Доспехи света (ЛП) - Фоллетт Кен

Она отрезала ломоть хлеба, намазала его жиром и положила перед ним.

— Заешь, чтобы жир впитал немного эля.

Он откусил, пожевал, проглотил и скривился.

— Хлеб с жиром? — сказал он. — А почему нет масла?

— Сам знаешь, почему нет масла, — пробормотала Сэл.

— Потому что забастовка, ты разве не знал? — встрял Кит.

Это разозлило Джарджа.

— Не дерзи мне, сопляк, — сказал он, запинаясь. — Я хозяин в этом доме, и не забывай об этом. — И с этими словами он так ударил Кита по голове, что мальчик свалился со стула на пол.

Это сломило выдержку Сэл. К ней вернулось воспоминание, яркое, будто это было вчера: шестилетний Кит лежит в постели в усадьбе Бэдфорда с повязкой на голове после того, как лошадь Уилла Риддика проломила ему череп. Ярость вскипела в ней, как вулкан. Она шагнула к Джарджу, обезумев от гнева. Он увидел выражение ее лица и быстро вскочил, на его лице отразились шок и страх, а затем она набросилась на него. Она ударила его ногой в пах и услышала крик Сью, но не обратила внимания. Когда рука Джарджа прикрыла его промежность, она ударила его по лицу дважды, трижды, четырежды. У нее были большие руки и сильные предплечья. Он попятился, крича:

— Отстань от меня, бешеная корова!

Она услышала крик Кита:

— Перестань, Ма, перестань!

Она снова ударила Джарджа, высоко по скуле. Он схватил ее за руки, но он был пьян, а она сильна, и он не смог ее удержать. Она ударила его в живот, и он согнулся от боли. Она подсекла ему ноги, и он рухнул, как срубленное дерево.

Она схватила со стола хлебный нож и опустилась ему на грудь. Поднеся лезвие к его лицу, она сказала:

— Если ты еще хоть раз тронешь этого мальчика, клянусь, я перережу тебе горло посреди ночи, видит Бог.

Она услышала, как Кит сказал:

— Ма, слезь с него.

Она встала, тяжело дыша, и убрала нож в ящик. Дети стояли на полпути вверх по лестнице, с открытыми ртами, глядя на нее со страхом и трепетом. Она посмотрела на лицо Кита. Левая сторона покраснела и начала опухать.

— Голова болит? — спросила она.

— Нет, щека, — ответил он.

Дети осторожно спустились по лестнице.

Сэл обняла Кита, чувствуя облегчение. Она жила в постоянном страхе, что он повредит голову.

Ее костяшки были в синяках, а безымянный палец левой руки, казалось, был вывихнут. Она потерла руки, пытаясь унять боль.

Джардж медленно поднялся на ноги. Сэл посмотрела на него, вызывая на бой. Его лицо было в порезах и синяках, но он не выказывал и тени желания драться. Он ссутулился, опустив голову. Он сел, сложил руки на столе и уткнулся в них лицом. Он задрожал, и она поняла, что он плачет. Через некоторое время он немного поднял голову и сказал:

— Прости, Сэл. Не знаю, что на меня нашло. Я не хотел обидеть бедного мальчика. Я тебя не заслуживаю, Сэл. Я недостаточно хорош. Ты хорошая женщина, я это знаю.

Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на него.

— Не проси меня простить тебя.

— Не буду.

Она не могла не почувствовать укола жалости. Он был жалок и не причинил Киту настоящего вреда. Но она чувствовала, что нужно провести черту. Иначе Джардж мог подумать, что может снова ударить Кита и снова извиниться.

— Мне нужно знать, что это никогда не повторится, — сказала она.

— Не повторится, клянусь. — Он вытер лицо рукавом и посмотрел на нее. — Не бросай меня, Сэл.

Она долго смотрела на него, потом приняла решение.

— Лучше тебе прилечь и проспаться от всего этого эля. — Она взяла его за плечо и помогла встать. — Пойдем, наверх.

Она отвела его в их общую спальню и усадила на край кровати. Она опустилась на колени и стянула с него сапоги.

Он закинул ноги на кровать и откинулся назад.

— Побудь со мной минутку, Сэл.

Она помедлила, потом легла рядом с ним. Она просунула руку ему под голову и положила его лицо себе на грудь. Он заснул через несколько секунд, и все его тело обмякло.

Она поцеловала его избитое лицо.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Но во второй раз я тебя не прощу.

*

Суббота выдалась погожей, и солнце все еще светило в полшестого, когда Хорнбим вышел подышать воздухом в сад своего дома. Неделя у него была хорошая. Все его фабрики работали с ирландскими рабочими, а некоторых из новоприбывших обучали работе на паровых станках. Он хорошо пообедал и теперь курил трубку.

Но его покой нарушило сообщение от зятя, Уилла Риддика. Посланником был молодой ополченец в форме, вспотевший и запыхавшийся. Он вытянулся по стойке смирно и сказал:

— Олдермен Хорнбим, сэр, прошу прощения, майор Риддик шлет вам свои приветствия и просит вас встретиться с ним у таверны «Бойня» как можно скорее.

— Что-то случилось? — спросил Хорнбим.

— Не знаю, сэр, мне просто передали сообщение.

— Хорошо. Следуй за мной.

— Есть, сэр.

Хорнбим вошел в дом и обратился к лакею Симпсону:

— Скажи миссис Хорнбим, что меня вызвали по делам. — Затем он надел парик, поправляя его перед зеркалом в холле, и вышел на улицу.

Ему и посыльному потребовалось всего несколько минут, чтобы быстрым шагом спуститься по Мейн-стрит в Нижний город. Не доходя до «Бойни», Хорнбим понял, почему Риддик его вызвал.

В город шли ирландцы.

Хорнбим смотрел, как они идут через мост, ведя с собой детей. У каждого был всего один комплект одежды, но, как и кингсбриджские фабричные рабочие, они принарядились ярким шарфом, лентой в волосах, кушаком или щегольской шляпой. Хорнбим привез из Ирландии сто двадцать человек, и, похоже, все они сегодня вечером вышли развлечься.

Он задался вопросом, как отреагируют местные.

Посыльный привел его к «Бойне», самой большой из прибрежных таверн. Толпа выпивающих стояла снаружи, наслаждаясь солнцем. Заведение было оживленным, и многие ирландцы уже прибыли и пили из кружек. Их можно было отличить по несколько иной одежде — твиду со случайными цветными вкраплениями в ткани, а не с упорядоченными полосками и клеткой сукна как в западной Англии.

Посыльный провел Хорнбима внутрь, где он заметил Риддика с кружкой в руке.

— Я должен был это предвидеть, — сказал Хорнбим.

— Я тоже, — ответил Риддик. — Им только что заплатили, и они хотят повеселиться.

— Но, кажется, вражды между местными и приезжими нет.

— Пока что.

Хорнбим кивнул.

— Нам следует собрать отряд ополчения на всякий случай.

Риддик обратился к посыльному:

— Мои приветствия лейтенанту Дональдсону, и пусть он будет любезен немедленно собрать первую, вторую и седьмую роты, но держать их в штабе до дальнейших распоряжений.

Молодой человек точно повторил сообщение, и Риддик его отпустил.

Хорнбим был обеспокоен. Если начнутся беспорядки, вину свалят на ирландцев, и, возможно, на него даже окажут давление, чтобы он от них избавился. Это поставит его в зависимость от проклятого союза.

Ему нужно было осмотреться.

— Давай прогуляемся, — сказал он.

Риддик осушил свою кружку, и они вышли на улицу.

В нескольких шагах был еще один, поменьше, паб, на вывеске которого был изображен лебедь.

— «Белый лебедь», — сказал Риддик. — В шутку его называют «Грязной уткой».

Они заглянули внутрь. Приезжие сидели и стояли вместе с местными, и никто не создавал проблем.

Уличные торговцы продавали горячие и холодные закуски: печеные яблоки, орехи, горячие пироги и имбирные пряники. У причала баржа разгружала бочки с улитками-литторинами, крошечными съедобными морскими улитками, которых нужно было выковыривать из раковин булавкой, и какой-то мужчина уже варил их в ведре на угольном огне. Хорнбим отказался, но Риддик купил кулек улиток, сбрызнутых уксусом, и ел их на ходу, бросая пустые раковины на землю.

Они с Хорнбимом обошли весь район. Они заглядывали в таверны, игорные притоны и бордели. Пабы были очень простыми, с грубой самодельной мебелью. В основном там продавали эль и дешевый джин. Ирландцев за игорными столами не было, для этого у них было недостаточно денег, предположил Хорнбим. Белла Лавгуд, которая постарела, теперь была хозяйкой собственного заведения, и четверо или пятеро молодых ирландцев были там, терпеливо ожидая своей очереди к девушке. В доме Калливера ирландцев не было, без сомнения, потому что для фабричных рабочих это было слишком дорого.