Рысюхин, вы в четырнадцать не шалили? (СИ) - "Котус"

Представив себе, что мою дочку всю жизнь будут именовать какой-нибудь Евлампией (спасибо, дед, за идею; спасибо, что не вслух, а то ещё, не приведи боги, понравилось бы), я содрогнулся и наутро отправился в Минск на дельталёте. И вечером вернулся домой, имея при себе новый документ на новую дворянку — Рысюхину Екатерину Юрьевну. И понял, что не даром летал в столицу Великого княжества, когда на пороге был встречен фразой:

— Мы решили назвать её Филоменой, и уже отправили за Сребренниковым, он завтра приезжает!

— Хорошо, что приезжает — у меня есть к нему дело, да и он говорил, что нужно подписать что-то. Но к получению документов на ребёнка он отношения не имеет. И, да, вот документы на дочку из Геральдической палаты Великого княжества.

Бумага, защищённая от разного рода воздействий, была схвачена, изучена, и…

— А почему Катя⁈

— Потому что из всех, предложенных вами вариантов, этот мне понравился больше… Нет, не так. Этот мне понравился.

Ульяна с мамой вроде бы даже обиделись, во всяком случае — весь вечер молчали, надувшись, но я это за «наказание» не счёл. Маша же только буркнула что-то вроде «давно пора было» и дальше вела себя как обычно. Жена и тёща дулись три дня, потом Алевтине Ивановне на подаренный мною мобилет пришёл вызов из Могилёва. О чём шёл разговор я, из-за магии прибора, не слышал, пересказ же в исполнении тёщи был эмоциональный и сумбурный, я понял только, что что-то с Артурчиком случилось, вроде бы даже ногу сломал, что ли. Я, каюсь, не удержался от уточняющего вопроса — кому, но услышала меня к счастью только Маша. Которая выбежала из комнаты, а потом ночью сделала мне выговор:

— Гад ты, Юра! Надо же было такое ляпнуть! Я еле-еле успела выскочить из комнаты, чтобы не ржать при всех и не стать врагом номер один за то, что посмеялась над горем «мальчика»!

— Чёрствая, бездушная кошатина!

— Ничего не чёрствая, очень даже мягкая, вот, сам проверь…

Проверка затянулась, да. А на утро пришлось вставать рано, чтобы отвезти тёщу с чемоданами на вокзал: она решила ехать в Могилёв из Минска утренним поездом Рига — Ростов-на-Дону, которым я лично ни разу не пользовался: и по времени неудобно, приезжает в город к пяти вечера, и билетов на проходящий поезд может не оказаться. Но, как говорится, вольному-воля. Денег на целителя для Артурчика предлагать не стал: и чтобы не оскорбить невзначай, и мало ли — вдруг на самом деле он не себе сломал ногу-то?

Возвращаясь домой, я чувствовал себя немножко гадом. Просто из-за того, что неприлично радоваться чужой беде, а меня вот порадовало, что у тёщи появился повод срочно уехать. Дальше — больше. Поймал себя на мысли, что Артурчику в любом случае лечиться, так мог бы, гад такой, сломать свою ногу дня на два раньше! Ему всё равно, днём раньше или днём позже, а у меня в семье насколько спокойнее бы было.

А уже дома, подойдя к детской услышал, как Уля воркует с малышкой:

— Котька, Котенька, котёнок ты мой маленький… — и понял, что гроза миновала.

Ну и слава Рысюхе!

Двадцатого июля на мой мобилет позвонил секретарь Государя, давно уже знакомый Прокречетов.

— Добрый день, Юрий Викентьевич. Вам сейчас удобно разговаривать? Есть на чём записать пару слов?

— И вам доброго дня, Семён Аркадьевич. Да, на оба вопроса.

— Итак, событие, о котором говорил Государь, начнётся шестого сентября. К сожалению, в осеннем балу, который пройдёт второго, принять участие не получится.

— Может, к сожалению, а может — и наоборот.

— Вам виднее, но я не об этом. Погрузка техники на платформы планируется первого сентября, там же, где и в прошлый раз…

— Извините, а можно без погрузки?

— Простите, в каком смысле?

— В том, что мы лучше своим ходом доедем. В тот раз у меня остались не лучшие воспоминания, а сейчас, боюсь, вся техника в один эшелон не впишется, придётся ехать минимум двумя, и мне уже страшно. Из-под Москвы мы обратно доехали колёсами даже чуть быстрее, чем туда поездом.

— В этот раз несколько дальше ехать придётся. Хотя, если по обычным дорогам, то расстояние получается меньше, чем по железным… Но опоздание недопустимо!

— Я это понимаю. Если сообщите место назначения, составим с моим командиром дружины маршрут и тогда смогу сообщить время в пути.

— Точное место я вам укажу на карте, пришлю на мобилет снимок. Примерно, для расчёта времени — город Касимов, это между Рязанью и Муромом. Но вы же понимаете, движение колонной…

— Прекрасно понимаю. Мы этот момент отрабатывали, немало нервов потратили. На каждый автомобиль будет два сменных шофёра, плюс запасные — у меня большинство дружинников имеют лицензию. Заодно проверим на практике и надёжность всех систем, и мобильность подразделения и всё остальное. В условиях, частично приближённых к боевым, так сказать.

— Смотрите сами. Пока ещё не поздно организовать перевозку по железной дороге…

— Конечно, посмотрим маршрут, подумаем, если поймём, что не тянем — я с вами свяжусь.

— Прибытие гвардейцев для смены ваших дружинников на охране портала было запланировано на двадцать восьмое августа, трое полных суток на передачу дел. Но с учётом новых вводных…

— Пусть приезжают, в любом случае управимся.

— Тогда готовьте к указанной дате жильё для тридцати двух нижних чинов, из которых пятеро унтер-офицеров и двух обер-офицеров.

— Приготовим.

Я не стал говорить, что жильё уже есть и надо только проверить — об этом, собственно, речь и шла. Не о строительстве же новых домов!

Посидели со штабом, покрутили карты, померили. Оказалось, примерно тысяча сто километров. Старокомельский уверил, что при наличии двух шоферов в одном автомобиле при достаточно длинном световом дне можно проводить в дороге до двенадцати часов, плюс два часа на привалы: два по полчаса, «оправиться и закурить», и один часовой на обед. Остаётся час на разбитие лагеря, час на сворачивание и восемь часов на сон.

— Но это если будет с собой достаточное количество ваших «передвижных казарм». Иначе с постановкой и сворачиванием палаток…

— Неужели палатки ставить дольше часа⁈ Мы на сборах десятиместную за пятнадцать минут поднимали…

— На подготовленном месте, заранее привезённую… Одна только выгрузка из кузовов палаток и всего нужного до двадцати минут занять может, потом выяснение, кто что чужое прихватил, потом планировка лагеря и куча других дел. Это не считая того, что колонна не мгновенно соберётся и остановится. Практика показывает, что рота, идущая с гужевым обозом, становится на бивуак минимум часа за два. Утром позавтракать, помыться-побриться, сложить палатки, загрузить имущество, выстроит колонну… Столько же времени, считайте.

— Ладно, комплекты деталей есть, сделаем. Главная проблема в кроватях и шкафчиках.

— Это мы решим! В Червене есть кроватная мастерская, закажем в лучшем виде!

В общем, запланировали шесть спальных фургонов, четыре двухосных и два трёхосных. Все мои офицеры уверяли, что за двенадцать часов в пути при средней скорости двадцать — двадцать пять километров в час дают до трёхсот километров в день. Если заложить на первый день уменьшенный пробег, километров сто пятьдесят — двести, и три полных, то получается четверо суток в пути, плюс сутки про запас… Если выехать первого сентября утром, то четвёртого к вечеру должны прибыть на место. Пятое число остаётся или в запас, доехать остаток пути, или для приведения себя и техники в порядок.

Пока смотрели, считали и думали, Прокречетов прислал снимок карты. Я, в свою очередь, перезвонил ему и сообщил, что готовы выехать первого сентября, по расчётам должны успеть с запасом.

— Что ж, если вы согласны — устроим пробег. Но в таком случае есть условие: если уж мы делаем проверку, то по полной программе: без остановок в городах и гостиницах, равно как и в трактирах. Всё сами, своими силами и своим лагерем. Справитесь?

— Именно так и планировали, Семён Аркадьевич.

Разговор странным образом успокоил. Теперь я знал, что в запасе ещё полтора месяца, успеем не только довести до ума всю технику, но и потренироваться ездить колонной, пусть не всей толпой, а десятком автомобилей, для начала до Пухович и обратно, потом до Викентьевки. Ох, и хлопотный остаток лета предстоит моим дружинникам!