Ольвия (ЛП) - Чемерис Валентин Лукич

Мелькнули в воздухе два акинака…

Иданфирс наблюдал за поединком, сомкнув веки; среди вождей слышались выкрики, советы… Одни подбадривали Сака, другие — Лата… Кто-то в азарте кричал:

— Бей его!.. Бей!..

А кто кого должен был бить — неведомо, да и не имело это никакого значения: победит Сак или Лат. Захватывала сама схватка, ярость поединка.

Победил Сак…

Захрипев, Лат упал окровавленный, а Сак, издав боевой клич, одним ударом прикончил своего родича.

— О владыка, да дарует тебе Папай тьму лет, я одолел своего врага! — тяжело дыша, воскликнул Сак и встал на грудь поверженному родичу. — Я стою на его груди, и радость распирает мою грудь. Я победил в честном поединке. Мой акинак нанес Лату смертельный удар! Да знают все: из черепа Лата, своего заклятого врага и родича, я сделаю чашу и буду пить из нее хмельной бузат!

И одним ловким ударом акинака отсек голову своему родичу.

Послышались рыдания — это причитала жена Лата. Но все были равнодушны к этим причитаниям. Не Сак, так Лат бы победил. Какая разница? Кто-то из них должен был выиграть, а кто-то — проиграть жизнь, раз уж они схватились за акинаки и предстали пред очи владыки…

Сак взял отрубленную голову за длинный чуб и, вытянув руку подальше от себя, чтобы кровь, хлеставшая из шеи, не запачкала его шаровар, с удовлетворением разглядывал свой трофей.

— Хороша голова, большая, — довольно промолвил он и, стукнув по черепу рукоятью акинака, добавил: — Добрая будет чаша…

Отпилит Сак череп Лата по самые брови, вычистит его изнутри и снаружи, выскоблит и обтянет сырой воловьей кожей, а то и золотом, если есть оно у него. И будет пить из чаши вино или бузат, и будет показывать гостям чашу да рассказывать в восторге, как он на глазах у самого царя победил своего родича и сделал из его черепа вот эту чашу… И будет та чаша самой дорогой у Сака, ибо не из какого-нибудь там врага сделана, а из черепа близкого родича.

Причитала, убивалась вдова Лата.

— Пусть заберет безголовое тело своего мужа, — милостиво позволил Сак. — Пусть зарывает его в степи. Бедный Лат, как он будет жить в мире предков без головы? Вот уж не повезло человеку!

И, улыбаясь, с удовлетворением вертел в руках окровавленную голову своего родича.

— Выпейте за Сака, — велел владыка. — Он победил своего врага в честном поединке. Выпейте также и за Лата. Он пал в честном бою, как и подобает настоящему мужчине.

Выпили за Сака, который честно выиграл поединок, потом выпили за Лата, который пал в честном бою, а затем снова принялись за прерванную трапезу. Но не успели слуги разнести всем новые куски мяса, как Иданфирсу доложили, что в его лагерь прибыл вождь Тапур и желает видеть владыку.

Иданфирс нахмурился и молча кивнул.

С Тапуром было всего десять всадников (лучники с простыми кожаными щитами). И это говорило: пусть не думает владыка, что он, Тапур, трус и не рискнет без своей орды явиться на царские очи. Он явился, и владыка теперь совсем по-другому думает о нем. Но… но подождем, как поведет себя мятежный вождь дальше, хватит ли у него силы духа выпить поднесенную чашу?

Спрыгнув с коней, низкорослые, коренастые и длинноволосые всадники взяли лошадей под уздцы, выстроились в ряд и замерли.

Тапур стремительной походкой направился к костру владыки. Голову он держал ровно, гордо выставив вперед клинышек черной, жесткой бороды. Все затихли, повернув к нему лоснящиеся от жира лица и бороды, застыли с полуобглоданными мослами в руках. Прибыл-таки Тапур, значит, не из пугливых…

Тапур подошел к владыке и учтиво поздоровался:

— Да дарует тебе бог Папай здоровья, владыка!

— А ты здоров? — как и положено после приветствия, спросил Иданфирс, прищуренными глазами пристально ощупывая вождя.

— Здоров, как воды Борисфена, богат, как наша земля!

Помолчали, и молчание это было напряженным.

— Я прибыл, владыка, по твоему приглашению, — напомнил о себе Тапур. — Ты прислал ко мне гонца.

— А без гонца ты уже и не хочешь навестить своего владыку?

Тапур молчал.

— Как твой поход к берегам Понта? — тихо спросил владыка, срезая акинаком кусочки мяса с лошадиной головы. — Благополучно ли он закончился?

— Благополучно, владыка, — с внешним спокойствием ответил Тапур. — Я ходил к грекам не с войной, а с миром.

— Но с тобой было войско. И ты стал лагерем у греческого города.

— Было войско, и лагерем тоже становился, — ответил Тапур. — Но греков я не трогал. Греческий архонт принял мои золотые дары и пил со мной вино.

— Скольких греков ты захватил? — быстро спросил Иданфирс.

— Одного. — Тапур помолчал, и на губах его появилась улыбка. — Точнее, одну. Дочь греческого архонта. Но архонт отдал ее мне по доброй воле.

— Гм… «Великое ухо» совсем не такие вести разносит по степям.

— Если владыка слушает не меня, а «великое ухо», то мне здесь нечего говорить, — резко воскликнул Тапур.

Вожди и старейшины гневно зашумели, зашептались: как говорит этот вождь с владыкой? Напал на греков, пленил их, а теперь еще и кичится у костра владыки? «Великое ухо» не обманешь, оно все знает и правду разносит по степям.

— Я не буду перед тобой оправдываться, владыка! — воскликнул Тапур. — «Великое ухо» не те вести разносит!

Но Иданфирс его будто и не слушал, говорил поучительно:

— С греками я поддерживаю мир и торговлю. Кому мы будем продавать скот и хлеб? И потому мой меч оберегает греков. И ты должен быть наказан за поход к морю. Но я не вытащу меч из ножен. Я покараю тебя ядом. Ты должен выпить вино из одной из трех чаш. Посмотрим, повезет ли тебе и здесь, благосклонна ли к тебе судьба.

И хлопнул в ладоши.

— Угостите вождя Тапура вином!

Слуги принесли и поставили три чаши с вином.

И Тапур понял, что теперь оправдываться совершенно неуместно. Еще подумают, что он испугался и потому начал выдумывать про сватовство.

— Садись, вождь, — кивнул Иданфирс. И продолжил, когда Тапур сел, скрестив под собой ноги: — Одна из трех чаш, что стоят перед тобой, с ядом. Если боишься — можешь не пить, — владыка едва заметно улыбнулся уголками губ. — Я позволяю тебе живым и здоровым вернуться в свой край. Решай, вождь, только не говори, что «великое ухо» не те вести разносит.

«Чтобы потешалась надо мной вся Скифия? — подумал Тапур. — Чтобы говорили обо мне, как о последнем трусе?» — он качнул головой.

— Нет, владыка, боевой клич моего рода «арара» никогда еще не выкрикивал трус!

— Тебе, вождь, виднее. — Иданфирс хлопнул в ладоши. Подбежал слуга и длинной полоской мягкой кожи завязал Тапуру глаза. Другой слуга переставил чаши с места на место.

— Выбирай любую из этих трех чаш, — сказал владыка. — Испытай свою судьбу. Если выберешь вино без отравы — так и быть, прощаю твой набег на греков… Если же не повезет… Что ж… Так тому и быть. Такова твоя судьба.

— Я очень люблю вино с отравой, — процедил сквозь зубы Тапур и, наощупь взяв одну из чаш, единым духом осушил ее.

— Снимите с вождя повязку, — велел Иданфирс и, когда ее сняли, пристально посмотрел в лицо Тапуру. — Ты смел, вождь. Только такие могут не повиноваться мне. Но… но мне жаль тебя, вождь отважный. Ты выпил чашу с ядом. Теперь жди своей смерти. Она уже стоит у тебя за плечами.

— Я встречу смерть как подобает, — сказал Тапур.

— Не сомневаюсь. Отныне степь будет говорить о тебе, как о храбрейшем из всех вождей.

Иданфирсу поднесли новый кусок мяса, и прерванная трапеза продолжалась, словно ничего и не случилось.

Стиснув зубы, Тапур наблюдал, как вожди обгладывали мослы, облизывали пальцы и чавкали туго набитыми ртами, и чувствовал, как тяжелая, тошнотворная волна начала окутывать его с ног до головы, сковывала тело, смыкала веки… Неужели начал действовать яд?.. Но страха он не чувствовал. Лучше смерть, чем клеймо труса! Отныне никто не скажет, что у Тапура заячье сердце. И потому он уйдет из этого мира с гордо поднятой головой, как и подобает воину.