Новое утро - Дженнер Натали

Они пристально глядят друг на друга. Он инстинктивно прижимает атташе-кейс к груди – ее мишени. Она думает, что он уже бывал в такой ситуации раньше, и поднимает руку, чтобы прицелиться в голову. Она должна пристрелить его быстро, одним выстрелом.

Он открывает рот, чтобы закричать, она закрывает один глаз, чтобы прицелиться. Нажав на спусковой крючок, она сразу отворачивает голову. Ей не нужно смотреть. Звука достаточно.

Она прячет все еще дымящуюся, все еще заряженную «беретту» в сумочку, затем проскальзывает в парк через Порта Пинчиана, древние ворота, которые охраняли Рим на протяжении четырнадцати столетий. Она слегка покачивает бедрами при ходьбе, тихо напевая, в точности так, как велел ей Нино, и начинает подниматься по склону. Ровно через две минуты она достигнет «Тополино».

На ходу она молится. Нино больше не молится, не желает слышать ни слова о Боге. Он бы посмеялся над ней, если бы узнал, а сестра Юстина в монастыре не похвалила бы ее: что ни говори, а это убийство. Но, как ни странно, она, та, кого стали называть школьницей-убийцей, так себя не чувствует. Сегодняшнее убийство соответствует правилам нового мира, в котором она вынуждена жить, такого же строгого и карающего, как монастырь. Она пестует свою собственную веру, как ее понимает. Веру в свои действия и действия своих товарищей по Сопротивлению – веру в необходимость того, что она делает. И все же она оставляет место для Бога и молится о его помощи и наставлениях.

Все эти мысли сопровождают ее быстрый, но уверенный шаг в гору, такой ритмичный, что она почти забывает обо всем.

– Фройляйн.

Она замирает на секунду, стараясь не сутулиться, стараясь не оглядываться слишком быстро.

Немецкий офицер, стоящий рядом, молод, как и она, но не слишком, чтобы убивать, думает она про себя. Он светит фонариком ей в лицо правой рукой, одновременно делая жест левой. Она лезет в карман своего пальто и достает документы, удостоверяющие личность.

– Скоро комендантский час. – Пока он просматривает документы, она чувствует, что он тоже оценивает ее, обращает внимание на свежую помаду, тщательно уложенные волосы.

– Да, господин офицер. Да, я знаю. – Она кивает на поддельный пропуск, который тоже у него в руках, – единственный листок бумаги, позволяющий ей свободно передвигаться по своему городу. Его тайно доставил Нино дипломат, скрывавшийся в соборе Святого Петра и имевший доступ к печатному станку. Добрый, высокопоставленный американец, с которым Нино много лет назад учился в Сорбонне, когда они еще были свободны.

– Куда вы направляетесь?

– В кафе. Мой жених скоро заканчивает там работу. Мы всегда возвращаемся домой вместе.

В некотором смысле это правда. Серджо – коллега по ГПД и официант в «Казина дель Лаго». Он притворяется ее женихом – он хотел бы быть ее женихом, – но он всего лишь прикрытие. Квартира его семьи находится у подножия Испанской лестницы. Если ситуация станет слишком рискованной, она отправится туда вместо кафе.

Однако солдата, похоже, не интересует ее личная жизнь. Теперь она видит, что он совсем ребенок, ему едва исполнилось семнадцать. Неудивительно.

– На другой стороне улицы, в отеле «Флора», произошла стрельба. Преступники убили нашего командира. – Она широко раскрывает глаза, изображая удивление. – Вы ничего не слышали?

Но она все-таки слышала. Она никогда не забудет этот звук. Щелчок золотых дверей, выстрел из револьвера, удар о стену отеля. Звук был настолько коротким, насколько это возможно, и означал конец целой жизни. Никакого шанса на искупление – и безгрешная жизнь в дальнейшем.

– Я действительно слышала… что-то… я не знаю…

– Вы же знаете, что мы очень щедро вознаградим вас за любую информацию.

Секунду они смотрят друг на друга, как двое детей в игре «Гляделки», притворяясь, что верят в ее правила, в ее ложную опасность.

Наконец он возвращает ей бумаги, опускает фонарик и приподнимает фуражку. Она кивает, поворачивается и продолжает подниматься по склону, все еще чувствуя на себе его взгляд.

Слава богу, пока она свободна.

Глава 5

– Он больше не с Анитой.

После их встречи в холле гранд-отеля «Флора» Вивьен расспрашивала окружающих о Джоне Ласситере. Это было не в ее духе – интересоваться мужчинами – обычно они сами начинали рекламную кампанию сразу после знакомства: «Вот мои конюшни; жду подходящую женщину; ситуация временная». Вивьен казалось, что она уже все это слышала. Но Ласситер был другим. Для такого дерзкого и уверенного в себе человека он старался не так сильно, как она привыкла.

Сначала Вивьен предположила, что он не пытался, поскольку все еще был с Анитой Пачелли. Пачелли казалась такой неукротимой силой в итальянском кинематографе, что, влюбись вы в ее мужчину, могли бы стать самой ненавистной женщиной в стране. Ее имя при рождении неизвестно, а ее происхождение в лучшем случае туманно – ходили слухи о тунисских или ливийских корнях, семье, разлученной войной, крайней бедности в юности. Прежде всего, она была любимицей Ватикана: светловолосая красавица, которая забрала Маргариту, маленького ребенка, пострадавшего от войны, прямо из монастырского приюта. Но только после того, как Анита вышла замуж за эмигранта Джона Ласситера, усыновление, согласно итальянским законам, стало законным и завершенным.

Итальянское семейное законодательство представляло собой непроходимые дебри в попытке удержать родителей и детей вместе, а женщин – дома путем принудительного заключения брака и незаконности развода. Женщина, забеременевшая не от своего мужа, может обнаружить, что ее имя вообще отсутствует в свидетельстве о рождении, что ее законный муж имеет все права опеки над своим небиологическим ребенком, и только следующий на очереди – биологический отец.

– Но это абсурд, – заметила Вивьен Клаудии Джонс, звезде фильма «Когда не останется ничего», которая рассказывала ей о Джоне Ласситере.

Вивьен стала регулярно проводить время в гримерке Клаудии, а не в комнате сценаристов, где стены с большими окнами часто привлекали к ней похотливые взгляды прохожих мужского пола. Эти итальянские мужчины – плотники, разнорабочие, грузчики – излучали странную первобытную силу, несмотря на то, что были ниже Вивьен, которая на каблуках приближалась к шести футам [21] и часто носила их именно по этой причине. Хотя ей и не грозила опасность поддаться, она не могла сравниться с этими мужчинами в настойчивости.

Клаудия пожала плечами.

– Ватикан пытался провернуть этот трюк с Ингрид Бергман несколько лет назад, помнишь? Она просто проигнорировала их.

– Она мне всегда нравилась.

Клаудия одарила Вивьен своей всемирно известной улыбкой.

– Что тебе так нравится в Ласситере?

Вивьен приподняла бровь и ахнула.

На протяжении всего сеанса сплетен Вивьен полулежала на маленькой раскладушке в гримерке Клаудии, положив босые ноги на комод, а Клаудия сидела с другой стороны от нее. Женщины курили одну сигарету на двоих, которую им удалось найти, несмотря на пункт в контракте Клаудии, запрещающий любое поведение – на съемочной площадке или вне ее, – которое могло негативно сказаться на репутации студии. Этот пункт о «морали» был согласован после инцидента, который был связан не с курением, а с чем-то настолько беспрецедентным, что юристы студии сформулировали пункт в контракте в столь же беспрецедентных и непристойных выражениях.

– Он был с их приемной дочерью Маргаритой, когда я на него наткнулась. – Вивьен глубоко затянулась, прежде чем вернуть сигарету Клаудии. – Они так и не развелись?

– Нет, она любимица кардиналов. Даже кардинал Маркетти не смог добиться от Святого Престола аннулирования ее брака. Она ужасно набожна. К тому же разводов здесь не существует, так что они в ловушке, как и миллионы других итальянцев.