Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза)

— Как продвигается книга, Элизабетта?

— Все хорошо, спасибо. — Элизабетта допила последние капли anisette, отдающей лакричной сладостью. Книгу она начала писать в тот вечер, когда впервые принесла домой «Оливетти», поначалу больше забавляясь, но теперь завела установленный порядок. Она шла писать после их привычной рюмочки на ночь и останавливалась, только напечатав пятьсот слов. Иногда она заканчивала в час ночи, а иногда — трудилась почти до рассвета.

— Когда ты дашь мне ее прочитать?

— Когда закончу, — решительно ответила Элизабетта, поскольку разговор об этом заходил часто.

— Почему так долго?

— На это нужно время.

— Ты же не будешь писать ее бесконечно.

— Надеюсь, что нет. — Элизабетта с улыбкой встала. — Мне пора за работу.

— Почему ты не даешь прочесть прямо сейчас? Разве не понимаешь, что я могу дать ценный совет?

— И не сомневаюсь. Дадите их, когда я закончу. — Элизабетта хотела забрать рюмку Нонны, но старушка ее остановила.

— Думаешь, я не умею мыть посуду? Лучше расскажи, о чем твоя книга?

— Скоро увидите. Спокойной ночи. — Элизабетта поцеловала Нонну в щеку, взяла «Оливетти» и пошла наверх, мысленно уже окунувшись в работу. История полностью захватила ее воображение, и она поняла, что Нонна была права: когда она занялась книгой, ей стало не до Сандро или Марко.

Элизабетта вошла к себе в спальню, включила свет и поставила «Оливетти» на стол. Переоделась в ночную сорочку, чтобы не помять платье, уселась и достала свою рукопись, положив ее рядом с пишущей машинкой. «Болтливая девчонка» — гласила надпись на титульном листе, а под ней было то, что она хотела написать уже много лет: «Элизабетта Д’Орфео».

Она провела рукой по гладкой прохладной странице, а затем положила ладонь на рукопись, будто пытаясь уловить биение ее сердца. Главной героиней была девушка по имени Зарина, очень похожая на саму Элизабетту, хотя такой задумки у нее не было. Сюжет она придумывала на ходу — так Зарина обзавелась самовлюбленной и безответственной матерью, любящим, но беспомощным папашей и домашним питомцем, которого она очень любила, только это была не кошка, а попугай. А потом Зарина влюбилась в юношу, который ее бросил, и Элизабетта поняла: она пишет все, что таит в своем сердце, все, о чем думает, но молчит. Ее осенило: это она та болтливая девчонка, которой не с кем поговорить.

Дойдя до середины романа, Элизабетта обнаружила, что пишет об ангеле, что явился из ниоткуда, и это было весьма странно, ведь Элизабетта не намеревалась включать в повествование магические элементы. Но потом она вспомнила, что в романах Грации Деледды такие элементы присутствуют, успокоилась и продолжила работу, а когда Зарина попала в самую страшную беду, к ней прилетел ангел, взял ее за руку и указал путь к спасению. Тут-то Элизабетта и догадалась, кто этот ангел.

Она взяла листок, вставила его в пишущую машинку и провернула ручку подачи бумаги. Хотя она сказала Нонне, что книга еще не готова, та была закончена, не было лишь посвящения. Над ним Элизабетта размышляла весь день, поскольку хотела, чтобы получилось превосходно.

Она напечатала:

Глаза Элизабетты затуманились слезами, а сердце наполнилось благодарностью. С помощью Нонны она отпустила все, что терзало ее душу, простила мать, которая ее бросила, и пьяницу-отца. Элизабетта вырвалась на волю и наконец-то могла свободно дышать. Так она и поступила, сделав глубокий вдох и выдох.

Прекрасно.

Вот и все.

Она вытащила из машинки страницу с посвящением, подсунула ее под титульный лист и подровняла стопку бумаги. Взяла рукопись, вышла из спальни и босиком спустилась по лестнице, чтобы порадовать Нонну новостями. Подойдя к двери старушкиной комнаты, Элизабетта увидела свет — Нонна всегда читала допоздна.

Элизабетта вошла в спальню, но Нонна уже спала с очками на носу и раскрытой книгой на груди. Элизабетта положила рукопись на кровать и подошла к старушке. Она спала, слегка повернув голову вправо. Элизабетта помедлила, не желая ее будить, но она знала: Нонна бы этого хотела.

— Просыпайтесь, Нонна.

Та не пошевелилась, спала она крепко.

— Нонна? — Элизабетта потрогала ее за плечо, и голова Нонны упала. Старушка так и не проснулась.

Взгляд Элизабетты упал на тело Нонны: оно не шелохнулось. Ее грудь не двигалась, и обычного храпа не было слышно.

Элизабетта взяла Нонну за руку, но и тогда старушка не проснулась.

Элизабетта поняла, что произошло. В груди от тоски заныло. Она вцепилась в руку Нонны, будто пыталась привязать ту к земле, но она уже стала ангелом — на сей раз по-настоящему.

— Я закончила свою книгу, — с трудом выдавила Элизабетта и смахнула слезы с глаз. — Простите, что тянула и не показывала ее вам.

Нонна, конечно, ничего не ответила, и Элизабетта поняла, что должна сделать, ведь сегодня они в последний раз вместе. Она отпустила руку Нонны, сняла с носа старушки очки, аккуратно сложила их и убрала на тумбочку. Потом взяла с ее груди книгу и тоже убрала на тумбочку.

Она крепко сжала свою рукопись.

— Нонна, моя книга называется «Болтливая девчонка», и вы наверняка поняли, что она обо мне, пусть это и выдумка. — Элизабетта всхлипнула, но овладела собой. — Я прочту ее вам, знаю — вы все услышите, потому что сейчас вы со мной, в нашем доме, с нашими кошками и фарфором. И я знаю, что вы никогда не бросите меня, никогда. Потому что вы всегда любили меня, Нонна, любили больше всех.

Элизабетта промокнула глаза рукавом ночной рубашки. На чтение книги уйдет вся ночь, и только закончив, Элизабетта прочтет посвящение, хотя наверняка Нонне и это уже известно.

— Глава первая, — откашлявшись, сказала Элизабетта.

Глава шестьдесят пятая

В пасхальное воскресенье бар «Джиро-Спорт» был закрыт, Марко торопливо поднимался по лестнице домой, опаздывая на праздничный обед. Со вчерашнего дня он не был дома и пропустил мессу, проведя утро в постели с отнюдь не богобоязненной женщиной. Марко вошел на кухню — за столом сидели отец и Эмедио, которые уже расправились с первым блюдом. Они неодобрительно посмотрели на Марко, но тот притворился, что не заметил.

— Buona Pasqua [101], Эмедио. — Марко подошел к брату и обнял его. — Совсем нас не навещаешь. — Неужели этот папа сам ничего сделать не может?

Эмедио, облаченный в черную рясу, отпустил брата; вид у него был осуждающий.

— Почему ты не пришел на мессу? Это самый важный день.

— Мне нужно было работать, — соврал Марко. Он не мог сказать правду при матери.

— На Пасху? Вы работаете?

— Не официально. Просто мне нужно было кое-что сделать для начальства.

— Это не оправдание.

— Теперь ты мне папочка, святой отец? — пошутил Марко, а затем подошел к Беппе, по случаю праздника принарядившемуся в костюм и галстук. — Buona Pasqua, папа.

— И тебе, Марко. Ты бы побрился…

— Прости. — Отношения у Марко с отцом были по-прежнему прохладные, только теперь это тревожило его меньше. Все свое время он проводил в Палаццо Венеция, где стремительно поднимался по служебной лестнице. Все были от него в восторге, Марко стал самым молодым помощником в управлении снабжения. Его новый начальник был выше рангом, чем Буонакорсо, и Марко тоже готовили к руководящей должности.

— Buona Pasqua, figlio [102]. — Мать принесла abbacchio — ногу ягненка, запеченную с розмарином, белым вином и анчоусами; подавали ее с жареным картофелем.

— Buona Pasqua, мама. Прости, что опоздал к началу. — Марко поцеловал Марию в щеку и взял у нее тяжелое блюдо, вдыхая восхитительный аромат. Он поставил его на стол рядом с кольцом золотисто-коричневого пасхального хлеба, окруженного крашеными вареными яйцами — розовыми и зелеными. Марко было приятно думать, что изобилие еды в доме — это его заслуга, ведь это он принес домой со службы дополнительные талоны на продукты.