Усмотрели, батюшка, — снова заскрипел старик, — у Голицына-то князя не осталось в резерве ни хрена, все тут. И сам князь последних солдат повел, поскребыши.
Емельян Иваныч, советуясь с Овчинниковым, то и дело рассылает гонцов то в одну, то в другую сторону.
— Эй, шурин! — наказывает он своему родственнику, Егору Кузнецову. — Айда к оренбуржцам, пускай живчиком примут вправо: голицынские чего-то там зашевелились. Да Гришухе Бородину вели настрого ехать, чтобы живо подавался на переднюю!.. Я вижу, как он, бугай такой, по рощам-то хоронится… Дьяволов племянник!..
Иван Почиталин был направлен Пугачёвым с наказом к третьему батальону уральско-заводского полка, Василий Коновалов — к илецким сотням и к башкирцам с каргалинскими татарами.
Князь Голицын видел, что враг далеко еще не сломлен, силен и опасен.
Боясь упустить время, Голицын решил действовать со всей энергией. Он приказал Юрию Бибикову ударить с егерями во фланг Пугачёвцам, генералу Мансурову перейти с конницей в наступление, генералу Фрейману атаковать мятежников сразу тремя батальонами.
Офицеры и солдаты сражались самоотверженно, Фрейман схватил знамя Второго гренадерского полка и бросился вперед, увлекая за собой остальные войска, в их числе и резервный, последний батальон капитан-поручика Толстого.
Впереди этого батальона, почти по грудь в снегу, поспешал с обнаженной шпагой сам князь Голицын.
На левом фланге отчаянно бьются с мансуровской конницей казаки атамана Витошнова. Но под напором превосходящих сил казаки пришли в замешательство, ряды их редеют.
— Братья казаки!.. Держись! — кричит с коня изнемогший Витошнов. — Держись!.. Арапов бежит на выручку…
— Ги-ги-ги! — орали араповцы, врезаясь в ряды вражеской конницы.
Впереди озверевший Илья Арапов, зеленый праздничный чекмень на нем весь изорван, под ним уже третий конь — два коня убиты — и левая рука его пониже плеча поражена. — Рубай, так их так!.. Гиги-ги!..
Витошновцы оправились и вместе с подоспевшими товарищами стали дружно наседать на неприятельских конников. Вскоре показался со своей потрепанной сотней и Григорий Бородин. Казаки крепче солдат сидели в седле, отважней рубились, ловчее сажали на пики. «Ги-ги-ги!.. Ур-ра!..» Вот кувыркнулся щеголь-офицер, вот упали в снег два вахмистра в белых форсистых полушубках с черной выпушкой, казацкие сабли то смертельно ранили солдат, то сносили им головы. Передние ряды кавалеристов впали в робость. Но у Мансурова четырнадцать эскадронов — сила!.. Свежие ряды кавалеристов, подбадриваемые военачальниками, продолжали с упорством наседать на казаков, подавляя их численностью.
На правом фланге, верстах в полутора от крепости, шла схватка с егерями Юрия Бибикова. Там старался Андрей Горбатов со своими наполовину конными, наполовину пешими заводскими работниками и беглыми солдатами.
Егеря Бибикова заняли большую березовую рощу и повели наступление цепями.
Пешие горбатовцы засели за поваленные давнишней бурей деревья и оттуда стреляли в наступавших.
— Лети, моя пуля, барабаны-палки! — напутствовал свои меткие выстрелы седоусый солдат-гренадер. Рядом с ним, выгорбив уставшую спину, целился из-за пня гренадер Фаддей Киселев. Он лежал в снегу, вытертая овчинная кацавейка грела плохо. У старика ломило поясницу, он надрывно кашлял, чихал.
Разделив конников на две части, Горбатов собирался повести их в бой.
Приказом Овчинникова сюда подвозили два орудия с запасами картечи и пороха.
Все три генерала действовали теперь уверенно. Им стало ясно, что их силы значительно превозмогают силы плохо вооруженных Пугачёвцев, что поражение мятежников неизбежно.
Генерал Фрейман с полковым знаменем в руках двигался вперед. Его три батальона, увязая в сугробах, шли убивать безоружных мужиков. Солдаты злы: их подняли чем свет, целый день то вправо, то влево передвигали по нетоптанным снегам; они вконец измотались и к тому же, как собаки, голодны… Но вот им поднесли по чарке вина и сказали: «Добивайте изменников государыни, получите награждение и — по домам!» Одурманенные на голодный желудок сивухой, пехотные батальоны свирепо перли вперед.
