Первый великоросс (Роман) - Кутыков Александр Павлович

Светояр понес копье к ним. Всмотрелся внимательно в лица и подал оружие кряжистому мужичине. Тот по-русски спросил: «Зачем?» Светояр, не моргнув глазом, ответил — мол, дань за вынужденное соседство, потом заверил: мы — люди мирные… Мужчина ломал язык, вопрошая, почему так близко встали, но все равно обнаружил, что совсем неплохо знаком с русской речью. Светояр пообещал: завтра немного отойдем, однако будем рядом, потому как опасаемся худых людей и татей — сил на оборону пока нет… Мужчина взял копье и принялся объяснять услышанное семье — оказалось, по-русски боле никто из них не знал ни слова…

Пришельцы развели костер посильней и ходили, разделившись пополам, по очереди мыться на речку. Стреша свила клубок прошлогодней травы и попросила Светояра помыть ей спину… Замерзнув, чистюли бегом мчались к костру греться…

С утра недалеко от лагеря местных на большой поляне возле лысого взгорья принялись строить дом. Выискивали дубки и из их стволов выкладывали стояло дома. Сыз со Стрешей наскоро мастерили и ставили от дерева к дереву временный плетень…

Вошедших в одну из калиток Ижну и Синюшку встретила маленькая девочка радостным криком «тятя»:

— Нет, мы не тятя, тятя еще в лесу… — Ижна, сопя и уворачиваясь от двухлетней девчушки, прошел к порогу и, так же сопя и кряхтя, опустился на высушенные солнцем широкие ступеньки. Рядом сидели Козич с Пиром, грелись, заговлялись теплотой лесного Дажьбога. Синюшка высыпал ягоды — и свои, и Ижнины — в широкий, с высокой отбортовкой, желоб, выбранный в рыхлой, треснувшей липе, обрубок которой и служил для сушки ягод.

— Я дойду до лешаков — спрошу, поедут они аль нет? — объявил сильно повзрослевший парень, выходя со двора в другую калитку.

— Иди, — буркнул Ижна не услышавшему ответа Синюшке. Козич с Пиром, не думая выбираться из дремотной, томной неги, не смогли бы выговорить и этого коротенького словца. В сей момент эти двое, «поймавшие» солнышко, верно, в силах были бы произнести разве что «мяу»… Из дома выполз старый Сыз и направился мимо блаженствующих мужичков. Ижна разлепил глаза и пробормотал старику отчет:

— Смотрим, она с нами, здесь.

— Ага. Теперь и с тобой тож, — злючим скрипом ответил Сыз, — добавился еще один смотритель!.. Ляля, Лялечка, где наша лесная ягодка? Бросили, ах, бросили!.. — голоском заботливой мамы пропел Сыз. Достал девочке, жевавшей стебелек травы, горсть подвядших ягод из недоступного дитю желоба. — На, детка, слатенького, счас мамка с тятькой придут, чернички принесут… Да-а, черничка моя маленькая!

На то протяжное старческое словоплетение Козич раздраженно взбрыкнул и выругался, лишаясь покоя, побежал в дом, на ходу бормоча хулу:

— Распелся, пес!.. Ажно тошнит!..

Ижна от смеха колыхнул животом и перебрался на его место. Пир, опершись спиной о стену, спал, подворачивая по привычке нижнюю губу и машинально справляясь с непроизвольной слюной.

Из лесу вернулись заляпанные черникой и раздавленным комарьем Светояр со Стрешей. Улыбнувшись дочке, ссыпали ягоды до кучи. Появился из дома Козич — на лице его сияла неподдельная радость:

— Синюшка побег к братам.

— К Протке, небось? — уточнил Светояр.

— Не. Насчет поездки.

— Тогда я тоже пойду… — Светояр вышел в калитку следом за Синюшкой.

— Ну что, жарко, сони? — строго спросила Стреша.

— Нет, зело хорошо, хозяйка, — медленно ответил Пир, предчувствуя следующий вопрос.

— Сыз, налущили, начесали?

— Нетто с ними сробишь што? — отмахнулся дед. Стреша, подозревавшая такой ответ, вошла в дом и сразу вышла:

— Ну, тетери, в шкурах приятство вам париться?

— Срамны стебельки у здешней конопли, бранец токмо, кудели — на Сызовой маковке боле, — помогал оправдаться Ижна. Козич довольно хихикал:

— Нащиплем как-то, хи-хи!

Стреша серьезно продолжила отчитывать обленившихся мужиков:

— Я ж видала: нитки есть! Мало, а взять надо — хоть што-то.

— Нечего тут брать. Худое место — не растет дельный куст! — Ижна потягивал больную спину, устраиваясь поудобнее.

— Ржавицы почти нетуть, так — крошки, конопля — тьфу! — поддержал друга Пир. — А у нас — во какая: за Десной — железо, за Днепром — туры на лук!

— Захотел бы — и из лося сделал! — завелась Стреша.

Ижна с Пиром ухмылялись на непонимающую молодку, а она не смолкала:

— Чем дуб не хорош? Туточки зверя стоко, что и я палкой набью, токмо собирать у нас некому — разве што Свете!

— Не горячись, дочка, — вяло попросил Ижна.

— Как не горячись? Я прутов приволокла — где они?

— Сожгли, дочка, нет там кудели — одна костра. Надоело пустое теребить, посиди сама… — завершил разговор Пир.

— Щас бы сидел в Поречном и теребил как милок! — злилась хозяйка.

— Вот еще!

— А што, мечом бы все ездил махал? Молчишь? Теребил бы без слов!

— У нас стебель — во! А тут… — В первом случае Пир на больной руке показал запястье, во втором — мизинец.

— А если овечек завести? — вмешался Козич.

— А вот съездь со Светояром и прикупи овечек! — отрезала Стреша.

— Поеду, коль возьмут! — по-мальчишески твердо ответил Козич. — Сыз, поедешь со мной? — Сыз отвернулся: и слушать не хотел. — Трусый! — уколол его Козич.

— Старый он, а не трусый, не приставай!

Сыз пошел в дом, громко завывая непонятное, будто не найдя достойных слов для ответа.

— Не надь овечек! С козочек шерсти хватит… — рассудила молодая женщина.

— Пойду гляну на них… — вызвался молодцевато Козич, вешая меч на пояс и беря сулицу в руку.

Светояр застал Синюшку за разговором с Проткой. Подошел Лесоок, предложил присесть. Уселись. Долговязые мерянские девки, как по команде, собрались посмотреть на Светояра.

— Взял бы какую-то к себе — у меня приплод дюже лихой! — с улыбкой предложил Лесоок.

— Стрешка не разрешит, — отшутился гость. — Да и есть тут у тебя… Такожде без нашего с тобой хотенья в жинки норовит.

— Змечал иной раз… Потешно мне… А ну кыш! — гаркнул понятным всем тоном главарь на глазеющих красавиц.

— Не пойму я, — проговорил Светояр, — не разберу: какая рожала из них? Ваши все — как девочки! Толстух-то нету… У меня Стрешка с одного дитяти уже не та. Зараз видно, что баба.

— Я за твою Стрешу этих всех отдал бы! Может, сторгуемся? — в который раз предлагал в шутку Лесоок и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Ну, мы тут готовы. Как вы?

— И мы тоже. Дождь закончился. Можно ехать хоть завтра.

— Хорошо, тогда утром на реке встретимся. С тобой сколько людей будет? — спросил вождь.

— Ты же знаешь моих. Все — в своей воле… Думаю, еще двое… А с тобой?

Лесоок прикинул в уме.

— Тоже двое… Мало, конечно. Торг при своих мужиках — ладней. А где взять?

— Этого возьмешь? — Светояр указал на рыжебелесого крепкого мерянского мужичка.

— Вред от него. Он — как враг мне! — расстроился вожак.

— Сколь смотрю на вас — чуть верещите. Настоящей ругани не слышал ни разу!.. Терпеливый у тебя народ.

— Грезится тебе. С чего ты взял?

— Как же? Говоришь: Юсьва — как враг… Ты хоть врагов-то видал?

— Все я видал, — что-то вспомнил Лесоок. — Но согласен с тобой: народ у меня хороший. А Юсьву пошто брать? Управимся как-то.

— А вдруг что с нами по дороге содеется? Вдруг зело с возвращением запоздаем?.. Он туточки главой без тебя станет!

— Верно, лучше возьму… Но вред от него всюду: снюхался опять с чертовкой Милье!

— Присмотрим. У нас — не у вас: рука не дрогнет! — решительно пообещал Светояр.

— У нашего люда руки тоже не дрожат. Просто мы человека бить не привыкшие.

— Мы — привыкшие! — успокоил Лесоока друг, отводя глаза в сторону.

Попрощались до завтра.

— Синюшка, останешься или пойдешь?

— Останусь.

Светояр отправился домой. Ходьбы — десять сороков шагов по широкой тропе через лес. По ходу взирал из темноты лесного днища на сплетенные ветви высокой и сумрачной чащобы, где белым светом мелькало далекое и совсем маленькое небо. Оно в Залесье — будто часть совсем иного мира, будто существует розно с великим лесом и не видит маленьких обитателей нижнего, властного и обстоятельного царства. Люди под ним чувствуют себя детьми тени и братьями-сестрами живого разнообразия вокруг — будь то сильное древо, красивый куст, упорный волчище иль невзрачная, серая, но на редкость плодовитая мышь…