Время дракона - Лыжина Светлана

- Эй, Колца, - обратился Влад к нынешней отцовой жене.

Наверное, обращение по имени получилось небрежным, но брэилянка не заметила этого. До сих пор Влад обращался к ней редко - почти никогда. Старшие княжичи и их мачеха не враждовали, а просто жили, не замечая друг друга, поэтому теперь, когда один из княжичей заговорил с отцовой супругой без особых причин, она удивлённо повернулась и произнесла:

- Что?

- Ты хлеб печь умеешь? - серьёзно спросил Влад.

- Я давно этого не делала, но, кажется, не разучилась, - ответила Колца.

- А шить умеешь?

- Шить? Кое-что умею, но не всё.

- А одежду стирать?

- Стирать? - брэилянка задумалась. - Об этом я знаю только понаслышке. Это ведь долгое, кропотливое и довольно грязное дело. Сперва надо приготовить щёлок. Для этого нужна зола....

- Нет, не надо мне рассказывать, - помотал головой Влад.

- Не надо? - брэилянка удивилась ещё больше, чем прежде. - А зачем же ты меня спрашиваешь?

- Просто так, - улыбнулся княжич, обрадованный тем, что услышал.

"С моей мамой ей не тягаться, - мысленно подытожил он. - Мама была лучше. Гораздо лучше. Она ведь всё умела - и хлеб печь, и шить, и стирать. А Колца - нет".

"Почему же отец решил жениться на Колце? - рассуждал тринадцатилетний Влад. - Наверное, потому что красивая. Вот и вся причина". Подумав об этом, он вспомнил, как Мирча тоже обмолвился про Колцу, что та красивая: "Старшему брату в ту пору было столько же лет, сколько тебе сейчас, а отец услышал и сказал, что Мирче пора жениться".

"Может, и мне пора жениться?" - задумался Влад и сразу хмыкнул - хмыкнул потому, что не хотел жениться. Даже на Сёчке он теперь не женился бы, ведь она оказалась неверная - вышла замуж за одного брата, а другому строила глазки. Конечно, если б невестка вела себя как примерная жена, то не понравилась бы Владу. Он понимал это и, стремясь вернуться в замок Гуньяд, надеялся как раз на её ветреный характер. "Этот характер по-своему прекрасен", - думал княжич, и всё же жениться на Сёчке больше не хотелось.

За ветреницей лучше ухаживать, чем быть женатым на ней, поэтому оказаться на месте старшего брата младший больше не стремился. Теперь Влад считал, что получил от судьбы самое лучшее место - своё собственное. Да и отец когда-то говорил:

- Я тоже был вторым сыном у своего отца. Разве мне жилось плохо?

"Конечно, нет! Вовсе не плохо!" - говорил себе Влад и радовался, видя сходство своей судьбы и отцовской даже в том, что касалось очередности рождения.

Основываясь на странном сходстве судеб, княжич даже пробовал предсказать будущее. "Если родители смогли скрыться от лысого дяди, то я с братьями смогу скрыться от Басараба", - думал он, и правота этих рассуждений отчасти подтверждалась спокойствием отца Антима. Если мудрый монах выглядел спокойным, значит, ничего плохого не ожидалось.

Отец Антим сидел в повозке рядом с возницей и беззаботно глядел по сторонам, любуясь зеленью окрестных холмов и причудливыми поворотами дороги. Судя по всему, наставнику казались одинаково приятными и визгливый скрип колёс, и мелодичное чириканье невидимых птиц, причём эти звуки нисколько не мешали молитвам - правая рука всё так же перебирала чётки. "А может, отец Антим читает не всегдашние молитвы, а просит Бога о том, чтобы мы не попали в руки Басараба?" - пытался угадать Влад, глядя на наставника.

Монах стал молиться чуть меньше, когда холмистая равнина осталась позади, а путников обступили горы. Как ни странно, в горах дорога не взбиралась высоко, не искала перевалов, а бесконечно петляла меж кряжами, будто сбивая со следа возможную погоню. Наверное, так оно и получалось на самом деле. Наверное, Бог, вняв молитвам, решил защитить беглецов и помочь им спрятаться, а может, Божьей помощи и не потребовалось, потому что обо всём позаботился боярин Нан.

Поместье, куда боярин отправил беглецов, затаилось среди гор, за лесами. Оно оказалось маленьким, но это было легко предсказать - скрытое всегда маленькое, ведь большое поместье не спрячешь.

Владу хорошо запомнился дом в усадьбе - двухэтажный, с белёными стенами и четырёхскатной крышей из дранки, уложенной так, что она напоминала рыбью чешую. Двери второго этажа выходили на деревянную галерею, опоясывавшую всё строение, а лестница с галереи спускалась прямо во двор.

"В таком доме трудно кого-то поймать, - подумал княжич. - Трудно потому, что беглец наверняка успеет убежать или через верхний этаж, или через нижний". Эта мысль прибавляла уверенности, что у Нана добрые намерения, ведь если б жупан хотел распоряжаться судьбой княжеской семьи по своему усмотрению, то поселил бы беглецов в доме-крепости, откуда можно было бы выйти только через одни двери.

"Хороший дом", - решил княжич, однако жилище понравилось Владу ещё и потому, что он продолжал обдумывать свой побег за горы, а из такого дома легко получилось бы улизнуть незамеченным, причём в любое время.

Дом много лет стоял запертым, но усадьба не была заброшенной. В обособленных строениях, стоявших вокруг двора, жил управляющий имением, а также его супруга, двое взрослых сыновей и много слуг.

Все они встретили гостей заботливо и участливо, потому что Нан заранее передал управляющему:

- У вас поживёт семья моего побратима, который уехал к туркам и пропал.

Ближайший город находился довольно далеко. Городские новости в усадьбу доходили плохо, поэтому местные жители ничего не заподозрили, когда в господском доме поселилась обещанная "семья побратима": отрок пятнадцати лет, отрок тринадцати лет, четырёхлетний мальчик с нянькой, молодая женщина с грудным ребёнком и пожилой монах.

Жизнь в усадьбе чем-то напоминала Владу жизнь в гостях у Гуньяди - наверное, из-за чувства свободы. Церковь требовалось посещать не каждый день, а в неделю раз, потому что в деревенской церкви служили только по воскресеньям и по большим праздникам. К тому же опять не стало уроков, ведь отец Антим и теперь полагал, что учение лучше отложить, потому что в голове у Влада всё равно ничего не удержится, а у Мирчи, давно забросившего учёбу ради государственных дел, и подавно.

Впрочем, уроки у Влада всё же были, но особые. Позднее, когда он сделался государем, его подданные не раз удивлялись, откуда правитель так хорошо знаком с народными обычаями и всякими поверьями. А ведь он узнал эти обычаи именно в поместье у боярина Нана. Рядом с усадьбой располагалось сразу несколько деревень. Влад и Мирча часто наведывались туда и принимали участие во всех играх и развлечениях.

Вот так Влад и узнал, что летом, когда бывает самая короткая ночь в году, празднуется праздник Сынзиэнеле. Весь день перед праздником девушки собирали цветы в лесу, плели себе венки, а вечером водили хороводы вокруг костра и пели особые песни.

Выслеживать девушек, когда они перед праздником собирали цветы, строго запрещалось, ведь девушки на это время становились лесными феями - так объяснили Владу. Вот почему он, глядя на их вечерние хороводы и слушая их песни, вспоминал других фей, которые не таились и сами звали его собирать цветы всего три месяца назад.

Сёчке вспоминалась часто. Влад скучал по ней, но вспоминал и её служанок. Наверное, в замке он лукавил сам себе, думая, что обхаживает их только ради невестки. А может, и не лукавил. Может, Сёчке в его глазах составляла со своими служанками одно целое. Влад не мог разобраться в своих прежних чувствах, но вот теперь он сознавал, что размышляет о каждой девице в отдельности.

"Которая из служанок лучше? - думал он. - Может, Ивола? Она самая бойкая из шестерых и, наверное, остаётся бойкой даже в тех случаях, когда большинство девиц робеет. Было бы приятно снова почувствовать на лице эти щекочущие пальчики - как тогда, когда тебе деловито одевали повязку перед игрой". Владу хотелось разом сжать все эти пальчики в своей ладони и крепко поцеловать. Если же он сидел у себя в комнате, то смотрел на дверь и представлял, что Ивола появляется, начинает задорно щебетать, зовёт поиграть в догонялки, но на этот раз без других девиц. А дальше княжич представлял себе такое, на что Ивола, даже будучи бойкой, могла и не согласиться, если б он попробовал всё это осуществить.