Ольвия (ЛП) - Чемерис Валентин Лукич

Царь царей внял их смиренному совету, искупался в целебных источниках Теара и почувствовал себя посвежевшим и взбодрившимся. На радостях он велел поставить на берегу реки столб с такой надписью:

«Источники Теара дают лучшую воду. К ним прибыл походом на скифов лучший и мужественнейший из всех людей — Дарий, сын Виштаспы, царь персов и всего Азиатского материка».

Поставив столб для будущих поколений, Дарий двинулся дальше, к реке Артеске, чтобы по пути покорить воинственные племена гетов. Хотя геты и отважны, и охочи до битв (о них говорили, что они никого не боятся, даже самого неба; когда слишком долго гремит гром, они пускают в тучи стрелы, чтобы напугать небесных богов, дабы те не грохотали над головой), но и гетов встревожило персидское нашествие. На совете они решили спешно отправить вестника к своему богу Солмоксису. Бог живет на небе, и геты раз в пять лет посылали к нему своего вестника, выбранного по жребию, с поручением рассказать богу о делах на земле гетов, испросить совета и помощи.

А на сей раз, в связи с неожиданным нашествием персидской орды, вестника посылали вне очереди. Став в круг, группа воинов подняла вверх копья, другие схватили человека, вытянувшего несчастливый жребий, и сказали:

— Смотри, не мешкай в пути, скорее направляйся к богу и скажи, что персы напали на нас, что их тьма-тьмущая. Пусть бог выручает нас!

Подбросили вестника вверх, он упал на острые копья, а душа его прямиком полетела к богу. В ожидании божьей помощи геты взялись за оружие. Бог молчал, а персы шли. И геты вступили в бой, не дожидаясь помощи бога. Бились отчаянно и упорно, не жалея жизни, но поделать ничего не могли. Персидская орда просто поглотила их.

Управившись с гетами, Дарий три дня стоял лагерем в долине, собирая рыскавшие повсюду отряды, велел привести в порядок оружие, обозы, отправил в укрепление Дориск раненых и больных воинов и только тогда повернул к Истру, на «шее» которого ионийцы уже строили для него мост.

Войско взбодрилось, словно поход уже близился к концу, подтянулось. Гарцевали всадники, повеселели пехотинцы, и даже обозы заскрипели резвее. И сам владыка будто помолодел и появился во главе своего войска на любимом своем коне по имени Верный.

— Ахурамазда с нами! — кричал он молодо и громко и простирал десницу свою к богу солнца Митре. — Мы пришли, славные мои мужи! Нас ждет бросок на тот берег и — победа!

И все рвались к реке, восклицая: «Истр, Истр, Истр!»

А Истр, цепями скованный, как норовистый раб, уже сверкал на горизонте. И все в тот день были пьяны, и хмель этот был всеохватывающим, он вспыхнул, как поветрие. Тысячи и тысячи стадиев пути остались позади, гигантское войско подходило к последнему рубежу, за которым начнется решающая битва и — славная победа. И неисчислимые богатства, которые они захватят у саков за Борисфеном.

И никто тогда еще не знал, какое отрезвление ждет их там, по ту сторону реки, что разделяла фракийские и скифские земли.

Вот об этом и говорилось на царском совете в Геррах.

Иданфирс, заканчивая свой рассказ, обвел присутствующих вождей и старейшин суровым взглядом и тихо, но твердо сказал:

— Кони передовых отрядов Дария уже пьют воду из Истра. Пьют воду из первой реки на западе скифских земель. А сам владыка персов, непобедимый доселе Дарий, с гигантским войском идет к нам, идет, как наша погибель или наша слава. Все зависит от того, как мы его встретим. Вожди мои! Старейшины! Мудрые и славные мужья и воины! Вас я собрал в священной земле Герр, чтобы спросить вас: как будем встречать незваных гостей?

Глава двенадцатая

Дымы за рекой Истром

Чужеземный воин медленно подносил к ее лицу острый и блестящий наконечник копья с тонким, хорошо отточенным жалом.

Чернобородый, глядя ей в глаза, быстро спросил:

— Далеко ли до Великой воды?

«Что он имеет в виду под Великой водой? — подумала Ольвия. — А, наверное, Борисфен…»

— Я спрашиваю, сколько дней пути до Великой воды? — уже нетерпеливо, на ломаном скифском языке спросил чернобородый.

«Мы ехали восемь дней от Борисфена, еще день или два искали кочевье Савла… Выходит, десять дней пути или около того», — подумала Ольвия, а вслух молвила:

— Не знаю, где Великая вода. Мы ехали оттуда, — и показала рукой на юг, — от моря.

Чернобородый недоверчиво смотрел на нее.

— Хорошо… Сколько пути от моря?

— Я не считала дни, потому что сидела в кибитке, а в ней темно, и дней не было видно. А выпускали меня из кибитки только иногда, и то ночью, — стараясь казаться спокойной, ответила Ольвия, а сама думала: и для чего им нужно знать, сколько дней пути до Борисфена?

Чернобородый скривил губы.

— Ты… пленница?

— Да. Меня взяли в рабство. — Тут Ольвия решила говорить правду, и чужеземцы ей поверили, потому что слова ее прозвучали убедительно.

— О, радуйся, женщина. Персы освободили тебя от рабства. Ты получишь свободу и будешь делать что захочешь!

Персы?.. Откуда в этих степях персы? И что им нужно, и что это за дымы за рекой Истром? Неужели там персидская орда, а это — лишь небольшой разведывательный отряд?

— Куда делись кибитка и двое всадников?

— Куда делись всадники — не знаю. Наверное, сбежали, потому что их очень тревожили дымы на горизонте. А кибитка… кибитка помчалась на восток. Я едва успела выпрыгнуть из нее. Бросилась в овраг, а когда выглянула немного погодя, кибитки уже не было.

И это прозвучало убедительно, и персы — Ольвия это почувствовала — поверили ей.

Персидские воины о чем-то совещались между собой. Одни показывали руками на восток, в скифские степи, другие — на Ольвию, а затем на запад, на реку Истр…

«Хотят везти меня за Истр, к своим, — догадывалась она. — А для чего? Они интересовались, сколько дней пути до Борисфена… Выходит, им нужен человек, который знает пути-дороги Скифии?..»

Чужеземных воинов было десять: дородных, рослых, в круглых войлочных шапочках, в одеждах, похожих на хитоны, только рукава до самых плеч были покрыты железной чешуей. Таких странных доспехов, защищавших лишь руки, Ольвия ни дома, ни у скифов не видела. Грудь им прикрывали большие плетеные щиты, обтянутые шкурами, за спинами висели луки с колчанами, каждый в правой руке держал еще и копье.

Говорили они на непонятном ей языке, лишь старший — видимо, десятник — чернобородый здоровяк со шрамом на носу, говорил с ней на ломаном скифском.

***

Все случилось неожиданно.

На восьмой день пути от Борисфена на запад Ганус начал искать кочевье Савла, которое, по его убеждению, должно было быть где-то здесь, в этих краях. Два дня они носились то вперед, то назад, то влево, то вправо, но ни лагеря Савла, ни его табунов найти не удавалось. На западе, за рекой Истром, что уже поблескивала вдали, поднимались дымы, и они очень тревожили Гануса. Он уже не дремал в седле, как все восемь дней пути от Борисфена, не мурлыкал о том, что подарит Савлу белолицую красавицу, а все поглядывал на те дымы, что вздымались тучами, и вслух дивился:

— Ох, много же там должно быть людей, раз столько дыма к небу летит. А может, это и не дым, а пыль?.. Тогда какая же орда подняла столько пыли?..

Ольвию тоже начали беспокоить эти дымы.

— Кто там кочует? — спросила она.

— В этих краях кочует Савл и его племена. Но куда они делись — не знаю. Может, откочевали на пастбища получше?.. А по ту сторону Истра живут фракийцы.

— Они могут напасть на скифов?

— Кто?.. Фракийцы?.. — презрительно воскликнул Ганус. — Ха! Да скифы им кончики носов отрезают, чтобы не зазнавались.

Но дымов на горизонте становилось все больше и больше, и вскоре они уже заняли полнеба.

— Ай, какие недобрые дымы! — качал головой Ганус и испуганно озирался по сторонам. — Мне они совсем-совсем не нравятся!

Его слуга молчал и, казалось, не обращал ни малейшего внимания на дымы… «Дымит, ну и пусть дымит, — говорил его вид. — А что за дымы — пусть хозяин ломает голову. На то он и хозяин!»