Время героев - Рой Олег

– Летал на Ми-24, – уточнил Суетолог, – Афган, Чечня… наш человек.

Кроме командира, Валеры-Возилы и спокойного, как сонный лев, Суетолога из состава отделения на борту был только грязно-серый длинношерстый пес – возможно, кавказская овчарка или московская сторожевая, судя по размерам, мирно дремавший в промежутке между ПЗРК и трофейным гранатометом. Звали пса Зенитчик.

– Чует беспилотники, – пояснил командир – этот молодой лейтенант был самым разговорчивым в экипаже, – прямо как Чудак, мягкой ему травы за радугой…

– У командира был пес, Чудак, – пояснил Валера. – На Черниговщине подобрали, так он беспилотники чувствовал: еще и не гудит ничего, а он лаем заходится.

– От беспилотника и погиб, – глухо сказал бывший хозяин Чудака.

– Какой-то малошумный был, – пояснил Валера, – на самом полете Чудак его почуял, прыгнул, схватил за крыло и поволок… а тот взорвался.

Они замолчали. Александр тоже молчал. В таких ситуациях он не знал, что говорить. Это в голливудских фильмах все просто: «I’am sorry», хотя все понимают, что тому, кто произносит эти заезженные слова, по большому счету пофиг. Как там было в «Брате-2»? – «Здесь все просто так, кроме денег…»

Не дай бог нам когда-нибудь стать такими! Но Александр всю свою поездку видел другое. Искреннее сочувствие, искреннее желание как-то помочь. Поддержка. Порой и без слов. Ему не должны были давать разрешения, но никто даже не думал не то что отказывать в выдаче – ворчать или отговаривать. Подсказали, как быстрей добраться – пришлось лететь в Волгоград, а оттуда уже военным бортом. Впрочем, крюк этот не был для Александра Леонидовича в тягость – в Волгограде у него было еще одно дело…

Глава 11

Эхо прошедшей войны

Отца Александра, Леонида Северова, бабушка воспитывала одна. Его отец, тоже Александр Леонидович, ушел на фронт чуть ли не из-за свадебного стола – свадьбу сыграли четырнадцатого июня, а двадцать третьего новобрачный уже был на призывном пункте. Ему давали бронь на заводе, он отказался, отпустили с тяжелой душой. Через два месяца бабушка Александра узнала, что беременна, а его дед и полный тезка в это время под огнем противника переправлялся через Днепр у Смоленска.

Первого апреля сорок второго года, когда Александр Леонидович старший сражался в Торопце, отражая контратакующую мотопехоту Гудериана, – в городе шли ожесточенные уличные бои, немцы, еще не распробовавшие как следует вкус поражения, атаковали с демонической яростью, наши же отстаивали, словно крепость, каждый дом на их пути, – в солнечном Ташкенте на свет появился Леонид Александрович, будущий отец Александра Леонидовича младшего. Через месяц после рождения сына дед Александр попал в госпиталь, но сумел вернуться в строй – аккурат к началу Сталинградской битвы.

О доме Павлова, наверно, знают все. Не только у нас в стране – было время, когда и за рубежом это название было хорошо известно. Франция сопротивлялась гитлеровцам сорок два дня – и капитулировала, имея большую армию, больше артиллерийских орудий, танков и самоходок, чем вермахт с союзниками; дом Павлова в Сталинграде продержался пятьдесят восемь дней и выстоял, уничтожив при этом, по слухам, больше нацистов, чем вся чуть ли не полуторамиллионная французская армия.

Дед Александра в доме Павлова не был, но в Сталинграде таких домов был не один десяток – в подвале мирные горожане, наверху – наши бойцы, и самая большая тревога – чтобы спасти тех, кто внизу. Старшина Северов по ночам выводил мирных жителей к Волге, где их забирали моряки Волжской флотилии, снабжавшие обороняющиеся войска боеприпасами, продовольствием, иногда подвозившие немногочисленное подкрепление. За это он получил прозвище (позывные, как и радиостанции, тогда были редкостью) Сашка-Экскурсовод. Сашку-Экскурсовода хорошо знали те, кто сражался у завода «Баррикады» и на острове Людникова.

Там, на острове Людникова, – острове не среди водной глади, а в самом сердце фашистского наступления на Сталинград, – Александр Леонидович и погиб седьмого января сорок третьего года, не дожив всего три дня до начала операции «Кольцо», двадцать шесть дней – до капитуляции фельдмаршала Паулюса и чуть меньше двух месяцев – до первого дня рождения своего сына…

Судьбы порой переплетаются самым причудливым образом – в составе армии генерала Батова, которая, как огромный молот, обрушилась на окончательно озверевших от голода, холода и упорного русского сопротивления нацистов, воевал молодой лейтенант Метлицкий, которому суждено было стать вторым дедом Александра Леонидовича. Во время разгрома Паулюса Максим Захарович был тяжело ранен в уличных боях, недалеко от знаменитого сталинградского фонтана. Ранение в голову, казалось, не оставляло молодому парню никаких шансов, но его буквально вытащили с того света хирурги военного госпиталя. Тем не менее долгое время лейтенант Метлицкий находился между жизнью и смертью и, скорее всего, ушел бы за этот порог, если бы не забота медсестры Вари.

Варвара Стретенская была из «неблагонадежных элементов» – отец у нее был священник, успел посидеть в начале тридцатых, распределен в СЛОН, печально известный Соловецкий лагерь, но едва не умер от ураганного воспаления легких. В тридцать пятом был амнистирован и сослан на поселение в Уренгой, вместе с семьей. Оттуда Варвара и ушла добровольцем – девушка еще до войны училась на фельдшерских курсах и надеялась стать врачом. Она им и стала – уже после войны, причем выбрала для себя сложную отрасль нейрохирургии.

На то были и личные причины. Максим Захарович Метлицкий, комиссованный по тяжелому ранению в августе сорок третьего, до конца жизни не полностью оправился от полученных им ран. Временами он впадал в состояние ретроградной амнезии, и тогда место профорга крупного завода Минсредмаша Максима Захаровича занимал лейтенант Максим Метлицкий, вновь и вновь идущий в атаку на нацистов у фонтана Бармалей на Привокзальной площади в Сталинграде…

И кандидат медицинских наук, доктор-невролог Варвара Метлицкая ничего не могла сделать, кроме того, чтобы быть рядом со своей успокаивающей заботой и лаской. Впрочем, через какое-то время появился еще один человек, в присутствии которого Максим Леонидович успокаивался и потихоньку приходил в себя, – его внук Александр, сын старшей дочери Максима и Варвары, Людмилы Метлицкой, которая вышла замуж за Леонида Александровича Северова, познакомившись с ним в студенческом стройотряде. Маленький Саша как-то умел одним своим присутствием возвращать деда из пылающего, полуразрушенного города в реальность семидесятых годов ХХ века. В награду за это он получал рассказы деда, и не просто рассказы – о Сталинградской битве ему рассказывал тот, кто только что, по его ощущениям, вернулся из этого ада.

Эти рассказы, конечно, повлияли на решение Александра стать военным. А потом на другое решение: быть учителем истории. Есть рассказы, которым нельзя позволить умолкнуть, которые должны передаваться из поколения в поколение. И рассказ лейтенанта Метлицкого о Сталинградской битве, в которой он чудом выжил и в которую, по воле тяжелого ранения, то и дело возвращался сорок лет, до 10 мая 1986 года, когда его не стало, не умолк с его уходом. И не должен был замолчать никогда.

Глава 12

Кто твой ближний?

Бахмут двадцать третьего, проносящийся за триплексовыми стеклами «Тигра», напоминал Александру Леонидовичу Сталинград восьмидесятилетней давности – такие же дома-скелеты, такие же разрушенные промзоны, такая же закопченная до мазутной черноты земля, местами подернутая лоскутами грязного от копоти снега. И здесь, как и там, под руинами теплилась жизнь. Тысячи, десятки тысяч жителей города, загнанные в подвалы вроде бы своей же армией, своими защитниками! Здесь, да и по всему Донецкому краю, эти «защитнички» использовали мирняк как живой щит. И у кого-то еще поворачивался язык называть «оккупантами» русских – тех самых русских, которые выводили в безопасный тыл пленников подвалов Бахмута, как когда-то Сашка-Экскурсовод, дед Александра, выводил из подвалов Сталинграда мирных жителей этого города-героя.