Война Волка (ЛП) - Корнуэлл Бернард

— А эти двое? — Финан указал на мертвых пленников.

— Бросим здесь, пусть ублюдки сгниют.

Сквозь пелену непрекращающегося дождя Финан пристально смотрел на север.

— Судя по тому, что я слышал, этот Скёлль — безумный ублюдок, и он станет нам метить за сына. Он пойдет за нами.

— Когда мы уезжали, его сын оставался жив. — сказал я.

— Ты унизил мальчишку. Ты забрал его меч.

Я думал, что оставил Анкера умирающим, но теперь мне пришло в голову, что возможно, он просто был оглушен. Потерял много крови, но раны на голове всегда кровоточат сильно.

— Шустрый парень. — ответил я. — не споткнись его лошадь, пел бы ты сейчас по мне похоронную песнь. По мне и Стиорре.

— Мы сложим песни о ней, господин. — сказал Финан.

Я молча смотрел на север. Серый день с серым дождем и серыми облаками, Я вспомнил свой первый порыв — погнаться за Скёллем, и думал, что может быть Финан прав, и Скёлль чувствует то же самое и собирается скакать на юг, чтобы отомстить за сына. Но два наших разведчика вернулись и сказали, что ничего не заметили. Казалось, Скёлль оставил преследование, норвежцы идут домой, и потому мы отправились в противоположную сторону — не спеша скакали к постепенно светлеющему горизонту, туда, где из туч поднималось солнце.

Дождь не переставал, но теперь превратился в унылую морось, Я послал вперед больше разведчиков и велел искать не только любой признак врага, но и какое-нибудь поселение. Утром прискакал Эадрик, он нашел подходящее место, в плодородной долине к югу от нас. Мы ехали вдоль извилистого потока сквозь густой лес.

— Это там, господин, за холмами. — указал он в южную сторону. — Там, по меньшей мере, три дома, И большие.

Мы позвали других разведчиков, развернулись и последовали за Эадриком через пологие холмы вниз, в долину с богатым пастбищем. Как и говорил Эадрик, там стояли три дома. Все обнесены частоколом, и от всех трех крыш к низким тяжелым облакам поднимался дым.

Берг направил ко мне своего коня.

— Хочешь, чтобы мы опять перепрыгнули через забор, господин? — он указал на ближайший дом.

— Нет.

Я пришпорил Тинтрига, Вряд ли нам понадобится сражаться. За забором, до которого теперь осталось меньше полета стрелы, не видно мужчин, значит, в доме мало людей. Возможно, мужчины из этой долины ушли со Скёллем, но я в этом сомневался. Если так, они бы уже вернулись, однако, из-за ворот имения никто за нами не наблюдал. Дым очага оставался единственными признаком жизни.

— Они не будут нам рады. — сказал я Бергу. — но если не могут обороняться от нас, то откроют ворота.

Они отворили и не были рады, В доме жили датчане, но из всей семьи — только женщины, их дети и три старика. Нам сказали, что хозяин имения ушел к югу с остальными мужчинами этой долины.

— В Мерсии сейчас легкая добыча. — сказала нам Вибург, хозяйка дома. — мерсийцы дерутся друг с другом, а мы пользуемся этим как можем. — Она посмотрела, как я оглядываю дом. — Как и вы. — добавила она с горечью. — Кто вы?

— Путешественники. — ответил я. — Сколько ваших мужчин уехали на юг, в Мерсию?

— Двенадцать, Может и больше, сели люди из-за холма решили присоединиться.

— Они поехали в Меймкестер?

— Это новый мерсийский форт?

— Да.

— Мой муж не дурак. Нападать на форт он не станет, но в ближайших деревнях найдется, чем поживиться, Они нападают на нас, мы на них.

— Угоняете скот?

— Скот, овец, рабов, все, что можно съесть или продать.

— Если вы собираетесь на Йорвик. — спросил я, используя датское название. — по какой дороге пойдете?

Женщина рассмеялась.

— У нас нет никаких дел в Йорвике! Я не знаю ни одного, кто хоть раз там бывал. Для чего нам туда идти? Они все там для нас чужаки. Кроме того. — она зло взглянула на крест Финана. — они там еще и христиане.

— Вы не любите христиан?

— Они пожирают младенцев. — она коснулась висящего на шее молота. — это Всем известно.

Младенцев нам есть не пришлось — она накормила нас рагу из баранины с овсяными лепешками, правда, пришлось подождать, пока слуги приготовят еду. Хозяйка, конечно, ворчала, что нас так много, но кладовая у нее была хорошо наполнена, и она знала наверняка, что муж привезет из Мерсии еще еды. Женщина была пухленькая и шустрая, она смирилась с нашим присутствием и ей хватило ума понять, что, если с нами хорошо обращаться, мы ответим любезностью на любезность.

— Вы нас удивили тем, что пришли с холмов. — призналась она мне после наступления темноты. — Не многие ходят этим путем! А если кто-то идет к нам с юга, мы получаем предупреждение.

— Вы хорошо тут устроились. — заметил я.

— Немногие знают, что мы здесь. Живем сами по себе.

— Когда не нападаете ни на кого?

— Братьям нравится быть при деле. — она пряла шерсть, и руки привычно двигались. — Отец моего мужа, Фастульф, отыскал эту долину. Тогда здесь жил саксонский лорд, но он умер. — она усмехнулась. — а у Фастульфа три сына. Три сына — значит три фермы. Мы называем это место долиной братьев.

Я пристально смотрел на угли, пылающие под поленьями в очаге, искал знак в мерцающем пламени.

— У меня был брат. — коротко сказал я. — но он умер.

Она не ответила.

— И дочь у меня тоже была. — продолжал я. — она умерла.

Она опустила веретено и бросила на меня выразительный взгляд.

— Ты лорд. — сказала она, и это звучало как обвинение. — Утред Беббанбургский!

— Да. — согласился я. Скрывать, кто мы, мне уже незачем. Мы пробыли в этом имении целый день, и, видимо, мои люди рассказали слугам Вибург, кто мы такие.

— Я слышала о тебе. — сказала она и кивнула на цепь, которую я носил вокруг шеи. — Ты носишь золото.

— Это так.

— Ты носишь золото. — продолжила она. — и не обращаешь на это внимание! Целая семья могла бы жить десять лет на тот металл, что висит на твоей шее.

— И что?

— То, что боги обращают внимание на тебя! Чем больше ты стараешься стать как они, тем сильнее им хочется прихлопнуть тебя! — Она вытерла шерстный жир с пальцев о платье. — Когда волки нападают на стадо овец, которая из собак гибнет первой?

— Самая смелая. — ответил я.

— Да, самая смелая. — она подбросила полено в огонь. Мы вдвоем сидели по одну сторону очага, чуть в стороне от остальных. Она смотрела, как опускаются в пепел брызги разлетевшихся искр.

— У меня тоже было трое детей, сыновья. — задумчиво сказала она. — двое умерли от лихорадки. Но старший? Его зовут Иммар, и он славный парень. Уже шестнадцать, и воюет вместе с отцом. — Она подняла на меня глаза. — Когда умерла твоя дочь?

— Несколько дней назад.

— Болела?

— Скёлль Гриммарсон убил ее.

Она сделала знак, чтобы отогнать зло.

— Да, он зверь!

— Ты его знаешь? — спросил я с возрастающим интересом.

Она покачала головой.

— Мы о нем только слышали. Но я и вполовину не верю слухам. — она опять подняла брошенное веретено.

— Что ты слышала?

— Человек он жестокий. — сказала она, не поднимая на меня глаз. — Ему нравится, когда люди страдают, Я надеюсь. — ее голос затих.

— Судя по тому, что я слышал. — ответил я. — моя дочь умерла быстро, В бою.

— Благодари за это богов. — пылко сказала она. — У нас здесь бывали беглые рабы из-за холмов, они рассказывали всякое. Он охотится на людей для забавы, спускает на них собак. Говорят, двух своих жен он ослепил за взгляд, брошенный на молодого воина, а самого несчастного кастрировали, зашили в овечью шкуру и бросили охотничьим псам, А его колдун! — она сделала двумя пальцами знак защиты от злого духа. — Но, как я уже сказала, я только вполовину верю тому, что слышу.

— Я убью его. — сказал я.

— Быть может этого хотят боги.

— Быть может.

Той ночью я спал, Я этого не ожидал, но боги оказали мне эту ничтожную милость, Я сказал Финану, что буду проверять часовых, которых мы поставили у забора, но он настаивал, чтобы я поспал.

— Я сам прослежу, чтобы они не заснули. — сказал он и ушел, Я видел сны, но ни один из них не открыл мне воли богов, Я остался один. Они наблюдали за мной, они ждали, хотели увидеть, чем закончится их игра.