Время дракона - Лыжина Светлана

- А мама? - спросил Мирча.

- А я поплакала-поплакала и поняла, что надо мне вмешаться в это дело, - сказала мать. - Оделась побогаче - пусть все видят, что я государева дочь - и отправилась к королевскому двору. А отец Антим со мной пошёл...

- Он тоже? - дети удивились, и в первую очередь Влад, потому что монах никогда эту историю не рассказывал. Наверное, молчал из скромности.

- Да, отец Антим тоже пошёл, - повторила мать, - потому что хорошо знал латынь, а я никакими иноземными языками не владела. Он научил меня, как будет по латыни "мне нужно видеть короля", и я повторяла эту фразу без конца, когда явилась ко двору. Мы с отцом Антимом даже не знали, к кому обратиться, и кто может провести к Его Величеству. Наконец, нам указали одного человека - вот, дескать, он ближний королевский слуга. Я к этому слуге подошла, сделала печальное лицо, говорю: "Мне нужно видеть короля". Отец Антим принялся объяснять суть дела, а тот человек посмотрел на нас и головой помотал - дескать, нельзя. Я опять произношу свою фразу, но королевский слуга по-прежнему мотает головой и вроде бы хочет уйти. Тогда я сняла один из своих перстней, что подороже, схватила этого упрямца за руку и надела перстень ему на мизинец. И опять твержу своё, не отпуская.

- И что? Уломали? - запальчиво спросил Мирча.

Мать сразу не ответила:

- Тот человек посмотрел на свою руку, высвободил, снял украшение и отдал его мне обратно. Я опечалилась уже непритворно, а он буркнул что-то и ушёл. Мне ещё грустнее стало, но тут вижу - отец Антим радуется. Оказалось, слуга, которого мы просили, сначала отнекивался, но когда увидел мою настойчивость, то сказал: "Подождите".

Теперь нить повествования подхватил отец:

- Тот упрямец был личный секретарь Его Величества и потому мог входить к королю во всякое время. Так вот приходит секретарь к Жигмонду и говорит: "Вас очень желает видеть молодая красивая женщина, одетая как чужестранка". "Женщина?" - спросил Жигмонд, а он был большой любитель женщин, и оттого стало ему интересно. К тому же король узнал, что женщина пришла просить за меня, то стало ему ещё любопытней. Он принял вашу маму, выслушал и через некоторое время сказал мне: "Красота твоей жены смягчила мой гнев". Я тогда вздрогнул, успел подумать невесть что, а король захохотал, но пояснил свои слова, и оказалось, что я зря испугался.

- А я мало знала про Жигмонда, - продолжала мать своё повествование, - и потому мне было удивительно, отчего он стремится спровадить отца Антима и поговорить со мной наедине. И вопросы Жигмонд задавал странные. Узнавал у меня про Румынскую Страну - как там пляшут, и про что песни поют. Я отвечала и даже напевала. Король всё пытался найти способ, как объясниться без толмача, махал руками, а я, даже если догадывалась, о чём Его Величество толкует, всё равно делала вид, что без толмача никак не могу. Что-то подсказывало, что с отцом Антимом мне будет спокойнее. Король старался больше часа, затем задор иссяк, и тогда я прямо спросила: "Когда же освободят моего мужа?" Отец Антим перевёл, а Его Величество задумался, затем хмыкнул, и опять пришлось мне подождать, но на сей раз не в коридоре дворца, а в саду.

- И отца выпустили? - спросили дети.

- В тот же день, - ответила мать.

- Вот как хорошо мужу, когда у него жена пронырливая, - сказал отец и накрыл ладонью руку своей супруги. - Такая жена во все двери лазейку найдёт, за мужа похлопочет, но и свою честь не уронит.

- Король отпустил вашего отца из темницы, - пробормотала мать, смущённая этой похвалой, - но сказал, что от своего двора никуда не отпускает. Получается, не такая уж я пронырливая, если не сумела выхлопотать для мужа полную свободу.

- Нет, пронырливая, - возразил отец и пояснил сыновьям. - На месте вашей мамы даже самый искусный посол не сделал бы больше. Жигмонд притворялся радушным хозяином, не желавшим отпускать гостя, но это гостеприимство оказалось почти такое же, как у турков. Я понял, что нет у меня другого выхода, кроме как поклониться Его Величеству и попросить, чтоб снова принял на службу. Король милостиво кивнул, со временем забыл о моих проступках... А что случилось дальше, вы знаете.

На этом вечер закончился. Сколько ни просили дети продолжать, родитель отвечал, что рассказывать больше нечего. Наверное, он устал развлекать их. В прежние времена, когда сыновья ещё считались малышами, они начинали засыпать уже на второй части рассказа, а теперь могли слушать хоть до утра.

- Нет, - сказал отец, - идите спать.

Княжичей отвела спать нянька, которая со времени приезда в Тырговиште осталась не у дел и просто жила при госпоже, занимаясь разными пустяками. Тем не менее, государыня продолжала держать няньку при себе - как будто предвидела, что скоро снова появится работа, и не ошиблась.

Через два года после того, как семья обосновалась в Тырговиште, появился у Влада младший брат, которого назвали Раду. Все при дворе радовались, но счастье это вскоре омрачилось большим горем - умерла мать. Ничто не предвещало такого итога. Ей даже не исполнилось сорок лет, но, как видно, третьего ребёнка она выносила с большим трудом, и едва разродившись, начала чахнуть.

С её смертью прежние времена окончательно отошли в прошлое, потому что отец перестал рассказывать истории. Дети понимали, отчего это, и просили напомнить хотя бы про дедушку, но родитель лишь отмахивался, говорил сухо:

- Не хочу.

Тогда Мирча и Влад, посовещавшись меж собой, решили, что надобно дождаться, когда их за что-нибудь похвалят, и тогда уговорить бывшего рассказчика вспомнить прошлое. Братья с небывалою прилежностью взялись за учёбу и добились похвалы, но не добились главного.

Когда Мирча, выбрав подходящую минуту, выразил желание ещё раз услышать дедушкины наставления, родитель, только что радовавшийся успехам сыновей, вдруг помрачнел и ответил:

- Вы слишком взрослые для наставлений. Довольно с вас чужой мудрости. Приобретайте свою.

- Отец, но ведь дедушка давал тебе наставления даже тогда, когда ты был взрослый, - возразил Влад. - Он давал тебе наставления, когда у тебя выросли усы.

- Вот когда у вас усы вырастут, тогда и поговорим, - снова отмахнулся бывший рассказчик.

Мать Влада умерла более двадцати лет назад. Вроде бы, давно, но если князь вспоминал о ней, ему казалось, что эта смерть недавняя. Возвращалось чувство, которое родные покойного испытывают сразу после скорбного события. Им чудится, что душа не улетела вдаль, а находится рядом и смотрит за ними. Со временем это ощущение у Влада притупилось, но если оно возвращалось, то всё, так или иначе напоминавшее о матери, становилось бесконечно ценным, и потому правитель не мог гневаться на пронырливую крестьянку. "Как на неё гневаться? За что? - спросил он себя, - За то, что она задержала меня в пути, попросив рассудить спор? Так это не она виновата. Я сам себя задерживаю".

С таким настроением государь уже приготовился тронуться в путь, но тут выяснилось, что толпа просителей не собирается расступаться - охрана, снова окружавшая князя со всех сторон, в нерешительности стояла и оглядывалась. Собравшихся селян она могла легко оттеснить, но была ли на то княжеская воля?

- Государь! - донеслось из крестьянской толпы.

- Что такое? - спросил Влад.

- Ты должен разобрать ещё одно дело! - сперва крикнул кто-то один, но остальные тут же подхватили. - Да, ещё одно! Ещё!

- Почему я должен?- удивился правитель.

- Потому что дело с коровой не считается! - опять крикнул кто-то, самый смелый.

- Не считается!? - Влад сразу вскипел от такой наглости. - Кем это не считается!? Да кто вы такие, чтобы считать за государем!?

За спинами охраны он не видел наглецов, лишь слышал голоса:

- Это несправедливо! Ты обычно даёшь нам самим выбирать дело для разбора! А сегодня ты изменил этому обычаю! - роптали в толпе.