Королевский библиотекарь - Вуд Дейзи

– Дай мне знать, если я смогу чем-то помочь, – произнес Вильгельм. – Ты помнишь, где мы живем?

Софи кивнула.

– Спасибо. Это очень мило с твоей стороны.

– Тогда до встречи. – Он пошел по улице, засунув руки в карманы.

– Подожди! – крикнула она и помчалась за ним. Он повернулся, заслоняя глаза от солнца. – А что ты здесь сегодня делаешь? – осведомилась она.

Он усмехнулся, и на краткое мгновение они снова стали двенадцатилетними школьниками, которые слушали, как герр Майер рассказывал об объединении Германии.

– Оцениваю силу противника. – Вильгельм сложил пальцы в форме пистолета. – Вдруг мне однажды повезет?

– Будь осторожен, – предупредила она, и он приложил руку ко лбу в шуточном приветствии, которое превратилось в широкий взмах. Софи смотрела ему в спину, пока он не скрылся из виду. Ей хотелось окликнуть его еще раз, но она никак не могла придумать повод.

Глава вторая

Вена, март 1938 года

Прошел еще час, прежде чем Софи увидела Ханну в конце улицы, на которой проживало семейство Блюменталь. Ее сестра шла за руку с фрау Блюменталь, а Гретель шагала по другую сторону от матери. Обе девочки держали флажки со свастикой и громко болтали.

Софи охватило такое сладкое облегчение, что ноги стали ватными, и она едва не потеряла равновесие.

– Вот вы где! – произнесла она звонким, наигранным тоном, подходя к этой праздничной троице. – Господи, а мы уже начали волноваться. Ты сильно задержалась, Ханна.

– Мы видели фюрера! – Глаза Ханны сияли. – Он стоял в танке.

– Это был один из генералов, глупышка, – поправила ее Гретель. – Но там еще было много лошадей и солдат. – Она замахала руками и ногами, имитируя гусиный шаг, и девочки беззаботно захихикали. Возможно, будет не так уж и плохо, если Блюментали перестанут приглашать Ханну; Софи никогда не нравилось, какой становилась ее сестра в присутствии Гретель.

– Я сказала девочкам, что однажды они расскажут своим детям, как были здесь сегодня. – Фрау Блюменталь ликовала не меньше, чем ее дочь. – Подождите и увидите: теперь, когда фюрер у руля, все пойдет на лад.

Софи взяла Ханну за руку, одновременно выдернув из ее ладошки флаг со свастикой.

– Что надо сказать фрау Блюменталь? – спросила она.

– Спасибо, что пригласили меня, – произнесла Ханна заученную фразу и показала Гретель язык.

Софи заставила себя улыбнуться маме Гретель и увела свою сестру.

– В чем дело? – настороженно поинтересовалась Ханна, как только они остались одни. – Ты чем-то недовольна?

Софи опустилась перед ней на колени.

– Я не знала, где ты, и сильно беспокоилась. И сегодня совсем не тот день, когда нужно праздновать, что бы ни говорила фрау Блюменталь. – Она понизила голос. – Послушай меня, Liebchen [7]. Гитлер – ужасный человек: он ненавидит евреев, то есть папу, тебя и меня. Он не хочет, чтобы в этой стране жили такие люди, как мы.

Ханна вырвала руку из хватки Софи.

– Но папа не настоящий еврей, и мы тоже. Вот почему дедушка и бабушка Клейн не хотят нас видеть.

– Мы в достаточной степени евреи, поверь мне, – мрачно произнесла Софи и спрятала флажок со свастикой в карман, намереваясь позже от него избавиться. Она не могла заставить себя носить его открыто, даже для защиты. В нескольких улицах от их дома они прошли мимо группы евреев, которые, стоя на четвереньках, оттирали с тротуаров и стен лозунги в поддержку независимости. Над ними стояла банда Гитлерюгенда: дети, потехи ради унижающие взрослых мужчин и женщин на глазах у лучших граждан Вены.

– Почему мальчики заставляют этих людей чистить тротуары? – прошептала Ханна. – Это ведь не они их исписали, правда?

– Это неважно, – ответила Софи и сжала руку сестры. – Это просто повод к ним придраться.

– Но с папой такого не случится, верно? – насторожилась Ханна.

Софи разрывалась между инстинктом защищать сестру и необходимостью рассказать ей правду. Ханна была золотым ребенком, чудом, появившимся на свет через десять лет после рождения сестры и с тех пор обожаемым – особенно Софи, которая исполняла роль второй матери, пока Ингрид была занята на работе. Ханна плакала каждое утро, когда сестра уходила в школу, и поджидала ее у окна, когда та возвращалась домой. Софи была единственным человеком, которому удавалось усмирять истерики Ханны, и единственной, кого она звала, когда падала.

– Скорее всего, нет, – ответила она Ханне, – но никогда нельзя знать наверняка.

Мама, вероятно, заметила их, когда они спускались по улице, потому что к моменту их появления уже ждала в дверях дома.

– Слава богу! – воскликнула она и обняла девочек. – А теперь беги наверх, Ханна! Дверь открыта.

Они смотрели, как она убежала в темный коридор, словно маленький белокурый гном. Ингрид повернулась к Софи.

– Дела плохи. Все гораздо хуже, чем я думала.

– Что-то случилось в магазине? – забеспокоилась Софи.

– Ворвались какие-то бандиты, искали Тамару и хотели узнать, не еврейка ли я. Наверняка кто-то на нас донес. – Тамара Гроссман была помощницей мамы, прекрасным кондитером и убежденной еврейкой.

– Они ее нашли? – Софи вглядывалась в обеспокоенное лицо матери. В последний дни под ее глазами залегли тени, на лбу появилась хмурая складка, а левое веко опустилось, как происходило всегда, когда она уставала. Фрау Клейн всегда выглядела моложе своих лет, у нее сохранились девичья фигура и ровная кожа, но сегодня любой бы решил, что она на десять лет старше.

– Слава богу, я сказала ей сегодня не приходить. В итоге они разбили шкаф и ушли. – Ингрид взяла Софи за плечи. – Ты была сейчас на улице и своими глазами видела, как ведут себя люди. Я должна позаботиться о папе, а ты следи за Ханной. Ты меня понимаешь?

– Конечно, как всегда. Мы все заботимся друг о друге.

– Я не об этом. Вам, девочкам, следует покинуть Вену при первой же возможности.

Сердце Софи сжала ледяная рука.

– А как же вы с папой? – заикаясь, пролепетала Софи, решив, что она неправильно поняла.

– Мы постараемся последовать за вами, но вы должны уехать первыми, прямо сейчас. Я останусь с Отто, ему будет труднее всего сбежать.

– Как же нам покинуть страну? – растерянно спросила Софи. – У нас есть паспорта, но нет виз. И куда нам ехать?

– Мы что-нибудь придумаем. – Ингрид потерла лоб. – Может, ты поговоришь с Юдит Дихтер? До меня дошел слух, что они скоро уезжают.

Дихтеры – еврейская семья, жившая на первом этаже. В детстве Софи играла с Юдит Дихтер, но однажды их матери поссорились. Софи помнила только, как они кричали и хлопали дверьми, а потом Юдит отдали в еврейскую школу, и постепенно девочки потеряли связь. Сейчас Софи задавалась вопросом, не могла ли причиной ссоры послужить вера Дихтеров и отсутствие таковой у Клейнов.

– Нам лучше подняться наверх, – спохватилась мама, – а то папа будет гадать, о чем мы тут говорим. Ему пока ни слова! Чтобы он лишний раз не волновался.

Софи пошла за матерью, в ее голове царил хаос. У нее словно пропала почва под ногами и неприятно заколотилось сердце. Справиться в чужой стране в одиночку – уже было достаточно сложно, но справиться с Ханной, да еще там, где они никого не знали, – жуткая перспектива. Почему родители не могли поехать с ними? Неужели они боялись покинуть Вену?

Вечером в тот же день Софи собралась с духом и пошла к Дихтерам. Она давно не заходила в их квартиру и сомневалась, что ее примут. Прошла целая вечность, прежде чем фрау Дихтер приоткрыла дверь, и то лишь после того, как Софи представилась.

– Тебе повезло, что ты нас застала, – сказала она. – Завтра мы уезжаем, baruch Hashem [8]. Полагаю, именно поэтому ты и пришла. Хочешь напоследок увидеться с Юдит?

– Да, спасибо, – ответила Софи, – я бы хотела попрощаться. А куда вы уезжаете? И как вам это удалось?