Время дракона - Лыжина Светлана

"А может, лучше Марика? - размышлял отрок. - Марика ведь первая меня поцеловала, когда я дарил девицам пояс. Почему она решила благодарить меня именно так? Никто ей не говорил, как надо. А может, она охотно сделала бы всё то же самое без подарка?" Приятную догадку о сговорчивости Марики подтверждало и то, что в саду, где росло цветущее дерево, эта девица никуда не убегала и опять целовалась без всякого принуждения. "Вот бы проверить, на что она согласна", - думал Влад, причём в мыслях он проверил это много раз и ни разу не оказался разочарован.

Совсем по-другому он рассуждал об Ануце. "Она скромная, и даже платье у неё самое скромное, - говорил себе княжич. - С такими скромницами намучаешься, даже если нравишься им". Пусть Ануца пыталась бороться со своей скромностью, но получалось не очень-то, так что этой девице Влад не оказывал предпочтения даже в мечтах. Разве что иногда, когда он был особенно уверен в себе и желал задачек потруднее.

Чилла нравилась княжичу ещё меньше чем Ануца, потому что всего боялась, даже лягушек боялась. Не нравилась и Лия, потому что казалась невзрачной и чем-то напоминала о библейской Лии, которая была невзрачной сестрой красавицы Рахиль. А ещё та библейская Лия плодила детей, как крольчиха. "Этого только не хватало!" - мысленно фыркал княжич, но даже к Лии испытывал больше симпатии, чем к Беке. Пусть Беке отличалась очень милым личиком, но вот по характеру казалась совсем не мила - всё время язвила.

И всё же, если бы Влад мог чудесным образом вызвать к себе хоть кого-то из этих шестерых девиц, он бы согласился даже на Беке. "Лучше она, чем совсем никто", - считал княжич, вынужденный довольствоваться лишь мечтой, потому что служанки, как и Сёчке, остались за горами, в замке, окрестности которого хорошо охранялись.

"Добраться за горы не слишком трудно, зато на подступах к замку тебя могут схватить люди Яноша", - говорил себе Влад, и именно эта мысль мешала ему немедленно отправиться туда. А ещё больше озадачивал вопрос, как попасть в сам замок. "Кто тебя туда пустит? - спрашивал себя отрок. - Это только в сказках можно притвориться торговцем или бродячим музыкантом, а в жизни так не делается - тебя тут же узнают. Перелезть ночью через садовую ограду тоже не выйдет. Вернее, перелезть-то сможешь, но тебя сцапает стража". К тому же невестки могло не оказаться в замке. Влад помнил, что Яношева жена подумывала уехать в венгерскую столицу, и если бы уехала, то непременно взяла бы Сёчке с собой. Эржебет ни за что не оставила бы пятнадцатилетнюю золовку одну, и это обстоятельство могло нарушить все планы княжича и сделать их невыполнимыми.

Тем не менее, отказаться от затеи Влад не мог, ведь если б он отказался, испугался возможных препятствий, то жалел бы об этом всю жизнь. Влад мучился сомнениями, но продолжал готовиться. Он уже нарисовал карту, на которой отметил наилучшую дорогу через горы - такую, чтоб в объезд сторожевых крепостей и крупных городов. Он уже прикинул, что из вещей взять в дорогу - даже раздобыл мешок, который собирался приторочить позади седла. Он несколько раз перепрятывал накопленные деньги и, в конце концов, засунул их в самую глубину соломенного тюфяка, лежавшего на его кровати под пуховой периной.

Всё было готово. Влад ждал только одного - змея-дракона, который посоветовал бы, как проникнуть в замок или выманить оттуда невестку. "Ну, где же ты, шавка?" - мысленно повторял Влад, и вот однажды ночью дракон явился.

Сперва в темноте послышался знакомый стук когтей о половицы. Вопреки обычаю когти стучали быстро-быстро, а затем слева от кровати княжич увидел чешуйчатую морду с глазами, в которых отражался свет луны - отражался так же, как это бывает у кошек и собак.

- Ты звал меня? - прошипела тварь, подойдя ближе и сев в головах у княжича.

- Да, - обрадовано сказал тот. - Почему ты раньше не приходил?

- Мой хозяин не отпускал, - ответила тварь и оглянулась.

- Мой отец тебя не отпускал? - удивился Влад. - А почему? Ты ему сейчас очень сильно нужен?

- Нет, - ответил дракон.

Княжич вдруг сообразил, что может разузнать у этой твари что-нибудь о своём отце. От родителя не было вестей уже второй месяц, поэтому следовало воспользоваться случаем! Пускай княжич до конца не верил, что дракон настоящий, но всё равно не мог не спросить:

- Как мой отец живёт у турков? Ему там хорошо?

- Хорошо, - прошипела тварь, - но у меня нет времени, чтобы рассказать тебе больше. Я пришёл совсем ненадолго. Меня могут позвать обратно. Ты хотел совета на счёт девиц?

- Да, - сказал княжич. - Ты ведь знаешь, что я задумал.

- Знаю, - улыбнулась чешуйчатая шавка, - и одобряю.

- А мой отец? - сам не зная, почему, спросил Влад. - Отец бы одобрил? Пусть даже в глубине души...

- Нет, не одобрил бы, - ответила тварь, - но когда он узнает, то дело будет уже сделано, поэтому твой отец не станет гневаться. Он мудрый человек. Он понимает, что гневаться надо вовремя.

Дракон всем своим видом показывал, что отрок вместо того, чтоб расспрашивать об отце, мог бы получить уйму ценных советов, однако отрок думал именно об отце.

- Но ты ведь всё равно поедешь, да? - прошипела тварь, стремясь вывести Влада из задумчивости.

- Поеду, - решительно произнёс княжич, - поэтому посоветуй, как мне попасть в замок. Или как выманить оттуда Сёчке?

Дракон уже открыл пасть, чтобы ответить, но тут оглянулся и в следующее мгновение бесследно растаял в ночной темноте. Сон продолжался, а чешуйчатой твари в комнате больше не было. Очевидно, отец Влада позвал свою шавку, и той пришлось подчиниться.

Она так и не вернулась в сон княжича - ни на другую ночь, ни на следующую, ни после. Влад напрасно ждал почти две недели и даже успел задуматься: "А что было бы лучше - получить совет или узнать новости об отце?" В конце концов, княжич решил, что новости всё-таки важнее, потому что если б пришлось выбирать между родительским благополучием и девицами, Влад даже согласился бы постричься в монахи, то есть навсегда оградить себя от женского общества. Хорошо, что этого не требовалось. "Как встретиться с Сёчке, я придумаю сам", - успокаивал себя отрок. И вот как-то раз, сидя за обедом, он додумался! Влад так обрадовался, что остальные сидевшие за столом - старший брат, брэилянка, отец Антим и нянька, кормившая маленького Раду - невольно обратили на это внимание. Владу даже пришлось их успокоить:

- Ничего. Это я так. Вспомнил кое-что.

"Приеду во владения Гуньяди к празднику нового урожая, - решил княжич. - В праздничной кутерьме легче всего остаться незамеченным, а когда именно начнётся кутерьма, я знаю - в середине августа, ведь праздник нового урожая у венгров всегда совпадает с днём святого Иштвана!"

Княжич помнил о дне святого Иштвана, потому что видел празднества в ту пору, когда жил с родителями и старшим братом в Сигишоаре. Немцы в городе не праздновали, а вот в венгерской деревне, находившейся недалеко от города, люди праздновали. Сначала они торжественно обходили всю околицу, надев на головы венки из колосьев, затем приносили в церковь хлебы из новой муки, чтобы священник благословил эту пищу, а затем начиналось пиршество на деревенской площади, танцы и прочее веселье.

"Если Сёчке не уехала из замка, то обязательно пойдёт на праздник урожая в одно из ближних селений, - подумал Влад. - На Пасху она вместе со всеми служанками ходила в деревню. Значит, и в этот раз пойдёт. Только бы не уехала никуда!"

Эта же мысль вертелась в голове у Влада, когда он гнал коня по горной дороге в сторону венгерской границы. Княжич покинул поместье боярина Нана посреди бела дня, ни с кем не простившись. Только оставил в своей комнате на гвозде, неизвестно для чего торчащем из стены, письмо. В письме, которое состояло всего из двух строк по-славянски, беглец говорил, что уехал надолго, и что искать не надо.

Только в дороге княжич спохватился и понял, что зря не разменял часть золота на серебро. Рассчитываться мелочью было бы удобнее и безопаснее. Он понял это в первый же вечер, когда в одном из селений напросился на постой. Через это селение не проходило торгового пути, поэтому корчмы там не нашлось. Влад остановился в доме у обычных крестьян. Сперва наврал им, что является гонцом и везёт важное письмо, но как только достал из кошелька золотую монету, то все присутствующие - муж и жена, сидевшие за столом, старуха, сидевшая возле печки, и дети, лежавшие на полатях - уставились так, будто увидели клад.