Хозяйка: Значит, вам будет приятно посмотреть, как их накажут. Или наоборот, знакомство с ними поможет вам преодолеть собственный комплекс перед личными обысками.
Гражданка: Да, в дальнейшем это мне пригодится. Только я не выношу вида крови, могу в обморок упасть.
Хозяйка: Чепуха, я дам вам темные очки. И к тому же, разве вы падаете в обморок, например, при виде месячных? А ведь с философской точки зрения кровь одна и та же.
Гражданка: Я об этом как-то не подумала. С философской точки зрения, наверное, есть что-то общее между месячными очищениями организма и очищением общества от чуждых элементов?
Хозяйка: Я же говорила, из вас выйдет способная неофитка. Конечно, все относительное должно смыкаться где-то в абсолюте. А поскольку ваша боязнь не абсолютна, а относительна, мы с вами вместе ее легко преодолеем.
Чиновник: Да, вы толковый консультант, не зря у вас такая солидная репутация. Я потом хотел бы посоветоваться с вами по некоторым вопросам личных взаимоотношений.
Хозяйка: Каких угодно — и личных, и служебных. Скажем, вы ведь и несовершеннолетнюю к себе приняли? Если у нее будут проблемы с заданием...
Чиновник: Ну, с ней все ясно. Прежде чем давать ей какое-нибудь задание придется искать хорошего частного преподавателя.
Хозяйка: Считайте, что нашли. Я же доктор наук, и как вы убедились, в методах педагогики для несовершеннолетних тоже разбираюсь. Так что смогу давать уроки не только грамматики, но и философии, богословия, гадания, да и над фигурой с ней поработаю — тут о квалификации вы можете по моей фигуре судить. И возьму недорого.
Чиновник: Договорились. Вы и впрямь интересная особа, я бы сказал, с изюминкой. А то я предлагал эту подработку секретарше. Она отказалась. Прямо-таки в ужасе.
Хозяйка: Ее можно понять. Небось, до сих пор опись вещей диктуют?
Чиновник: Нет, мы последовали вашему совету. Сослались на то, что несовершеннолетняя не может быть надзирательницей, и приговорили не к заключению, а к телесному наказанию.
Хозяйка: Значит, мы и к ней поедем?
Чиновник: Вот еще, машину гонять! Отправили домой. Пусть обратится к родителям, чтобы всыпали ремешка. А застесняется — подружку попросит. Но к вам будет просьба — вы уж при случае осмотрите ее пупок и составьте на нее исчерпывающую характеристику.
Хозяйка: Запросто. А хотите, по дороге попробую и насчет загробной участи вашей генеральши разузнать, если у нее пупок не повредили? Там могут быть очень любопытные данные о взаимосвязи линий судьбы и жировых отложений.
Чиновник: Только, пожалуйста, все же оденьтесь. А то бригада мужская, и вы будете отвлекать ее от служебных обязанностей,
Хозяйка: Вот уж не думала, что ваши сотрудники так легкомысленны и способны отвлекаться по пустякам. Но, пожалуй, и впрямь надо что-то набросить. Оттуда ведь придется ехать общественным транспортом, и опять будут проблемы с комитетом по защите нравственности.
Гражданка: Ой, а давайте оттуда ко мне зайдем! А то, как с подругой поссорились, я ведь все одна да одна. Так здорово будет — поболтаем, кофе выпьем, у меня и бутылочка найдется!
Хозяйка: С удовольствием, отметим ваше спасение. А заметили, что ваша участь изменилась после обращения к моей религии? Надо рассказать об этом чуде супружеской паре — вдруг они тоже захотят перейти? Тогда после казни мы произведем их в мученики.
Гражданка: С их-то отвратительными удовольствиями?
Хозяйка: Я же объясняла, что в нашей религии все относительно. Например, вы прошли через ту же процедуру в ванной, и от того, что вам удалось преодолеть себя и исполнить свой долг, тоже испытали при этом удовольствие. Разве есть тут что-то отвратительное? Кстати, принесите мне из ванной майку. Ее все равно стирать, а там одежда может заляпаться.
Чиновник: Бригада уже подъезжает, так что завершайте сдачу квартиры и выходите на улицу. Отключаю ваш канал.
Гражданка: Постойте, я с вами еще не попрощалась и не поблагодарила за все, что вы для меня сделали…
Чиновник: Мы же скоро увидимся у супружеской пары.
Гражданка: Вы тоже там будете? А говорили, что стараетесь не смотреть подобных сцен.
Чиновник: Ну, уж такую эффектную пару грех пропустить. Уж на что моя секретарша к этому равнодушна, и то просила ее непременно позвать.
Гражданка: Тогда нам лучше поспешить. А то пока будем копаться, вдруг им тоже придет помилование!
Чиновник: Нет, они настолько увлеклись, что так и не сорганизовались подать прошение.
Гражданка: Вот что значит пренебречь чувством долга!
Чиновник: Кстати, о долге. Там ведь супруга — тоже наша сотрудница, поэтому я попрошу вас лично принять ее документы, отпечатки пальцев и фотопленку, где муж ее снимал голой. И пусть она сдаст вам подушку, которую использовала в качестве личного оружия. Ну, до встречи! Машина вас уже ждет. (Монитор отключается).
Хозяйка: Давайте, где там за квартиру расписываться. Если что забыли, потом найдется.
Гражданка: Это вы забыли. Майку надеть.
Хозяйка: Спасибо, что напомнили. И сигареты захватите.
Гражданка: Да, надо взять, а то я что-то разволновалась. Вроде, все распланировано было, и вдруг так резко поменялось! Вот и гадаю теперь, как там оно дальше будет?
Хозяйка: Да чего гадать-то? Если нас куда-то везут, то с философской точки зрения, мы вступаем в полосу везения. Значит, все будет хорошо!
Гражданка: Тогда поехали!
ЗАНАВЕС
РАССКАЗИКИ ПОД НАСТРОЕНИЕ
ПАЦИФИСТ
— Обходи справа!.. Ура!.. Тра-та-та-та-та!.. Бабах! Бабах!
— Витька, а я твоих танками, танками! Ура!
Игорь Павлович закрыл уши пухлыми ладонями. Отложил газету с ласкающими душу миролюбивыми публикациями о конгрессе домохозяек за разоружение и тревожным сообщением о конфликте на Мальдивских островах. Сын за стенкой продолжал громить своими солдатиками Витькиных. Заслоняясь от их кровожадных выкриков, Игорь Павлович нажал кнопку телевизора. Первая программа. Немецкие танки по вине Сталина плющат гусеницами нашу землю. Зажмурившись, переключает на вторую. Советские танки, изрыгая огонь и смерть, рвутся от Бердичева к Берлину. Третья… Какая-то годовщина конфликта в Персидском заливе… Четвертая… Мордастый супермен одного за другим расстреливает своих мордастых противников… Когда по пятому каналу зазвенели шпаги Монтекки и Капулетти, Игорю Павловичу становится дурно. Трясущейся рукой он хватается за провод. Из розетки. С корнем. Как злобу из сердца. И тотчас же слышит опять:
— Витька! А я твоих танками, танками! В лепешку!
Это с детства. С маленьких красивых танков и пластмассовых солдатиков, не воняющих потом и кровью. Прививка злобы. Оружия. Попрание права на жизнь.
— Тра-та-та-та-та!..
Дверь в детскую. Куча солдатиков на ковре представляется грудой мертвецов с вытекшими глазницами и разорванными внутренностями.
— Папа! Отдай солдатиков! — орет сын, но Игорь Павлович, намертво вцепившись в коробку, закрывается в уборной.
— Пап-ка! Отда-ай!..
Подлая жалость лезет в сердце. Начиная размазывать слезы по лицу, Игорь. Павлович хватает ножницы. Пластмассовые винтовки отстригаются легко, чуть похрустывая. Как ногти. Нет смерти. Нет оружия. Танки — в унитаз!
— Пап-ка-а-а!
— Сынок… на! — в пухлых ладонях он тянет сыну демилитаризованных граждан. Тружеников. Созидателей.
— А-а-а! Мам-ка, гляди, что он наделал!
— Игорь! Ты пьян? — в дверях кухни раздраженное лицо жены. — Зачем ты обидел ребенка? Это жестоко. Пойди и купи ему новых солдатиков.
Ага. Они заодно. Она отягощена злом с детства. Зло стало ее натурой.
— Ну сходи, Игорь! Он же житья не даст!
— В магазин? — Игорь Павлович ухмыляется. Достает все деньги, сберкнижку, и вон, вон из квартиры! А во дворе детские голоса хлещут перекрестным огнем:
— Тах! Тах! Колька, ты убит!
В глазах темнеет. Как радостно, со смехом, мальчик произносит слово “убит”. Если бы он только представил своего друга синеющего, корчащегося последней судорогой в луже свежей крови!
