Райский сад - Хемингуэй Эрнест Миллер

— Привет, молодой человек, — сказал чей-то голос. Отчего у тебя такой негодующий вид?

— Здравствуйте, полковник, — сказал Дэвид и вдруг ощутил прилив радости. — Что вы здесь, черт побери, делаете?

У полковника были голубые глаза, рыжеватые волосы и загорелое лицо, такое, точно выбившийся из сил скульптор высек его из кремня, сломав при этом свой резец. Он взял стакан Дэвида и попробовал вино.

— Принесите такую же бутылку на тот стол, — сказал он бармену. — Вино должно быть холодным, но не замороженным. Принесите сразу.

— Да, сэр, — сказал бармен. — Слушаюсь, сэр.

— Пойдем, — сказал полковник, приглашая Дэвида за столик в углу зала. — Ты отлично выглядишь.

— Вы тоже.

На полковнике Джоне Бойле был темно-синий костюм, сшитый из плотной на вид, но легкой ткани, голубая рубашка и черный галстук.

— Я всегда в порядке, — сказал он. — Тебе нужна работа?

— Нет, — сказал Дэвид.

— Так уж сразу и нет. Даже не спрашиваешь, что за работа. — Голос его звучал так, словно у него пересохло в горле.

Принесли вино, официант наполнил два стакана и поставил блюдце с вымоченными в чесночном соусе оливками и фундуком.

— А где анчоусы? — спросил полковник. — Что это за fonda 12?

Бармен улыбнулся и пошел за анчоусами.

— Прекрасное вино, — сказал полковник. — Первоклассное. Я всегда верил, что когда-нибудь и у тебя будет хороший вкус. Итак, почему же тебе не нужна работа? Книгу ты уже закончил.

— У меня медовый месяц.

— Глупое выражение, — сказал полковник. — Мне не по душе. Звучит как-то слащаво. Почему не сказать: «Я недавно женился»? Впрочем, разницы никакой. Все равно проку от тебя теперь не будет.

— Что за работа?

— Без толку рассказывать. На ком женился? Я ее знаю?

— Кэтрин Хилл.

— Я знал ее отца. Очень странный малый. Угробил себя в автокатастрофе. Жену тоже.

— Я их не знал.

— Ты не был с ним знаком?

— Нет.

— Странно. Впрочем, понятно. Тесть он все равно никакой. Мать, говорят, была одинока с ним. Глупо. Взрослые люди, и так погибнуть. Где ты с ней познакомился?

— В Париже.

— У нее там дядька, тоже бестолковый. Полное ничтожество. Ты с ним знаком?

— Видел на скачках.

— В «Лоншане» или «Отее»? Как тебя угораздило?

— Я женился не на родственниках.

— Конечно, нет. Но так уж получается. Женятся и на родственниках, живых и мертвых.

— Не на дядях и тетях.

— Да ладно. Получай удовольствие. А знаешь, книга мне понравилась. Покупают хорошо?

— Очень хорошо.

— Она меня задела за живое, — сказал полковник. — А ты не так-то прост, сукин сын.

— Как и вы, Джон.

— Надеюсь, — сказал полковник.

Дэвид заметил в дверях Кэтрин и поднялся. Она подошла к ним, и Дэвид сказал:

— Это полковник Бойл.

— Как поживаете, моя милая?

Кэтрин взглянула на него, улыбнулась и села за стол. Дэвиду показалось, что она возбуждена.

— Ты устала? — спросил Дэвид.

— Кажется.

— Выпейте стаканчик вина, — сказал полковник.

— Можно я выпью абсент?

— Конечно, — сказал Дэвид. — Я тоже.

— Мне не нужно, — сказал полковник бармену. — В этой бутылке вино уже не то. Поставьте ее охлаждаться, а мне налейте стакан из холодной бутылки.

— Вам нравится чистый перно? — спросил он Кэтрин.

— Да, — ответила она. — Я очень стеснительна, а перно помогает.

— Чудесный напиток, — сказал полковник. — Я бы присоединился к вам, но мне еще работать после обеда.

— Прости, я забыл сказать тебе, где мы встретимся.

— Очень мило.

— Я был в банке, взял почту. Там много писем тебе. Я оставил их в номере.

— Мне нет до них дела.

— Я видел вас в «Прадо» в греческом зале, — сказал полковник.

— Я тоже вас видела, — сказала она. — Вы всегда смотрите на картины так, точно они принадлежат вам и вы прикидываете, как их лучше повесить.

— Возможно, — сказал полковник. — А вы смотрите на картины глазами молодого вождя воинственного племени, удравшего от старейшин, чтобы полюбоваться скульптурой Леды с Лебедем?

Загорелые щеки Кэтрин вспыхнули, и она взглянула на Дэвида, а потом на полковника.

— Вы мне нравитесь, — сказала она. — Расскажите еще что-нибудь.

— И вы мне, — сказал он. — Я завидую Дэвиду. Неужели кроме него вам никто не нужен?

— А как вы думаете?

— Я сужу только о том, что вижу, — сказал полковник. — А теперь выпейте-ка еще этой горькой, как полынь, настойки истины.

— Сейчас не хочу.

— Больше не стесняетесь? Все равно выпейте. Вам на пользу. Вы самая темнокожая из белых женщин. Правда, ваш отец был очень смуглым.

— Должно быть, я в него. Мама была белокурая.

— Я не знал ее.

— А отца вы хорошо знали?

— Пожалуй.

— Каким он был?

— Очень неуживчивый, но обаятельный человек. Вы правда стесняетесь?

— Правда. Спросите Дэвида.

— Вы очень быстро справляетесь с этим.

— С вашей помощью. Каким был мой отец?

— Необыкновенно стеснительным, но мог быть и очень обаятельным.

— Ему тоже нужен был перно?

— Ему все было нужно.

— Я похожа на него?

— Нисколько.

— Это хорошо. А Дэвид?

— Нисколечко.

— Еще лучше. Как вы догадались, что в «Прадо» я чувствовала себя мальчиком?

— А почему бы вам не быть им?

— Я вошла в роль только вчера вечером. Почти целый месяц я была женщиной. Спросите Дэвида.

— Вам незачем отсылать меня к Дэвиду. Кто же вы теперь?

— Мальчик, если не возражаете.

— Мне-то что. Только это не так.

— Просто хочу, чтобы так думали, — сказала она. — А быть им не обязательно. Но в «Прадо» было замечательно. Вот мне и захотелось рассказать об этом Дэвиду.

— У вас еще будет время поболтать с Дэвидом.

— Да, — сказала она. — У нас на все хватает времени.

— Где вы так загорели? — спросил полковник. — Знаете, какая вы черная?

— Еще в Ле-Гро-дю-Руа, а потом недалеко от Ла-Напуль. Там была бухточка, к которой вела скрытая соснами тропинка. С дороги ее не видно.

— Долго загорали?

— Месяца три.

— И что теперь будете делать с таким загаром?

— Носить его, — сказала она. — Прекрасно смотрится в постели.

— Тогда не стоит терять время в городе.

— Пойти в «Прадо» не значит терять время. И потом, я вовсе не прикидываюсь. Я такая и есть. У меня действительно очень смуглая кожа. Солнце только помогает. Мне бы еще потемнеть.

— Ну, вы своего добьетесь, — сказал полковник. — А еще чего хотите?

— Просто жить, — сказала она. — С нетерпением жду каждого дня.

— А сегодня день удался?

— Да. Конечно. В нем были вы.

— Вы с Дэвидом пообедаете со мной?

— С удовольствием, — сказала Кэтрин. — Я поднимусь переодеться. Вы подождете?

— Может, допьешь? — сказал Дэвид.

— Мне теперь ни к чему, — сказала Кэтрин. — Не беспокойся за меня. Я не буду стесняться.

Она пошла к выходу, и они оба посмотрели ей вслед.

— Я был не слишком груб? — спросил полковник. — Надеюсь, нет. Очень славная девочка.

— Хочется верить, что я ей подхожу.

— Подходишь. Сам-то ты как?

— По-моему, хорошо.

— Ты счастлив?

— Очень.

— Помни, все хорошо, пока не становится плохо. Сам почувствуешь, когда будет плохо.

— Думаете?

— Уверен. А не почувствуешь, значит, так и надо. Тогда все едино.

— И как скоро это случится?

— Я ничего не говорил о сроках. Что это ты?

— Простите.

— Ты сам этого хотел. Так наслаждайся жизнью.

— Мы наслаждаемся.

— То-то я вижу. Одно тебе скажу.

— Что?

— Смотри за ней как следует.

— И это все?

— Кое-что добавлю. Потомство не заводи.

— Пока не намечается.

— Великодушнее будет обойтись без него.

— Великодушнее?

— Лучше.

Они еще немного поговорили о знакомых, и полковник очень распалился. Дэвид увидел в дверях Кэтрин в белом костюме из плотной ткани, который еще больше подчеркивал ее загар.