За Дунаем - Цаголов Василий Македонович
— А, сволочь!
— Ти сама собак!
За этим последовала отборная брань, и Бабу никак не мог сообразить, что ему делать, да подоспел есаул. Во всю мощь легких он крикнул:
— Молчать! Нижние чины, на выход по одному. Живо!
Команда была подобна разорвавшейся гранате. Мгновенно наступила тяжелая тишина. Из-за стойки выкатился хозяин харчевни и, протянув к есаулу руки, взмолился:
— Деньги! Ваше благородие...
Есаул приказал всадникам занять место у выхода и никого не выпускать, а сам прошелся к стойке и обратился к нижним чинам:
— Что вылупили глаза? Кто из вас не рассчитался? Уплатите деньги и марш отсюда!
Допив вино, солдаты один за другим подходили к стойке и долго пересчитывали медяки, пока, наконец, хозяин не хватался за голову:
— Бог тебе судья! Иди... Ох! Разорили меня!
На выходе стоял Бабу и всматривался каждому в лицо. Прежде чем выпустить кого-нибудь, спрашивал:
— Кто затеял драку?
Все показывали на щуплого казака с лычками урядника и двух всадников из Терско-Горского конно-иррегулярного полка. Наконец в подвале остались одни провинившиеся. Есаул, схватив за шиворот урядника, тряхнул его так, что у того лязгнули зубы:
— Пьяная свинья! Опозорил все воинство! Перед кем?
Доставив задержанных в штаб полка, есаул учинил им настоящий допрос с оплеухами, против которых никто не возражал, лишь бы отпустили.
Оказалось, что урядник до того, как заявиться в харчевню, успел побывать в кабачке. Выпил там изрядно и то ли потерял, то ли у него там украли два рубля. Как бы то ни было, а обнаружив пропажу, урядник с горя забрел в харчевню и после - стакана водки стал похваляться, что у него много денег. Тогда два всадника подсели к нему и стали вымаливать у него взаймы три рубля, которые они задолжали хозяину трактира за вино и закуску. Урядник засмеялся, потом неожиданно умолк и, выпучив глаза, ударил кулаком по столу:
— Ду-рааки!
И тут началась потасовка..
Обо всем этом дежурный написал в рапорте начальнику дивизиона, а арестованных приказал взять под стражу.
Бабу было неприятно, что арестованные оказались ингушами и чуть ли не соседями.
— Мне стыдно за вас,— сказал он землякам.
— Послушай, отпусти нас,— умоляли они Бабу.— Ей-богу, мы тебе подарим ружье. Ингуш не обманет.
Оскорбленный предложением, Бабу даже опешил:
— Мне? Ружье?!
— Мало? А коня хочешь?
— Вы разве мужчины? Наденьте вместо шапок платки! — все больше распалялся Бабу и повернулся к ним спиной.
— Извини, земляк, обидели. А тебе не стыдно держать нас под арестом? Кто знает, может, наш отец был в доме твоего отца гостем...
И тут случилось неожиданное: Бабу открыл дверь и крикнул:
— Уходите...
Но теперь ингуши, поговорив между собой, ответили, что они не уйдут, если их даже поведут на виселицу, потому что, как и Бабу, они тоже родились на Кавказе.
Не выдержал Бабу, махнул рукой и пошел в дежурку.
4
Пока в пересыльной тюрьме шла перекличка, разноликая толпа настороженно замерла в тревожном молчании. Но стоило жандармским унтерам сложить длинные листы с замусоленными краями, как поднялся гомон. Тюремный двор стал походить на встревоженный улей. Арестанты сорвались с мест и забегали взад-вперед по просторному двору, в котором вдруг стало тесно.
Одни сновали в поисках земляков, другим непременно надо было узнать такое, от чего, как им казалось, зависела их судьба, а то хотелось просто поговорить и отвести душу, истосковавшуюся по новому человеку.
В этой пестрой толпе Царай и Знаур выделялись своей необычной для тех краев одеждой. Обращали внимание на их черкески и папахи, а потом уж приглядывались к лицу и качали головами, приговаривая: «Вроде бы похожи на турков». Друзья держались особняком и никогда не разлучались.
— Почему они бегают, как жеребята? — удивился Царай.— Не смог бы я жить среди них.
— Все кричат, и никто не слушает,— пожал плечами Знаур.— Эх, кто знает, что будет с нами теперь?
Он сунул руки в потрепанные рукава черкески и присел на корточки, рядом устроился Царай и тоже на корточках. Ему утром сняли наручники, и он беспрестанно гладил запястья.
Внимание Царая привлек забор из целых сосен, приткнутых одна к другой хлыстами вверх, казалось, они подпирают небо.
— Если бы мне сейчас сказали: «Перепрыгнешь через забор — можешь уходить домой», то...— Цараю показалось, что забор стал выше,—;.. перепрыгнул бы!
— А ты знаешь, в какой стороне наш аул? — спросил Знаур, но, не дождавшись ответа, проговорил с горечью.— Лучше думай о жизни...
— Двадцать лет,—свистнул Царай.—Нет, Знаур, я не буду ждать, пока у меня поседеет голова. Убегу! Запомни мое слово.
— Да разве отсюда можно убежать? Здесь же край света! — Знаур сверкнул глазами на друга, словно тот виноват в чем-то.— Погибнешь в дороге. А мне хочется жить ради сына.
— А я убегу,— совершенно спокойно ответил Царай.
— Куда? Тебя тут же поймают и убьют... Я спрашиваю тебя: куда ты пойдешь пешком?
— Или я убегу, или...— Царай накручивал на палец ус, а сам смотрел на забор, будто примерялся к нему.
— Не мучайся, смирись, и время пройдет быстрее...
— Нет,— глухо проговорил Царай, и Знаур сокрушенно покачал головой.
«Надо сдерживать его, а то наделает бед... Он очень похож на Бабу. Эх, был бы дома Бабу, может, и не случилось бы такое несчастье со мной,— Знаур положил подбородок на колено.— У нас уже пшеницу убирают... Здесь и земля другая, совсем не похожа на нашу». Знаур провел пальцем по земле, потом набрал щепотку земли, хотел понюхать, но передумал и высыпал.
По двору шел пьяный арестант. Он был раздет догола, если не считать мешковины, которая висела на нем, как на бабе широкая юбка, с той только разницей, что мешковина прикрывала его от пояса до колен. Он горланил песню и размахивал руками. Очевидно, он таким образом сохранял равновесие, а то бы упал, не сделав и одного шага.
— Пропил все с себя,— брезгливо поморщился Царай.
— Он умрет дорогой, ночью стало холодно.
— Не бойся, мы будем хоронить его в тот день, когда он не выпьет водки,— грустно улыбнулся Царай.
— А на что он выпьет? Фунт хлеба стоит 14 копеек, а нам дают по 10 копеек.
— Они хотят, чтобы мы погибли дорогой.
— Нет, мы не умрем! Нам надо вернуться домой, и мы вернемся.
— Эх, Знаур, ты слышал, что говорил этот русский?
Он уже второй раз идет в Сибирь... Полгода мы будем в пути... Полгода!
Знаур встал, расправил затекшие ноги и сказал:
— Пойдем, поглядим на людей.
Шли молча. Царай не отрывал взгляда от земли, а Знаур всматривался в каждого встречного. «Да разве отсюда убежишь? Нет, надо терпеть, перенести все, только бы вернуться домой. Эх, у меня уже родился сын, и он очень будет похож на Кониевых»,— Знаур остановился, подтянул сползшие ноговицы и тут их кто-то окликнул:
— Эй, земляки, салям алейкум!
Друзья оглянулись: к ним шел, разбросав руки, арестант, он улыбался неизвестно чему.
— Не узнаете? Вот так диво! Да я же гребенской! Земляк из Кизляра! — воскликнул он.
— Кизляр? — проговорил Царай и вдруг кинулся обнимать казака.— Кизляр! да... Кизляр!
Знаур тоже поздоровался с земляком, но сдержанно, кивком головы. А когда казак протянул ему руку, то крепко пожал ее и отступил в сторону. Он не хотел мешать своему расчувствовавшемуся товарищу.
— Значит, домой? Веселей будет нам добираться вместе-то,— казак перевел взгляд на Знаура.— А ты чего нос повесил? Аль не рад, браток? Домой, домой едем!
— Ты пойдешь домой,— Знаур махнул рукой.— А мы идем далеко... Сибирь.
— Как? А я, дурень, думал... Казак сник, словно ему предстояло отправляться в ссылку.— Тю! Ну ладно. Счастливой дороги вам, земляки. Передать вашим что? Ну, дома что сказать?
Похожие книги на "За Дунаем", Цаголов Василий Македонович
Цаголов Василий Македонович читать все книги автора по порядку
Цаголов Василий Македонович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.