Время дракона - Лыжина Светлана

- Вот как? - усмехнулся Влад. - Ты расхваливаешь моего отца и говоришь, как он был доволен тобой... Почему же он при жизни не расхваливал тебя так, как ты теперь расхваливаешь его?

Тварь задумалась и вдруг покосилась на боярина Войку, который, как всегда стоя справа от государя, пристально смотрел на неё и тихо повторял:

- Пошла отсюда. Пошла.

- Что случилось? - спросил Влад, но теперь уже не мысленно, а вполголоса.

- Так вот же - чёрная кошка сидит, - шёпотом ответил боярин. - Хочу прогнать, но не хочу мешать службе.

- Оставь, - устало бросил князь.

Между тем чтение псалмов почти окончилось. Остался всего один - девяностый, и когда прозвучали слова: "На руках понесут тебя Ангелы, да не споткнётся о камень нога твоя, на аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и змея", - младший Дракул опять посмотрел себе под ноги. Дракон сидел на прежнем месте и всё так же следил за совершением обедни, а драконий хвост лежал почти рядом с княжескими сапогами.

"Попирать будешь змея", - мысленно повторил Влад, еле заметно приподнял мысок левой ноги, но тварь, как всегда, была начеку. Дракон, мгновенно подобрав под себя хвост, оглянулся и с укоризной посмотрел на господина.

Влад частенько пытался так подшутить над своим ручным гадом - наступить ему на хвост - и пусть это никогда не удавалось, государь оставался весел. Вот и сейчас он был настроен шутить, и, наверное, поэтому деревенская обедня, не очень красивая и не очень длинная, которая вряд ли понравилась бы монахам, очень ему нравилась - нравилась своими огрехами.

Виновником огрех чаще всего был местный дьякон, обладавший могучим голосом и стремившийся показать свой дар. При всяком удобном случае этот человек выдавал такие замысловатые напевы, что с трудом с ними справлялся. Голос мог стать густым и шершавым, как звук боевой трубы в турецком войске, или же звонким, рвущимся вверх, как звук пастушьей свирели, а ведь человеку трудно делать такие переходы за короткое время.

После освящения вина и просфор, дьякону положено в очередной возглашать "благослови, владыко". Начав выпевать первое слово, дьякон отчего-то задумался, поэтому слово тянулось и тянулось, пока не растворилось где-то вдали. Второе слово зазвучало тихо, будто его возглашали в соседнем селе, и вдруг служитель опомнился, голос вернулся, дрогнул и взлетел высоко над толпой, грозя сорваться в тонкое лошадиное ржание. К счастью, не сорвался.

- Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков, - невозмутимо возгласил священник, будто успокаивая переполошившегося дьякона.

Не менее забавным казалось пение хора. Мотив пения неуловимо напоминал застольную песню - бодрую и живую. "Очевидно, этому хору доводилось петь не только на церковных службах, - подумал младший Дракул. - А может, за столом эти люди поют чаще, чем в церкви?"

Даже такой привычный момент богослужения как ход с Евангелием, теперь представлялся Владу смешным. Перед дьяконом, несущим священную книгу, полагается идти помощнику с зажжённой свечой, означающей свет христианского учения - князь прекрасно это знал, и если бы служба проходила в полумраке храма, то зажжённая свеча показалась бы Владу очень красивой и вызвала бы благоговение. А вот на открытом воздухе, когда ярко светило солнце, она вызывала совсем другие чувства. "Днём с огнём ходят", - невольно подумал государь. Он понимал, что это символ, а символический предмет обычно бесполезен с житейской точки зрения, но пресловутая свеча всё равно казалась не символом мудрости, а олицетворением глупости.

Государь ненадолго сделался серьёзным, когда в ходе службы читались отрывки из апостольских сочинений. В тот день читали "Второе послание к коринфянам" от Павла - как раз то место, где упоминается склочный человек, говоривший на апостола хулу и смущавший коринфскую христианскую общину. Этого ругателя Павел призывал простить, уверяя, что склочный человек достаточно наказан, если восстановил против себя всех и видит обиженные взгляды, обращённые на него отовсюду.

Услышав эти слова, Влад насторожился, будто некий голос с небес сказал ему: "Вот как надо было поступить со склочным Кукувей. Вот к чему тебе следовало призвать здешних жителей. А ты им что насоветовал? Окажись апостол Павел здесь, он призывал бы простить старого сквернослова, а не избавиться от него".

На каждый день церковного года назначены свои чтения, так что совпадение между предметом недавнего суда и предметом чтений казалось почти невозможным. "Неужели, Бог всё-таки обращается ко мне?" - спросил себя младший Дракул и некоторое время размышлял над ответом, склонив голову, но затем глянул исподлобья в небо и мысленно произнёс: "Конечно, совет апостола лучше. Беда лишь в том, что здешние селяне не станут следовать такому совету. Старый Кукувя слишком досадил им. Да, я мог бы напомнить людям о христианском смирении и ехать дальше, ни о чём не заботясь, но я вник в дело и дал такой совет, который действительно поможет. Я доволен своим судом, а если я неправ, то хочу, чтобы мне растолковали, в чём я заблуждаюсь".

По мнению Влада, местный священник тоже должен был заметить, что дело о старом склочнике и послание апостола Павла удивительным образом перекликаются. "Если священник заметил, то пусть проповедует и докажет селянам, что они должны смиренно терпеть всякую издёвку, - рассуждал князь. - Но докажет ли? Нет. Наверняка, он пытался доказать ещё давно, но селяне всё-таки решили обратиться ко мне".

Правителю опять сделалось весело. Он снова стал видеть забавные огрехи церковной службы. Например, ему очень понравилось чтение Евангелия, начавшееся вслед за чтением апостольского послания. В этот раз попался отрывок из двадцать третьей главы Евангелия от Матфея, где говорится: "Горе вам, книжники и фарисей! Горе вам, вожди слепые!" - а юноша-чтец произносил эти слова таким пугающим голосом, что невольно вспоминались страшные сказки, слышанные в детстве. Чтец даже завывал немного, повторяя "горе вам", "горе вам". Владу стало жутко и смешно одновременно, поэтому государь еле удержался от улыбки, а по окончании службы объявил деревенскому старосте, что очень доволен и желает когда-нибудь ещё раз послушать здешнюю обедню.

Влад совсем не жалел, что задержался. Он даже подумал, что зря отказался причаститься. "Может, из-за этого от тебя ускользнуло ещё что-то чудесное, что могло бы произойти? - спохватился он. - Да, могло и ускользнуть, но теперь ничего не поделаешь - ты сделал выбор и остался непричастным".

Чешуйчатая шавка, которая стремилась проникнуть даже на обедню, преследовала младшего Дракула не всегда. Пока был жив старший Дракул, тварь могла не показываться младшему очень долго. Она не показывалась даже тогда, когда её звали. Например, в тринадцать лет Влад призывал шипящего советчика каждый вечер, ложась спать: "Ну, где ты, шавка? Мне очень нужно, чтобы ты мне подсказал! Очень нужно!" - но дракон не появлялся.

Временами Владу казалось, что отцовский дьявол не приходит, поскольку уже достаточно навредил, ведь в тринадцать лет у отрока стали появляться такие мысли, что в аду среди сластолюбцев он мог бы рассчитывать на почётное место. Случалось, княжич просто посмотрел на некую девицу, проходящую мимо, и вдруг начинал думать о ней такое, что если б она узнала, как он про неё думает, то посчитала бы себя сильно оскорблённой. Княжич и сам не ожидал, что станет думать так. А дьявол наверняка видел, кем стал отрок, и потому был спокоен за его будущее - незачем вмешиваться, если уже сотворил нового грешника.

Влад начал не только думать по-новому, но и делать то, чего раньше никогда бы не сделал. Например, как только отец уехал к султану, Влад тут же последовал прошлогоднему совету старшего брата - оделся поскромней и вышел через задний двор в город. Княжичу не препятствовали, поэтому его отлучки из дворца стали регулярными. Казалось, что отрок предоставлен сам себе, как это было в гостях у Яноша. Никто не надзирал и ничего не требовал.