Польский вопрос - Жданов Лев Григорьевич

Так совмещал в себе порою несовместимые идеи этот многогранный, слишком даже многоликий человек…

27 апреля нового стиля последовало закрытие сейма, на котором снова прозвучало красивое, свободное слово императора-короля, конституционалиста с ног до головы в Варшаве и насадителя аракчеевщины у себя в России.

Мечтая создать по всей России цепь военно-поселенческих колоний, представляющих нечто среднее между спартанской филой и каторжным поселком, да к тому же управляемых вороватыми комиссариатскими чиновниками и такими же, но еще более грубыми военными чинами, Александр так говорил при закрытии сейма в своем конституционном царстве Польском:

— Представители польского народа! Из предложенных вам проектов законов лишь один по большинству голосов обеих палат не получил одобрения.

Внутреннее убеждение и прямодушие руководили решением этим. Мне оно приятно! Потому что вижу в том независимость ваших мнений… Свободно избранные должны и рассуждать свободно. Эти два неприкосновенных признака являются отличительным свойством истинно народного представительства, какое я и желал собрать, чтобы при его помощи узнать мнение всей нации, выраженное открыто и до конца! Только Народное собрание, таким образом учрежденное, может сохранить в правительстве уверенность, что народу даруются законы, польза которых подтверждается истинными потребностями этого народа. Рад, что мои ожидания оправдались и все работы сейма прошли в полном порядке, дав благие плоды.

Взамен такого строгого выполнения долга, возложенного на вас, и вы вправе ожидать, что власть исполнит свое слово, долг, внушенный ей совестью и разумом совершающихся событий.

Поляки, я дорожу выполнением моих намерений! Они вам известны. И по мере человеческих сил, с помощью Всевышнего они будут выполнены до конца!

Снова дрогнул зал. Внизу толпы заколыхались, потрясли воздух приветственными кликами… Дамы сверху махали платками, вуалями, рукоплескали…

Александр, видимо взволнованный, отдал свой величественный и ласковый в то же время тройной поклон и вышел из зала…

Только 30 апреля выехал из Варшавы государь на Пулавы, где собирался в последний раз навестить старую графиню Чарторыйскую.

Перед этим два вечера он часа по три-четыре проводил наедине со своим давнишним поверенным и вдохновителем во многих широких начинаниях либерального характера, с Новосильцевым.

Женственный на вид, со своими удивленными глазами и темными бакенами на бледном лице, при белой голове, Новосильцев выделялся в густой толпе придворных, окружающих Александра сейчас в Варшаве.

Все время он держался в стороне, как бы молча соглашаясь, что прежде всего государь должен покончить польские дела и вопросы…

Но как только закрылся сейм, Александр, почти оставя другие занятия, стал уединяться с Новосильцевым. Никто, даже Константин, точно не знал, о чем беседуют они. Какими заметками исписывает Новосильцев целые груды бумажных листков и уносит с собой?..

Только личный секретарь Новосильцева, мосье Дешан, публицист из Парижа и юрист по профессии, был главным, если не единственным сотрудником его.

В самый день отъезда Александр, просматривая первые листки полузаконченной работы, которую вел так таинственно со своим другом юности, вдруг спросил:

— Ну а если понадобится перевод на российский язык всего этого? Даже прямо скажу: он неотложно надобен… Основы российской конституции, хартия сия должна раньше всего быть знакома кому следует, на родном языке… Кому думаешь без опасения преждевременной огласки поручить дело?

— Есть, ваше величество. Я уже приглядел заранее человечка. И вам он известен, как думаю, государь.

— Кто же такой?

— Вяземский князь, Петр Андреич. Работает он у меня пока на небольших делах. Но верный, скромный и весьма неглупый человек… Как полагаете, ваше величество?

— Тебе лучше знать. Если веришь ты, и я поверю ему… Только поспеши работой…

— Буду присылать по частям, государь, для дальнейших указаний и поправок. Вот как нынче же первой главы первых пять статей…

И по-французски Новосильцев прочитал заголовок листов:

— "La charte constitutionelle pour l'empire de Russee".

— Постой! Как мы по-русски можем получше назвать сей акт? Хартия свобод, конституционная хартия — все это чуждо слуху русского народа.

— Вы правы, государь. Вот я пробовал и перевести. Позволите?

— Читай, читай…

— "Уставная грамота государства Российского…"

— Ничего. Только нет! Похоже на сочинение Карамзина, нашего славного историка. "История государства Росийского"… Подумаешь… Что, если так: "Государственная уставная грамота Российской империи"?.. Это звучит дельнее, не так ли?

— И много значительнее, государь. Так и пометим.

(Для современников должны представить значительный интерес некоторые пункты этой грамоты, касающиеся так называемых "гражданских свобод". Целиком вся грамота эта отпечатана в количестве 200 экземпляров, когда в 1830 году русские покинули Варшаву. Но в 1831 году, по взятии Варшавы, оказалось, что из этого числа распространено было всего 50 экземпляров, а остальные, по приказанию императора Николая, сожжены на арсенальном дворе, в Кремле, под наблюдением генерал-адъютанта графа Адлерберга и московского коменданта генерал-майора Стааля.

Вот особо интересные выдержки из этого документа:

"Глава II. Статья 13. Законодательной власти государя содействует государственный Сейм, о котором ниже помянуто будет, на основании уставной грамоты и особенных учреждений.

Глава III. Ручательства державной власти.

Статья 81. Коренной российский закон: "Без суда никто да не окажется" и освященное учреждением о губерниях правило (№ 401): "Дабы никто, без объявления ему вины и снятия с него допроса, в течении 3-х дней по задержании не лишался свободы" распространяется на всех жителей вообще.

Статья 88. Свобода тиснения обеспечивается.

Статья 91. Да будет российский народ отныне навсегда иметь народное представительство. Оно должно состоять в государственном Сейме (государственной думе), составленном из государя и двух палат.

Глава IV. О народном представительстве.

Статья 128. Никто из членов Сейма, во время продолжения оной не может быть задержан, ни судим судом уголовным без ведома той палаты, к которой он принадлежит.

Статья 130. Проекты, по Высочайшей воле вносимые на Сейм, почитаются ни одобренными ею, ни утвержденными, почему и предоставляется Сеймам полная свобода насчет оных излагать свое мнение".

После статьи 191, которою кончаются все статьи, сказано:

"Убедившись в совести, что вышеизложенные коренные постановления соответствуют нашим желаниям утвердить благосостояние и спокойствие любезных наших верноподданных, основать неприкосновенность их лиц и собственности и охранять нерушимость их прав гражданских и политических, мы жалуем им сию уставную грамоту, которую признаем за себя и за преемников наших коренным и уставным законом нашего государства, предоставляя себе оную дополнить. Повелеваем всем государственным властям содействовать ее исполнению". Подписи нет.)

Надписав заглавие по-русски, Новосильцев прочел по-французски первые 5 статей 1-й главы, именуемой: "Предварительные распоряжения".

Статьи касались разделения империи на области, на наместничества.

— Благодарю. Превосходно! — выслушав чтение, похвалил Александр. — Продолжай с Божьей помощью великую работу. Жду поскорее дальнейших частей. Пока прощай.

Он обнял и расцеловал растроганного Новосильцева.

Отъезд состоялся 30 апреля.

Константин поехал проводить государя несколько станций. Тут, сидя вдвоем в экипаже, братья беседовали так задушевно, как это уже давно им не приходилось делать.

— Я сознаюсь, брат, сей приезд восхитил меня больше прежнего. О войсках твоих не говорю. Нечто — выше похвал, вот одно сказать могу. Но и всем остальным я доволен. Общее движение умов самое желательное и в лучшем направлении идущее. Открытие, как и закрытие сейма, вопреки многим плохим гаданьям, произведено с желаемым успехом, да и весь он прошел весьма гладко. Ни сучка тебе ни задоринки, право, Константин. Весьма желаю скорее возвратиться в любимую твою Варшаву. На ту осень жди меня снова в гости…